Адмирал Колчак. Жизнь, подвиг, память - Андрей Кручинин

Полностью признана была лишь независимость Польши, о чем в той или иной форме делались официальные заявления еще до октября 1917 года. Однако установление русско-польской границы откладывалось до Учредительного Собрания, а в административной практике «колчаковского государства» по отношению к полякам имелись свои особенности, о которых союзникам знать было вовсе не обязательно. Так, согласно утвержденному адмиралом постановлению Совета министров от 20 марта 1919 года «русско-подданные польской национальности», желающие выйти из русского подданства, освобождались от призыва в армию, но… лишь «в случае их желания сражаться в формируемых национальных польских частях»; таким образом, «сибирских поляков» в сущности также мобилизовали, только теперь уже как «иностранных союзников».

Двойственный характер имел ответ Колчака на вопрос о независимости Финляндии. «Готовность признать фактически существующее финляндское правительство» сочеталась в нем с утверждением: «окончательное же решение вопроса о Финляндии принадлежит Учредительному Собранию». Барон Будберг, перебравшийся из Харбина в Омск и некоторое время занимавший даже пост военного министра, впоследствии брюзжал, что генерал Маннергейм «предлагал Верховному Правителю двинуть на Петроград стотысячную финскую армию и просил за это заявить об официальном признании нами независимости Финляндии», но предложение было отвергнуто, что якобы и привело к катастрофе всей борьбы за освобождение России. «Он с восторгом рассказал случай, – пишет Будберг об адмирале, – с отказом принять предложение помощи Маннергейма только потому, что надо было поступиться и признать независимость Финляндии; когда же я ему высказал, что не было ли такое решение крупной военной и государственной ошибкой, то он весь вспыхнул, страшно огорчился и ответил, что идеею великой, неделимой России он не поступится никогда и ни за какие минутные выгоды». Объективность все же требует признать, что даже с точки зрения «реальной политики» прав был не Будберг, а Колчак, когда говорил: «Мы их признаем, а они все-таки не помогут». Вспомним стратегическую ошибку генерала Юденича, слишком долго делавшего ставку на Финляндию: Маннергейм, проиграв в июле 1919 года президентские выборы, уехал заграницу, а все «финские корпуса» так и остались в воображении любителей «переигрывать» историю.

Заметим здесь же, что Колчак вполне благосклонно относился к идее союза с Финляндией и 26 мая телеграфировал Юденичу: «Поход Маннергейма на Петроград чрезвычайно желателен, но при непременном условии участия в нем русского отряда под Вашим командованием», – соглашаясь на передачу «общего руководства военными действиями» финнам, с условием, однако, чтобы в освобожденной столице была установлена русская администрация. Окончательное же признание независимости Финляндии Колчак упорно откладывал, и причины, в общем, понятны: вопрос о государственной границе, которая стала бы проходить в непосредственной близости от Петрограда, не мог быть решен в горячке войны, да еще при преобладании финских войск в регионе. Вот как комментировался в русской печати соответствующий пункт ноты Верховного Правителя: «… Для ограждения столицы от возможности нападения врага со стороны Финляндии, России в силу необходимости приходится иметь там целый ряд крепостей и держать там русские войска. Это обстоятельство заставляет Российское Правительство очень осторожно относиться к полной независимости Финляндии и передать окончательное решение этого вопроса Учредительному Собранию». Поэтому, как вспоминал Гинс, адмирал опасался скоропалительным решением «связать Россию», и здесь ему нельзя отказать ни в благородном государственном чувстве, ни в определенном политическом расчете.

Для остальных же окраинных областей, также претендовавших на независимость («национальных группировок Эстонии, Латвии, Литвы, Кавказских и Закаспийских народностей»), у Колчака была лишь автономия. Любопытна и эволюция взглядов, бытовавших в Сибири на «украинский вопрос»: если в декабре 1918 года предполагалось, что украинские воинские части, формируемые здесь, будут на правах союзных находиться в подчинении генерала Жанена, то весной 1919-го украинский «курень [89]имени Тараса Шевченко» вышел на фронт в составе русского соединения (где и запятнал себя изменой и переходом к противнику), в апреле Колчак передавал Хорвату, «что он не находит возможным сейчас разрешать формирование украинских частей», а в июне фронтовая газета с гневом писала о новых «украинских» проектах: «Из каких русских людей образованы эти украинцы? Ведь никаких украинцев нет, их сочинили Австрия и Германия, чтобы отколоть часть России. Не достаточно ли этой комедии. Неужели недавние горькие уроки прошли даром?» В ответе же Верховного Правителя на союзную ноту Украина даже не упоминается…

Зато упоминается оккупированная румынами Бессарабия, судьбу которой союзники передавали на решение международной мирной конференции. Напротив, адмирал определенно отнес «бессарабскую» проблему к компетенции русского Учредительного Собрания, а в частной беседе, очевидно, отнюдь не полагаясь на добрую волю Румынии, отозвался о ней сурово и лаконично: «Все эти вопросы решит война».

Было ли это бравадой? Нет, в словах Александра Васильевича звучала подлинная решимость, – ведь даже в тот момент, а не в какой-то отдаленной перспективе, он был готов отстаивать русскую честь и русское достояние вооруженной рукою. Так, когда 26 сентября 1919 года командование союзного контингента во Владивостоке потребовало вывести из города русские части, – Командующий Приамурским военным округом получил из Омска следующую телеграмму:

«Повелеваю вам оставить русские войска во Владивостоке и без моего повеления их оттуда не выводить. Интересы государственного спокойствия требуют присутствия во Владивостоке русских войск…

Сообщите союзному командованию, что Владивосток есть русская крепость, в которой русские войска подчинены мне и ничьих распоряжений, кроме моих и уполномоченных мною лиц, не исполняют.

Повелеваю вам оградить от всяких посягательств суверенные права России на территории крепости Владивосток, не останавливаясь в крайнем случае ни перед чем.

Об этом моем повелении уведомьте также союзное командование».

Единомышленниками и надежными сотрудниками Верховного Правителя в этом вопросе оказываются дальневосточные Атаманы, в чей адрес обычно раздается так много упреков. А ведь нельзя забывать, что как Семенов, так и Калмыков перед лицом недружественных иностранцев оказывались в роли защитников русских рубежей, и на упреки в адрес обоих генералов, «не давших ни одного человека на основной противобольшевицкий фронт», следует напомнить: в Забайкальи и Приморьи им противостояли не только красные партизаны, но и… китайские войска.