Адмирал Колчак. Жизнь, подвиг, память - Андрей Кручинин

В начале лета 1919 года из Пекина раздались резкие нападки на Атамана Семенова и угрозы открытия военных действий. «… Китайское правительство решило ввести свои войска в Маньчжурию и Читу, чтобы принудить меня оставить китайскую территорию и избавить местность от постоянной угрозы, – телеграфировал Григорий Михайлович Хорвату. – Я заявил местным китайским властям, что не допущу перехода границы Забайкалья китайскими войсками, им тут нечего делать». Кажется, с той же точки зрения следует рассматривать и поддержку Атаманом монгольских князей, стремившихся к отделению от Китая ряда территорий и в любом случае создававших немало забот китайской администрации, у которой, таким образом, оставалось меньше времени и сил для действий против России.

Зная о внутренних раздорах между пекинским правительством и его представителями на местах, Семенов попытался сыграть и на этом. В октябре 1919 года он ездил в Мукден для переговоров с генерал-инспектором Северо-Восточных провинций Китая (Маньчжурии), властным и самостоятельным генералом Чжан Цзо-Лином, и попытался добиться его согласия на ввод в полосу отчуждения русских войск из Забайкалья. Чжан Цзо-Лин то ли ушел от ответа, то ли лицемерно пообещал содействие, но не вселил в Атамана полного доверия, тем более что Григорий Михайлович уже делал попытки ввести в полосу отчуждения свои части под видом переброски их в Приморье (высадка «семеновцев» из эшелонов была пресечена китайскими войсками). Действия Атамана явно вели к восстановлению русского влияния на КВЖД во всем его объеме, и достойно сожаления, что они, как и «монгольский проект», были тенденциозно представлены адмиралу Колчаку в качестве «прояпонских авантюр».

Сразу подчеркнем, что недружелюбие китайцев вовсе не было ответом на эти решительные и действительно авантюрные поступки Атамана. Еще в мае стало известно о готовящейся пекинским правительством отправке на Амур «трех речных крейсеров», а в июле японский представитель сообщал адмиралу Тимиреву о начале реализации этих планов. По-видимому, подготовка экспедиции затянулась, и китайские корабли на Амуре появились только в октябре. Вопреки распространенному мнению, это были не речные пароходы, спустившиеся из Маньчжурии по Сунгари, а мореходные канонерские лодки из Шанхая, вошедшие с моря в устье Амура и двинувшиеся вверх по реке. Однако 24 или 25 октября (в источниках приводятся различные даты) канонерки были обстреляны с берега артиллерийским огнем верстах в двадцати от Хабаровска.

Приказ об открытии огня отдал Атаман Калмыков, который потребовал немедленно увести корабли в Николаевск-на-Амуре, что китайцы и вынуждены были сделать, – Колчак же благодарил Калмыкова за проявленную твердость. Показательно, что ни пекинское правительство, ни генерал Чжан Цзо-Лин, несмотря на угрозы, так и не решились ни на какие ответные действия; но вряд ли это следует объяснять исключительно твердой позицией Атаманов или авторитетом Верховного Правителя. Похоже, что свою роль тут сыграла позиция союзников, пока не собиравшихся отступаться от адмирала, – с западными же державами Китай явно не желал ссориться.

А официального признания союзниками так и не состоялось. Правда, в ответ на ноту Колчака они еще 12 июня выразили свое удовлетворение и обещали поддержку, тем более что за поставки оружия, обмундирования, даже отпечатанных заграницей денежных знаков Российское Правительство сполна расплачивалось. И потому возникает вопрос, насколько необходимым было это признание?

«… Признания все-таки не было, и помощь союзников оставалась случайной и бессистемной», – утверждает Гинс, выделяя всю фразу курсивом. Кроме того, не будем забывать и аргумент, уже прозвучавший в цитированной нами телеграмме Юденича: великие державы могли оказывать давление на новообразованные окраинные государства, для которых непосредственные переговоры с центральным русским правительством, очевидно, были бы осложнены взаимным недоверием и претензиями. Так, 8 июля 1919 года тот же Юденич телеграфировал в Омск: «… Необходимо помочь Маннергейму получить от Англии прямое предложение наступать с обещанием поддержки деньгами и вооружением». Быть может, такое привлечение иностранцев для посредничества между Россией и отдельными областями бывшей Империи и казалось весьма неприглядным, однако «реальная политика» и тяжелая обстановка Гражданской войны то и дело диктовали свои условия.

Но все-таки главным фактором во внешней политике адмирала Колчака оставались успехи или неудачи на внутреннем фронте.

Глава 14

Прокладывая курс

«Внешнюю политику делала армия. От нее зависели и размеры, и последовательность помощи союзников», – написал в своей книге «впечатлений и мыслей члена Омского Правительства» Гинс, и слова эти можно толковать двояко. Буквальное прочтение связывает объем и характер иностранных поставок с реальными потребностями воюющей армии. Однако есть и более глубокий смысл: союзная помощь оказывалась с оглядкой на ход боевых действий, и войскам Верховного Правителя приходилось почти буквально завоевывать доброе расположение иностранцев. Казалось бы, тезис о преобладании в военное время военного же фактора выглядит очевидным, однако слишком часто он подменяется поисками причин как побед, так и поражений в любой сфере (административной, идеологической, аграрной, финансовой…), только не военной. С подобной точки зрения оценивают обычно и борьбу адмирала Колчака, а значит, и нам не миновать обсуждения этих вопросов.

Мы уже привыкли, что нападки на Верховного Правителя и его политику производятся с диаметрально противоположных позиций. Это относится и к вопросу о целях борьбы, которые одними осуждаются из-за пренебрежения «народовластием» и Учредительным Собранием, а другими, наоборот, из-за якобы чрезмерной привязанности к расплывчатому лозунгу «Учредилки». Определенную расплывчатость правительственных деклараций и неэффективность осведомительно-агитационного аппарата признавал, в сущности, и сам Колчак, начав свой приказ, отданный 26 июля 1919 года, с фразы, которая звучит весьма удручающе: «Ко мне поступают сведения, что во многих частях до настоящего времени остаются неизвестными цели и задачи, во имя которых я веду и буду вести с большевиками войну до полной победы». Как же формулировал эти цели Верховный Правитель России?

«Мы ведем борьбу за Русское Национальное дело – дело восстановления нашей Родины как свободного, единого и независимого Государства.

Мы ведем борьбу за право самого народа путем свободных выборов и голосования в Учредительном Национальном Собрании определить свою судьбу в устройстве государственной власти и в удовлетворении потребностей земледельцев в земле и рабочих [ – ] условиями и обстановкой труда [90].