И пожнут бурю - Дмитрий Кольцов

– Прости, но что такое революция?

Это слово не давало мальчишке покоя. Он и вправду не знал, что оно означает. И, чтобы до конца осознавать смысл всего потока информации, что изливала Кэт, он решил напрямую, немного стыдясь своей необразованности, спросить о том, что же такое «революция». Старуха как-то подозрительно улыбнулась, после чего наклонила голову чуть влево.

– Позволь рассказать тебе историю, милый мальчик, – произнесла Кэт, – уверена, она откроет тебе глаза. Когда я была женщиной в самом расцвете своей молодости, я проживала в городе, который до сих пор люблю невероятно крепко, но также крепко и презираю. Я жила в Париже, мальчик. Близился серьезный диссонанс, потому как после ужасной зимы по всей стране был неурожай, засуха, градом были побиты многие виноградники, в том числе и виноградник моего дедушки из Бургундии. Я чувствовала что-то неладное. В один из дней лета, насколько помню, это был июль шестнадцатого года правления Луи Шестнадцатого, я отправилась в сад Тюильри, чтобы прогуляться в спокойствии и надышаться свежим воздухом в центре столицы. Но до Тюильри мне добраться суждено не было. Меня сбила карета какой-то знатной особы, когда я переходила улицу, уже и не вспомню название. Лошадь ударила меня копытами по голове, от чего я упала в забытьи. Очнулась же я уже у себя дома, меня нашла сестра. Голова раскалывалась, все плыло. Мне не хотелось жить, потому как боль можно было унять лишь пресловутым подарком Дьявола – опиумом. Неожиданно, когда я кинула взор на распятие, висевшее на одной из стен комнаты, в голове моей что-то произошло. Произошло что-то страшное и непонятное. Я увидела неизвестные доселе картины, показывавшие реальную жизнь, настоящие, как мне думалось, события. Я испугалась, но развидеть картины не могла, не получалось. Лишь на через неделю я поняла, что означали эти картины. На них была изображена смерть. Смерть всего старого, но рождение чего-то абсолютно нового и неизвестного. Так я поняла, что увидела будущее. Я предвидела день четырнадцатый день июля месяца того же года.

– День взятия Бастилии! – не выдержал Юби. Старуха не удивилась.

– Именно, день взятия городской крепости Бастилия, – продолжила Кэт с той же интонацией, – так начался уже неостановимый процесс, название которому – революция. За последние несколько лет уходящего тогда восемнадцатого века произошло немало событий, которые являлись мне в картинах. Например, гильотина. Страшная вещь. Я была тогда на площади короля Людовика XV, которую жирондисты переименовали в площадь Революции. Я видела, как упала голова корзину голова Луи Капета, как палач показал ее ликующей толпе. Это было страшно. И вот теперь, будучи здесь, в цирке, спустя столько лет, эти картины возвращаются. Отличие их лишь в том, что страной является наш цирк. Этому режиму приходит конец, я чувствую. Я вижу, как и восемьдесят лет назад, Старый порядок будет разрушен, а король будет казнен. Этого не избежать. Вопрос лишь в том, когда разверстая пасть Ада поглотит наш Рай…

– А ты не знаешь? – изумленно спросил Юби.

– Мне не дано знать этого, – ответила старуха, – ведь даже тогда, великую революцию я предсказать не смогла до точной даты, лишь поняла, что это случится. И здесь также – не ведаю, когда это произойдет. Но то, что нас всех ждет гибель и последующее перерождение – бесспорно…

– Почему же ты не расскажешь это Хозяину?

– Наивно, мой мальчик, полагать, что король поверит в то, что против него готовится заговор. Особенно, если король этот сам себя и короновал. Он боится потерять власть, а потому намеренно убедил себя в том, что обладает непререкаемым авторитетом. Он убежден, что народ его любит и боготворит. И до самого последнего момента не будет верить, что все повернулись против него. Такова участь диктаторов…

– Тогда почему ты говоришь это мне?

Юби по-настоящему пребывал в изумлении, несравнимом ни с чем, испытанном им при жизни. Но здравый смысл имел и он, подросток, потому и задал вопрос, который следовало задать намного раньше, и в таком случае слушать было бы более понятно, нежели сейчас, когда основная часть уже была проговорена вещуньей. Тем не менее, вопрос, к счастью, все-таки был задан, а потому Юби был убежден, что получит какой-нибудь невразумительный ответ, после чего сможет вздохнуть со всем спокойствием души. Старуха, перед тем, как ответить, взяла в руки шкатулочку, что стояла все это время на столике. Открывать ее она не стала, лишь крепко сжала в руках, будто намеренно сдерживая себя от искушения открыть ее.

– Говорила я тебе уже, – наконец, сказала вещунья, – потому что ты чист. Чист душой и чист помыслами. В тебе нет той звериной сущности, что живет в каждом взрослом человеке. Скажи я кому другому, например, вашему новоприбывшему, он без промедления был бы готов сам, как можно скорее, претворить мои слова в жизнь. Но в тебе смерти я не вижу. Я верю, что ты мудрым окажешься, и потому не поведаешь эту историю никому, кроме Господа нашего. В противном случае – гибели не избежать и тебе…

Последняя фраза старухи пробрала парня до костей, словно могильный холод коснулась души, а после раздавила, как жука. Совсем тяжело стало ему находиться в палатке. Хотелось поскорее сбежать отсюда, спрятаться куда-нибудь и не вылезать более. Однако, какая-то невиданная сила держала его внутри, не позволяя заговорить о том, чтобы прервать беседу и уйти. От этого становилось еще страшнее. Старуха Кэт пристально смотрела на Юби, дожидаясь его ответа. Но парень молчал. Он то ли не знал, что сказать, пребывая в опустошенном состоянии, то ли попросту боялся озвучить свои мысли. Так прошло несколько минут. Несколько самых тяжелых минут в жизни Юби. Даже расставание с матерью, которая умирала от оспы, он перенес легче. Тогда он не волновался о себе. Теперича именно за свое будущее он переживал боле всего. «Что же делать? Надо ответить! Но как, но что? Мысли путаются, в горле пересохло», – думал в этот момент Юби. Пытаясь сформулировать ответ, парень переминался, сжимал и разжимал кулаки, в кровь искусал нижнюю губу, но ничего не добился. В итоге, выжав из себя последнее, что пришло в голову, Юби сказал лишь:

– Я…мне…это очень тяжело и страшно…

Больше ничего он сказать не смог, начал тихо плакать. Старуха Кэт не винила мальчишку за это. Как никак, он являлся обыкновенным подростком, которому свойственно было проявлять эмоции. Вещунья хотела дать парню чарку воды, как вдруг что-то услышала. Она посмотрела на плачущего Юби, потом на ворона, который