Следы помады. Тайная история XX века - Грейл Маркус
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Бретонцы в «Хрониках Артура» рассказывают, как король Артур с помощью плотника из Корнуэлла изобрёл чудо своего двора — волшебный «Круглый стол», располагаясь вокруг которого, рыцари больше друг с другом не воевали… Плотник сказал Артуру: «Я сделаю для тебя прекрасный стол, за которым шестнадцать сотен человек и более смогут сидеть вокруг него, так что никто не будет лишним…»
— Марсель Мосс, «Опыт о даре», 192543
В СИ Дебор называл такой мгновенный переход к общему изменению двусторонним связующим фактором, в ЛИ он называл это «Северо-Западным проходом». Метафора была не географическая, а психогеографическая — эта была сама психогеография. Она являлась частью истории современного города и предыстории dérive; Дебор обнаружил её в «Исповеди англичанина, любителя опиума», воспоминаниях Томаса де Квинси, опубликованных в 1821 году.
«Я помню долгие, восхитительные психогеографические прогулки по Лондону вместе с Ги», — рассказывал Александр Трокки в 1983 году, за год до своей смерти. «Он водил меня по незнакомым мне местам, по местам, неизвестным ему самому, водил туда, куда, по его ощущениям, я бы ни за что не попал, не будь я с ним. Он был человеком, способным открыть город». Они познакомились в Париже в 1955 году, где родившийся в 1925-м в Глазго Трокки служил одному богу как порнограф в издательстве Мориса Жиродиа “Olympia Press”, а другому в качестве редактора унылого авангардного ежеквартальника “Merlin”. Присоединившись к ЛИ, Трокки был вынужден оборвать все связи, порвать с прежними друзьями и работодателями: «Я перестал с ними общаться. Я был на пороге вступления в тайное сообщество, в закрытую группу, которая должна была стать для меня всем миром». Ему было около шестидесяти, когда мы познакомились, а выглядел он лишь на сорок: крепкого телосложения, энергичен, его глаза глубоко посажены, но проницательны и ясны. Большой угрожающий нос смотрелся на лице как кулак. Невозможно было поверить, что он был зависимым от героина почти тридцать лет.
Хотя в 1956 году Трокки уехал из Парижа в США, Дебор, когда формировался СИ, посчитал его за основателя, действующего ситуациониста. В 1960 году Трокки опубликовал «Книгу Каина», автобиографический роман в виде дневника наркомана: “Il vous faut construire les situations”[142], — писал он на последних страницах книги. Он называл дозу: «систематический нигилизм», но также и «целенаправленная ложка в бульоне жизненного опыта».
Долгое время я склонялся к мысли об отсутствии выхода. Я не могу сделать того, чем я не являюсь. Я некоторое время жил деструктивной жизнью, мало-помалу становясь писателем, с чувством вины, осознанно и непрерывно предаваясь этому занятию. Критическое суждение в условиях объективной смерти исторической традиции: декадент в грандиозном повороте истории, по природе своей не способный меняться вместе с ней как писатель, я живу моим собственным «да-да». На всём этом лежит отпечаток страшной эмоциональной грязи. Сталь логики нуждается в ежедневном закаливании, чтоб внутри неё образовался вулканический элемент. Ежедневно разрастающийся, так что его сложно удержать внутри. Я своего рода бомба46.
Такого человека искал Дебор, но Трокки по-настоящему так и не вернулся. «Книга Каина» прославила его в богемных кругах Британии, и в 1962 году в Лондоне он начал «Проект Сигма», попытку объединить любого рода диссидентскую и экспериментальную культурные тенденции в интернациональный корпус «космонавтов внутреннего космоса». Дебор опубликовал манифест «Сигмы» в № 8 “Internationale situationniste” за январь 1963 года, однако после этого следовала двусмысленная пометка о том, что Трокки следует своему “technique du coup du monde”, своему «невидимому мятежу в умах миллионов» уже не в «качестве члена СИ» — Дебор воспринял сотрудничество Трокки с людьми вроде оккультиста Колина Уилсона и поэта-битника Аллена Гинзберга, которых он давно игнорировал как «кретинов-мистиков», в качестве resignation absent la lettre[143]. Трокки воспринял колебания Дебора как исключение, и ему так и не удалось прийти в себя после этого.
«Ги полагал, что мир обрушится сам по себе, и мы вступим во владение им, — говорил Трокки в 1983 году. — Я хотел этого: вступить во владение миром. Но ты не можешь управлять миром, изгоняя из него людей! Ги даже не назвал по имени тех, с кем я дружил: Тимоти Лири, Ронни Лэйнга. Я помню его последнее письмо: “Твоё имя оскорбляет честных людей”. Он был как Ленин; абсолютист, беспрестанно исключавший людей, пока не остался один. Исключения были тотальны. Это означало остракизм, люди отсекались. В перспективе могло дойти и до стрельбы — случилось бы и такое, если бы Ги “захватил власть”. А я не мог бы никого застрелить».
«Это не было вопросом лояльности», — сказал Трокки; он развёл руками: «Я был лоялен Ги. Я любил его». Вдруг Трокки отворачивается от меня и кричит в сторону: «Ги, Ги, ЧТО ЖЕ ЭТО ТАКОЕ? Я говорю сейчас с тобой, даже если ты никогда мне не ответишь!»
Мы находились в пятиэтажном здании без лифта в старой части Кенсингтона. У Трокки были планы на сценарии, фильмы, воспоминания, он зарабатывал на жизнь, распродавая редкие третьесортные книжонки в маленьком киоске на Портобелло роуд. Его квартира была замусорена шприцами и сломанными ампулами. Стены были завешаны диаграммами города Констана, одного из ситуационистов-основателей: «В Новом Вавилоне человек был освобождён от своего бремени и самостоятельно строил свою жизнь». Я переписал эту фразу к себе в блокнот: это, подумалось мне, случилось там, где завершился проект преобразования мира.
Даже в это мгновение ирония не смогла проникнуть глубоко, вероятно, из-за того, что Трокки уже сошёл с орбиты великого проекта. Он снова рассказывал о его усечённом варианте, где желание вступить во владение миром означало прежде всего желание быть в
