Путеводитель по Шекспиру. Английские пьесы - Айзек Азимов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Все это время Фальстаф, испугавшийся, что феи и эльфы заколдуют его, лежит на животе, закрыв глаза. Феи делают вид, что обнаружили Фальстафа, и начинают щипать, щекотать и бить его.
Под шумок Слендер убегает с феей в белом платье, но это не Анна Пейдж; Каюс убегает с феей в зеленом платье, но это тоже не Анна Пейдж; с Анной убегает Фентон.
Приходит Форд, склоняется над Фальстафом, и тут наконец старый рыцарь начинает что-то понимать. Он говорит:
Я вижу, что из меня уже сделали осла!
Акт V, сцена 5, строка 122Фальстаф из пьес о короле Генрихе разобрался бы во всем намного раньше.
«Угощу тебя славным кубком вина…»Все от души потешаются над Фальстафом, но потом отпускают с миром. В конце концов, это комедия, в финале которой недовольных быть не должно. Пейдж говорит:
А впрочем, не унывай, рыцарь! Сегодня ночью я угощу тебя славным кубком вина за свадебным ужином…
Акт V, сцена 5, строки 173–174[150]Поссет — стакан горячего молока, щедро приправленного каким- нибудь крепким алкогольным напитком. Пейдж собирается подшутить над женой, рассказав ей, как он устроил брак Анны со Слендером.
Но тут приходит Слендер, ведя за собой мальчика в белом платье. Он похитил вовсе не Анну. Миссис Пейдж объясняет, что она перехитрила мужа и велела Анне надеть не белое, а зеленое платье, в котором Анна только что обвенчалась с доктором Каюсом. Но она спотыкается на полуслове, когда появляется Каюс и тоже говорит, что убежал с мальчиком.
Затем входят Фентон и Анна. Они поженились; Фальстаф ехидно улыбается и утешает себя тем, что в дураках остался не он один.
Но мистер и миссис Пейдж ведут себя достойно, принимают все как должное, и все идут к Пейджам праздновать «победу жен виндзорских», так что обиженным не остается никто.
Глава 10 «Генрих V»
В 1599 г., сразу после завершения второй части «Генриха IV», Шекспир взялся за «Генриха V».
Человек, в честь которого названа пьеса, — принц Хэл, беспутный принц Уэльский из двух пьес о Генрихе IV. Принц Хэл очень обаятелен, и чем ближе мы его узнаем, тем обаятельнее он становится. Король Генрих вызывает восхищение, которое со временем только усиливается.
В пьесе отношение Шекспира к этому персонажу меняется. Нельзя писать о короле-герое так же, как писал о беспутном принце. Драматург даже ощущает некоторую неловкость (или делает вид, что ощущает) при мысли о значимости темы. Шекспир описывает величайшую сухопутную кампанию и не знающую себе равных в истории Англии победу на суше. Для этого ему приходится использовать всю мощь своего гения.
«…Генрих принял образ Марса»Если Шекспир и не испытывал священного трепета от сложности стоявшей перед ним задачи, то чувствовал, что публика ждет от него чего-то невозможного. Повествование о славной битве и короле-герое, одержавшем в ней победу, должно было поражать своей величественностью.
Поэтому Шекспир начинает с пролога, восхваляющего короля. Он жалуется на недостаток средств, имеющихся в его распоряжении, и просит публику заполнить пробел, прибегнув к воображению:
Восполните несовершенства наши,
Из одного лица создайте сотни
И силой мысли превратите в рать,
Когда о конях речь мы заведем.
Пролог, строки 23–26 (перевод Е. Бируковой)Если бы сцена равнялась по величине полю боя, а труппа была такой же многочисленной, как сражающиеся армии,
Тогда бы Генрих принял образ Марса,
Ему присущий, и у ног его,
Как свора псов, война, пожар и голод
На травлю стали б рваться.
Пролог, строки 5–8Шекспир сразу предупреждает нас, что в этой пьесе мы не увидим принца Хэла. Прежний «воинственный Гарри» примет свой истинный облик — то есть станет воплощением Марса, бога войны.
Отражая события, происшедшие в царствование Генриха V, Шекспир сталкивается с сильнейшим соблазном впасть в шовинизм и даже откровенный ура — патриотизм, поскольку ему предстоит описать головокружительную победу, одержанную в чрезвычайно неблагоприятных условиях. Шекспир действительно был крайним шовинистом и ура — патриотом, но даже в этой пьесе дают себя знать свойственные ему пацифизм и ненависть к войне. Он мог бы написать, что Генриху сопутствуют слава и победа, но не сделал этого. Наоборот, «война, пожар и голод» только и ждут случая, чтобы вырваться на свободу.
«В одиннадцатый год…»Сама пьеса начинается в приемной королевского дворца в Лондоне. Стоит 1414 год; прошел год после коронации, которой заканчивается вторая часть «Генриха IV».
На сцене два высших церковных иерарха — архиепископ Кентерберийский и епископ Илийский.
Архиепископа Кентерберийского зовут Генри Чичли; ему шестьдесят два года. Чичли занял этот пост после смерти своего предшественника и оставался на этом посту двадцать девять лет. Архиепископа чрезвычайно тревожит внутреннее положение страны, неблагоприятное для церкви. Он говорит епископу Илийскому:
Милорд, узнайте: вновь грозит нам билль,
Рассмотренный при короле покойном
В одиннадцатый год его правленья;
Лишь смуты и раздоры прекратили
В палате общин прения о нем.
Акт I, сцена 1, строки 1–5Одиннадцатым годом правления покойного короля (то есть Генриха IV) был 1410–й; значит, речь идет о событии четырехлетней давности. Билль, который тогда едва не утвердил парламент и теперь снова поставленный на обсуждение, давал королю право секуляризировать (то есть отчуждать в пользу государства) земли, пожалованные церкви.
В Средние века все монархи Западной Европы испытывали такой соблазн. Не говоря об остальном, со временем владения церкви становились все более обширными, поскольку у богатых людей был обычай оставлять церкви часть своего движимого и недвижимого имущества — либо из набожности, либо в расчете, что такие пожертвования помогут им искупить свои грехи и попасть в рай. Пожертвования церковь принимала, но сулить что-то взамен не имела права, поскольку загробная жизнь была не в ее компетенции.
Во владения церкви, не платившей королю налогов, переходило все больше и больше земель, в результате чего налоговое бремя мирян, проживавших на постоянно уменьшавшейся светской территории, неуклонно росло.
Напряжение постоянно увеличивалось, и рано или поздно церкви приходилось расставаться либо с частью своей казны, либо с частью земельных владений. Естественно, церковь всегда протестовала против этого.
Для подавления постоянных восстаний, которые попортили немало крови Генриху IV, требовались деньги. Однако наложить лапу на собственность церкви королю было трудно, поскольку для этого требовалось официальное разрешение парламента, на которое в тогдашних непростых условиях рассчитывать не приходилось.
Когда с приходом к власти нового короля в стране воцарился относительный мир, пришло время снова вернуться к этому вопросу.
«И падшего Адама…»Оба прелата мрачно соглашаются, что, если парламент примет билль, для церкви это обернется катастрофой. Но как ее избежать?
Чрезвычайно важная деталь: архиепископ Кентерберийский принимает в расчет личность нового короля. Он указывает, что Генрих — вовсе не тот принц Уэльский, которого все считали беспутным шарлатаном. После коронации принц переродился. Архиепископ говорит, что в тот момент,
Как некий ангел, появился разум
И падшего Адама прочь изгнал,
Преображая тело принца в рай…
Акт I, сцена 1, строки 28–30Одна из наиболее известных библейских легенд рассказывает об Адаме и Еве, проживавших в саду Эдема. Отведав запретный плод, они согрешили, за что и были наказаны (вместе со змеем, который искушал их).
Адама и Еву (видимо, и змея тоже, хотя об этом в Библии не говорится) изгнали из Эдема, который после этого стал настоящим раем. То же самое, пользуясь метафорой архиепископа, произошло с принцем.
И никогда волна прекрасных чувств
Так бурно не смывала злых пороков,
И гидра своеволья никогда
Так быстро недр души не покидала,
Как в этот раз.
Акт I, сцена 1, строки 33–37Гидра — чудовище из греческих мифов, жившее возле города Аргоса. Это была огромная змея с девятью головами, которые выдыхали яд. На месте отрубленной головы тут же вырастали две новые, а одна из голов была бессмертной.
Гидру убил Геркулес. Для этого понадобилось, чтобы помощник героя прижигал разрубленную шею. А бессмертную голову, все еще шипевшую и плевавшуюся ядом, Геркулес зарыл в землю и положил сверху огромный камень.
