Беллона - Елена Крюкова

Старуха Ниловна научила меня грамоте, мне и в школу не надо было ходить. Я и читать и писать умела. Ниловна подарила мне толстую тетрадочку и велела: "Пиши в нее все, что с нами делается. Люди потом прочитают, удивятся".

Вот я в тетрадочку пишу.

Так мы жили у Ниловны в доме, а потом Ниловна умерла, и мама сама ее хоронила.

А на другой день после похорон Ниловны разразилась война.

В наше село вошли немцы. Они убивали многих.

Мама меня утешала: "Ты не бойся, Доминика, я их от тебя отворожу. Тебя ни пуля ни возьмет, ни огонь. Будешь у меня заговоренная".

Я верила маме.

29 сентября 1941

Сегодня фашисты велели всем собраться на площади. Все село явилось. Топтались, молчали. Фашисты подходили к нам, разглядывали нас и командовали: тебе в одну сторону! Тебе - в другую! Я оказалась в стороне, где одни девочки, девушки и молодые женщины. Матушка моя - в другой стороне. Я тяну к маме руки. Кричу: "Мама, мамочка! Хочу с тобой!" Меня по рукам ударили, а потом по лицу. Я замолчала, только глядела и запоминала. Мама прижала ладонь ко рту и молча помахала мне рукой: мол, не робей, дочка, свидимся! А потом как крикнет пронзительно, на всю площадь: "Прощай, Ника!" Немец как заорет по-ихнему! И рукой вперед тычет: идите, мол, живо! Мы быстро пошли, почти побежали. Пришли на станцию. Там поезд. Нас погрузили в поезд и повезли. Поезд трясет сильно, а я все равно пишу. У меня есть химический карандаш. Если его послюнить, он рисует синим цветом, а иногда зеленым.

10 октября 1941

Мы приехали в странную деревню. Здесь длинные приземистые каменные дома. В них живет сразу очень много людей. Это плохо: кто смеется, кто плачет. Еды мало, живот сводит от голода. Иногда к нам приезжают немецкие дамы, их здесь зовут "фрау". Эти фрау забирают обычно двух, трех девочек себе на работу. Обратно привозят через неделю. Мы завидуем им: их там вкусно кормят, и спят они в настоящих постелях!

Я сплю на жестких досках. Тетрадка моя у меня под головой. У меня ее никто не отнял, даже на обысках.

13 февраля 1942

Сегодня произошло страшное. Повесили украинку Симу из нашего каменного дома.

Сима была очень красивая. Когда я на нее смотрела, мне хотелось зажмуриться от ее красоты. Неделю назад приехала дородная фрау с жирным мужем и забрали ее к себе, работать на них. Серафима жила у них два дня и на третий вернулась, очень довольная, все рассказывала, как у немцев хорошо. "У них есть даже золотые подсвечники в гостиной!" - ахала она.

Вчера ее забрали снова, и она сказала: "На один день, завтра вернусь". И не вернулась.

Нас всех подняли с нар раньше побудки. Выгнали на морозный плац. Глядим, а на плацу стоит виселица, деревянный гусь. Открылась дверь комендатуры, и оттуда вытолкнули нашу Симу, избитую в кровь, живого места нет, сплошной синяк. Я ее еле узнала. Я крикнула: "Нет! Это не Симка!" Все загалдели. Нас стали бить плеткой, кричали: "Молчать!"

Мы стояли молча. Надзирательница Наттер заорала: "Руссише швайн!" - и стала бить Симу рукоятью пистолета по голове. Сима упала, Наттер ее подняла и опять била. Сима увертывалась и закрывала голову и живот руками. Наттер схватила ее за волосы, повалила на землю и потащила за косу к виселице. Солдаты гоготали и скалились, глядя на все это.

Симу поставили на табурет под виселицей. Наттер сама накинула ей на шею петлю и сама выбила табурет у нее из-под ног. Сима хватала воздух руками и долго дергалась в петле. Потом ноги у нее вытянулись, она хотела достать носками до покрытой инеем земли, но не достала и задохнулась. Наттер орала: "Так мы сделаем с каждой грязной русской свиньей, если она осмелится поднять руку на истинного арийца!"

Вечером нам все рассказала полька Стася Комаровская. Она знала немецкий язык. Подслушала разговор охраны. Добрый хозяин пожелал изнасиловать Симу, когда его фрау укатила в гости. Сима с ним боролась и оцарапала его щеку, отбивалась кулаками и посадила ему фингал под глазом. Фрау приехала, видит - рожа у мужа цветная. Давай дознаваться! А муж ей: "Эта русская шлюха пыталась совратить меня! Да еще покалечила!"

Серафима, жаль, я не умею ворожить. И я не воскрешу тебя, повешенную. Тебя даже в землю не закопали, и даже в печи не сожгли. Охрана тебя выбросила за ограду, на съедение зверям.

28 марта 1942

Мы отупели от работы. Я вечерами рассказываю в нашем доме людям сказки. Дом зовется барак, я знаю теперь. Я рассказываю сказки людям, чтобы им было не так горько и не так больно. Чтобы они спокойно засыпали.

Сегодня все в бараке не могли заснуть. Наша девочка Рита Мальгина хотела убежать. Она никому не сказала, сложила вещички в котомку, сунула туда три сухаря - смогла все-таки насушить. Ее поймали с собаками. Нас выстроили на вечернюю проверку. Наттер стояла перед строем и держала Риту за руку. Потом подняла Ритину руку вверх и выкрикнула: "Глядите! Так будет с каждым, кто посмеет бежать!" И стала избивать Риту. Кулаками и ногами. Била носком сапога в шею, в голову, в живот. Рита лежала на спине, а Наттер встала ей на живот и топталась у нее на животе. Топала ногой ей по животу! И из Риты стали вылезать кишки. Наттер слезла с Риты, ухватила ее за шиворот и протащила по земле перед нами всеми. Наттер вся красная, аж багровая, задыхается, визжит, глаза бешеные, а из Риты кишки по земле волочатся и кровят.

И я пришла в барак и все это записала. Все, как было.

23 января 1945

Слышен далекий гром. Это канонада. Немцы о чем-то тревожно говорят между собой.

У нас в бараке женщины радостно улыбаются: "Скоро наши придут! Мы будем свободны!"

Многие плачут от радости, лица подолами вытирают.

А я все спрашиваю себя: Доминика, ну ты же умеешь немножко ворожить, ты загляни-ка в будущее - убьют нас всех или пощадят?

Я понимала: убить могут немцы, заметая следы, и убить могут наши, при атаке.

Видны за лесом яркие зарницы. Фронт близко. Я говорю подружке Стасе: "Стася, давай убежим! А то здесь нас расстреляют!" А Стася мне: "Ника, не соблазняй! Я вот завтра скажу господину Хессу, и он прикажет тебя повесить!" Так она боялась, трусила. Перед немцами приседала, как собачка.

Я затолкала тетрадку под полосатый халат. Одна пошла к воротам. Там немец в черном пальто сидит один. Нахохлился. Сидит и молчит. Как каменный. Я мимо него бочком, очень тихо прошла. А вдруг у него пистолет в кармане? Вот я вхожу в ворота - сидит. Вот я уже за воротами - сидит! И я как припустила во весь дух! Сердце из меня чуть не выпрыгнуло.