Штормовое предупреждение - Летха

«Ты не стоишь и мизинца А-Чэна», — ядовито сказала ему госпожа Юй однажды, явно надеясь уколоть приёмыша побольнее, но она и подумать не могла, что сам Вэй Усянь считает точно так же.

И вот теперь А-Чэн оказался за пределами досягаемости, практически один и, несомненно, в опасности, а они с Юй Цзыюань — непримиримые враги с первого появления Вэй Усяня в поместье — могли лишь понимающе переглядываться между собой и тут же неловко опускать воспалённые глаза в пол.

— Вэй Усянь, — сказала ему хозяйка Пристани Лотоса на следующий день. — Я хочу отправиться в Безночный Город вслед за сыном, — как и ожидалось, главу ордена она даже не сочла нужным упомянуть в своей речи.

— Я полечу с Вами, — юноша кивнул головой и стиснул кулаки до боли, морально готовый услышать твёрдый отказ, а затем отстаивать свою позицию до победного конца, но заклинательница лишь устало вздохнула и побарабанила миндалевидными ногтями по столешнице.

— Вэй Усянь, на что ты готов ради моего сына? — внезапно осведомилась она, и старший ученик застыл на секунду каменным изваянием, обдумывая в голове неожиданный вопрос.

На что он готов ради А-Чэна?

А-Чэн был с ним всегда, практически с самой первой минуты пребывания Вэй Усяня в резиденции ордена Юньмэн Цзян. А-Чэн учил его правильно читать, кормил спелыми локвами и защищал от бродячих собак. А-Чэн прикрывал его проступки во время обучения и терпел вместе с ним наказания, гасил конфликты, в которые бездумно влезал Вэй Усянь в силу ребяческой пылкости, и спокойно извинялся за него перед другими, чего сам Вэй Усянь никогда бы не сделал. А-Чэн гладил его по голове и вполголоса напевал странные, но мелодичные колыбельные, когда Вэй Усяню снились кошмары о прошлой жизни на улице, показывал ему самые красивые места Пристани Лотоса, выгораживал перед суровой, беспощадной матерью и улыбался Вэй Усяню так, словно он — безродный и невоспитанный мальчишка — был величайшим сокровищем на планете.

Вэй Усянь ощутил, как стальными тисками сдавило грудь, но встретил пытливый взор госпожи Юй прямо и уверенно.

— На всё. Умереть. Убить.

Юй Цзыюань едва уловимо вздрогнула, но чело её сиюсекундно смягчилось, а уста тронула слабая усмешка, сделавшая вдруг и без того прекрасную женщину внешне ещё на десяток лет моложе.

— В таком случае, мы с тобой думаем в одинаковом ключе, — задумчиво произнесла она. — Собирайся, Вэй Усянь, нам пора отправляться в путь.

Его не пришлось упрашивать долго, потому что душа Вэй Усяня уже давным-давно парила над Безночным Городом, где обретался А-Чэн, а телу оставалось лишь к ней присоединиться.

В хаос, устроенный ожившими мертвецами и другими тёмными тварями, Вэй Усянь рухнул почти что с неподдельной радостью — духовный клинок азартно пел в его руке, а сердце рвано билось в клетке из рёбер, того и гляди норовя вырваться наружу и свалиться прямо под ноги опешившему от их появления А-Чэну, — о, это выражение незамутнённого изумления на благородном лице стоило их с Юй Цзыюань тайных манипуляций.

Впервые на памяти Вэй Усяня его непробиваемый А-Чэн действительно растерялся, но юноша, затаив дыхание и внимательно отслеживая смену эмоций в пепельных радужках, всё же не мог не заметить тщательно замаскированную радость.

Скучал ли А-Чэн по Вэй Усяню столь же сильно, как скучал сам Вэй Усянь?

Настолько, что его длинный язык развязался ещё больше, выдавая волнение с потрохами и выплёскивая в воздух всякие бредовые глупости про лотосовые венки, которые названый младший брат непринуждённо подхватил, одаривая Вэй Усяня привычной задорной улыбкой, — если бы от счастья умирали, Вэй Усянь добровольно улёгся бы в свежевскопанную могилу.

Конечно же, он снова оплошал.

Будучи стопроцентно уверенным в собственной боевой мощи и в тактических способностях А-Чэна, Вэй Усянь позволил себе отвлечься буквально на минуту, но мир вокруг уже окрасился в сплошной красный цвет, а в груди прочно поселилась бездонная сосущая пустота, цепкими ледяными пальцами разорвавшая грудину и просочившаяся внутрь, словно рука мертвеца, которая легко, как нож в сливочное масло, вошла в тело А-Чэна. Верный Цзыдянь сориентировался быстрее, чем сам Вэй Усянь — бесполезный и никчёмный, и отсёк твари голову, но кожа А-Чэна уже бледнела на глазах, а изо рта потоком хлынул густой багрянец. Вэй Усянь бросился вперёд, кажется, судорожно выкрикивая чужое имя на разные лады, но ничего при этом не соображая, а молодой господин Цзян лишь рассеянно сказал что-то про те самые проклятые лотосы.

И улыбнулся, как улыбался Вэй Усяню с самой первой их осознанной встречи в лазарете Пристани Лотоса.

Дальнейшее он помнил с трудом — его насильно оттаскивали от истекающего кровью тела сильные руки дяди Цзян, а Вэй Усянь орал, рычал, выл и кусался, полосуя отросшими ногтями чужое фиолетовое ханьфу, в попытке добраться до едва подающего признаки жизни А-Чэна. Госпожа Юй оказалась более милосердна — лишь наградила его полным боли и мрака тяжёлым взглядом и вырубила одним движением, когда властный глубокий голос совсем рядом приказал, сорвавшись буквально на мгновение на хриплый шёпот:

— Уберите отсюда этого невоспитанного щенка, чтобы не отвлекал.

Проваливаясь в беспамятство, Вэй Усянь успел обиженно подумать, что он-то никогда не стал бы мешать кому-либо спасти А-Чэна, что отдал бы ради этого и собственное золотое ядро, и собственную жизнь, если она бы понадобилась лучшему другу и названому брату.

Последующие несколько дней превратились для Вэй Усяня в воплотившийся наяву ночной кошмар — он просиживал под дверью лазарета часы напролёт, отказываясь принимать даже плошку с пустым рисом из дрожащих рук бледного, как полотно, Вэнь Цюнлиня, не слушал отрывистые команды сестрицы Цин, которая, в конце концов, плюнула на его незримое присутствие, не вёлся на ласковые и укоризненные уговоры дяди Цзян. Лишь Юй Цзыюань, не отходившая от постели сына, казалось, в достаточной степени понимала его чувства, позволяя приёмному сыну находиться рядом с их драгоценным А-Чэном.

Юй Цзыюань молчала, а когда замученная, как многолетняя узница казематов, Вэнь Цин сообщила, что жизни молодого наследника больше ничего не угрожает, хозяйка Пристани Лотоса на мгновение положила узкую изящную ладонь на растрёпанную макушку первого ученика и покинула покои быстрым шагом, не оглядываясь.

Вэй Усянь, наконец, остался с А-Чэном наедине — проницательная Вэнь Цин возмущалась лишь для виду, а её младший брат больше не пытался навязывать своё общество, хотя на третью ночь пребывания в лазарете полусонный Вэй Усянь всё же различил в темноте у постели А-Чэна всполохи алого пламени на белоснежном тканевом холсте — должно быть, дева Вэнь зашла проверить состояние больного.