С небес об землю - Ли Дэн

Захотят, и будут бомбить другую суверенную страну, и похитят и вывезут за границу главу суверенной страны. И не скрываясь, не называя это похищением человека, что уголовно наказуемо в их же собственных странах, посадят его в чужую тюрьму и будут судить по чужим законам, отказывая в суверенитете этой стране, но ревниво оберегая свой.

Захотят, и, финансируя террористов и организуя их специальную подготовку, объявят священную войну с мировым терроризмом, используя эту торговую марку в качестве повода для вмешательства в дела суверенных стран с целью получения сверхприбылей за счет паразитирования на их природных богатствах.

Захотят, и будут на весь мир кричать «Руки прочь от нашего дорогого кровавого убийцы» и вопить о неправомерном применении силы, ибо правомерно применение силы только с их стороны и стороны их прихлебателей, продавших собственный народ за гамбургеры и яркие шмотки, а остальные должны покорно лечь и раздвинуть ноги.

Захотят, и будут давать указания другой суверенной стране, как ей нужно поступать в области внутренней и внешней политики, и опротестовывать действия суверенного правительства, поскольку они не соответствуют законам и нормам, принятым в той стране, которая опротестовывает.

И будут щедро раздавать людям деньги, чтобы те выходили не на работу, где платят меньше, а на улицы и протестовали против политики своего правительства. А сами при этом будут петь о священной демократии и правах на свободное волеизъявление людей, отрабатывающих эти деньги.

И будут с пеной у рта вопить о нарушении прав отдельного человечишки, не обращая внимания на нарушения прав целых народов, которые допускают они сами или их подельники.

И будут отстаивать права сексменьшинств на их сексменьшинство, как самое высшее достижение человечества, и переименовывать мать и отца в пронумерованных родителей номер один и номер два.

И будут требовать освобождения в другой стране всякой, посаженной за мелкое хулиганство мрази, на том основании, что эта мразь проводит их политику.

И будут требовать немедленного освобождения богатого человека, потому, что богатому все можно, но богатого нельзя держать в тюрьме.

И будут категорически протестовать против любых попыток других стран стать независимыми и навести порядок в собственной стране, потому что, «чем хуже вам, тем лучше нам».

Но это большие боссы, для которых закон не писан, а есть право силы и наглость хода, где считается настоящим владельцем тот, кто первым крикнул — это мое.

А мелкие боссы, всякого рода бизнесмены, расплодившиеся как кишечная палочка в фекалиях?

Они уверены в своем праве обирать других, потому, что на их стороне и купленные чиновники, и купленные адвокаты, и наворованные деньги, и отморозки, готовые за приличные бабки на любые преступления, и, самое главное — стая, в которую они вошли, которой они отстегивают в общак, не важно — деньги, ресурсы или поддержку, стая, горой стоящая за своих, потому что иначе они вымрут по одиночке, а выжить могут, только поддерживая друг друга.

А есть мразь еще мельче. Те, у кого не хватает ума выбиться в «люди», но хватает «наглости хода» или физической силы, чтобы обирать более порядочных или более слабых.

Которые считают, что правда единственна и принадлежит именно им.

Которые считают, что имеют право на чужой кусок, потому, что «они этого достойны» и им так хочется…

Эх, люди, люди. Поставить бы вас мордой к вампиру…»

Я схватил ребят за плечи, удерживая их на месте.

Вампир ухмыльнулся, глядя мне в глаза, и нарочито замедленно наклонился к ее шее, выпустив клыки. «Он играет», — молнией пронеслось у меня в голове. «Он не голоден, он играет. А лицензия выдана специально. Опять многоходовка Завулона? Только где скрытый смысл?».

В последний момент, когда он уже был готов вонзить клыки, девушка вдруг подняла руку и ткнула его в глаза растопыренными пальцами. С кончиков пальцев сорвались две молнии. Вампира отбросило. Он упал на спину, царапая когтями выжженные глазницы.

Девушка застыла, парализованная страхом. Опираясь о землю, вампир, медленно поднялся.

Я увидел, как девушка протянула руку, поймала послушно раскрутившуюся нить регистрационной метки и рванула на себя.

«Этого не может быть», — потрясенно подумал я. «Она не Иная. Она не может знать о метке и о том, как с ней работать. Ей управляют? Но кто? А вампира, этого молодого самодовольного дурака, который нагло провоцировал нас, уверенный в своей безнаказанности, отдали на заклание. Либо мы сорвемся, либо он будет убит. Но кто стоит за всем этим? Кто?».

Метка на груди вампира, хрустнула. Вампир взвыл. Из глазниц потекла слизь. Кожа ссохлась, обтянув кости. Потом переломился позвоночник, и дергающиеся останки рухнули к ногам девушки, рассыпавшись серым пеплом.

Девушка в ужасе отшатнулась, оглянулась на нас и бросилась бежать.

— Прибери здесь, — крикнул я Славе и бросился за девушкой, слыша сзади дыхание догоняющего меня Виталия. Быстро удаляющийся цокот каблучков слышался уже впереди за поворотом.

Я повернул за угол, но девушки не увидел. Нырнув в сумрак, я увидел ее, улепетывающую в сумраке. Явно, потенциальная Иная. И с большой силой. Я вначале не мог так долго находиться даже в первом слое сумрака.

Девушка оглянулась на меня и вдруг нырнула во второй слой сумрака. Нырнув за ней, я успел увидеть как она, не останавливаясь, погрузилась в следующий слой. Я подхватил тень своей тени и нырнул за девушкой.

Она стояла, прижавшись к груди худого, как щепка, мужчины с впалыми щеками, коротко постриженными черными волосами и большими, печальными глазами, одетого в темный свободный костюм и серую рубашку. Я сразу узнал Завулона. Он, обняв ее за спину одной рукой, другой легко гладил по волосам и что-то тихо нашептывал в ухо. А она, вцепившись в него, судорожно всхлипывала и все повторяла:

— Там…, там…

— Здравствуй, враг мой, — сказал Завулон, глядя на меня.

— Ночной Дозор, — сказал я. — Выйти из сумрака.

Завулон медленно покачал головой.

— Я не сделал ничего запрещенного Договором, просто успокоил девушку.

Он снова тихо провел рукой по ее волосам. Девушка заметно успокаивалась. Дрожь перестала ее бить, и она слегка расслабилась, но дыхание еще было прерывистым.

— Мы уйдем с ней, никого не беспокоя, — продолжил он.

Я присмотрелся. Ее аура была полупрозрачной, переливчатой, время от времени наливающейся то красным, то зеленым, то темно-синим цветом. Несформированная судьба. Большая редкость. И такой потенциал. Я не мог, не имел права отдавать ее Темным.