Прежде чем их повесят - Джо Аберкромби

«Черт, вот так пекло!»

Он и забыл, какая на Юге жара.

«Поздняя осень, а солнце палит по-летнему».

Под длинным черным пальто с него уже сошло семь потов.

«Может, инквизиторские одеяния и хороши, чтобы вселять в подозреваемых ужас, но для южного климата они не годятся».

Инею приходилось еще хуже. Оберегая молочно-белую кожу от солнечных лучей, гигант-альбинос дополнил обычную форму практика черными перчатками и широкополой шляпой. Страдальчески щуря розовые глаза, он с подозрением посмотрел на ярко сияющее небо; по широкому белому лицу, вокруг черной маски, стекали бисерины пота.

Витари искоса на них взглянула.

— Вам обоим не мешало бы почаще выбираться на свежий воздух, — пробурчала она.

В конце пристани, у осыпающейся стены, их ждал мужчина в черном инквизиторском облачении. Высокий, костлявый, с обгорелым, шелушащимся носом с горбинкой. Инквизитор жался в тень, но толку от нее было немного: пот катил по нему градом.

«И это вся приветственная делегация? Судя по количеству встречающих, мой приезд едва ли кого обрадовал», — вздохнул наставник Дагоски.

— Меня зовут Харкер. Я главный инквизитор Дагоски.

— Были. До моего приезда, — отрезал Глокта. — Сколько вас здесь?

Харкер нахмурился.

— Четыре инквизитора и человек двадцать практиков.

— Маловато, чтобы уберечь столь крупный город от изменников.

Инквизитор еще угрюмее сдвинул брови.

— Пока справлялись.

«Справлялись! А исчезновение наставника, само собой, не в счет», — усмехнулся Глокта.

— Вы первый раз в Дагоске? — спросил Харкер.

— Дагоску ранее посетить не довелось, но я провел на Юге несколько лет.

«Лучших лет моей жизни и худших», — мысленно продолжил свой ответ Глокта и добавил:

— Во время войны побывал в Гуркхуле. Видел Ульриох.

«Точнее, руины. После того, как мы его сожгли», — на него нахлынули воспоминания.

— Два года жил в Шаффе.

«В императорских тюрьмах. Два года невыносимого зноя и непроглядной темноты. Два года ада».

— Кхм… — хмыкнул Харкер. Рассказ не произвел на него впечатления. — Ваша резиденция в Цитадели.

Он кивком указал на вздымающуюся над городом огромную скалу.

«Ну разумеется! Где же мне еще жить? Только на самой высокой точке города, в самом высоком здании».

— Я покажу вам дорогу, — продолжал инквизитор. — Лорд-губернатору Вюрмсу и городскому совету не терпится познакомиться с новым наставником. — И, помрачнев, отвернулся.

«Что, сам рассчитывал на это место? Рад, что разочаровал тебя».

Харкер резво зашагал в сторону города. Рядом, согнув толстую шею и ссутулив тяжелые плечи, устало тащился Иней; по дороге практик жался к любому подобию тени, прячась от солнца так усердно, будто светило метало в него крошечные дротики. Витари двигалась вдоль пыльной улицы зигзагообразно, словно в танцевальном зале: то в окно заглянет, то в узкий переулок. Глокта плелся сзади, ни на шаг не отставая, хотя левая нога уже начинала гореть.

«Прошаркав по городу всего три шага, калека навернулся мордой в пыль, так что остаток пути пришлось тащить его на носилках. При этом он визжал как недорезанная свинья и просил воды, а горожане, для устрашения которых его послали в Дагоску, таращились на нашу процессию с открытыми ртами…» — Глокту измучили собственные уничижительные фантазии. Он втянул губы, сжал челюсти, вонзив оставшиеся зубы в десны и подобрался: не отставать, не отставать! Рукоять трости адски впивалась в ладонь, каждый шаг отдавался болезненным щелчком в позвоночнике.

— Это Нижний город, — буркнул через плечо Харкер, — тут живет коренное население.

«Бескрайние, раскаленные, зловонные трущобы. До чего же тут все жалкое, ветхое…»

Хлипкие одноэтажные хибары напоминали покосившиеся штабеля глинобитного кирпича. Смуглые обитатели были под стать: худые, голодные, в лохмотьях. Из дверного проема выглядывала тощая женщина. Мимо прохромал на костылях одноногий старик. В глубине узкого закоулка среди груд мусора носились оборванные ребятишки. В воздухе стоял густой запах гнили и неисправной канализации.

«А может, канализации вообще нет».

Всюду с жужжанием носились мухи, жирные, злые, — единственные, кто здесь блаженствовал.

— Если бы я знал, что тут за райское местечко, — проронил Глокта, — то приехал бы раньше. Похоже, вступление в Союз принесло дагосканцам немало пользы…

Инквизитор не уловил иронии.

— Немало. За время короткого правления гурков многих уважаемых горожан забрали в рабство. Теперь, при Союзе, все вольны работать и жить, как им заблагорассудится.

— Вольны, говорите?

«Значит, вот как выглядит свобода…» Глокта уставился на группку угрюмых туземцев, толпящихся вокруг убогого прилавка с порчеными фруктами и ливером, над которым роились мухи.

— По крайней мере, большая часть. — Харкер нахмурил брови. — Когда мы, первые инквизиторы, только приехали, пришлось избавиться от некоторых смутьянов. А три года назад подняла мятеж еще одна неблагодарная свинья.

«И это после того, как мы позволили им свободно жить в собственном городе на положении скота! Поистине поразительно», — завершил мысль собеседника Глокта.

— Восстание мы подавили, но ущерб мятежники нанесли серьезный. Тогда туземцам запретили владеть оружием и подниматься в Верхний город, где живет основная масса белых. С тех пор в Дагоске тишь да благодать. Это лишний раз доказывает, что с дикарями надо вести себя жестче.

— Так называемые дикари возвели весьма впечатляющие укрепления.

Жалкие кварталы трущоб накрывала длинная тень огромной стены, рассекающей город на две части. У ее подножия темнела свежевырытая широкая канава с рядом заостренных кольев. Через канаву тянулся узкий мост, ведущий к воротам меж двух угрожающего размера башен. Тяжелые створки были распахнуты, но проход перегораживала дюжина истекающих потом солдат-союзников в стальных шлемах и кожаных куртках с заклепками; мечи и копья воинов ослепительно сияли на солнце.

— Хорошая у ворот охрана… — задумчиво отметила Витари. — Учитывая, что они в самом городе.

Инквизитор помрачнел.

— После мятежа туземцев пускают в Верхний город только по пропускам.

— А у кого есть пропуска? — осведомился Глокта.

— У опытных ремесленников — тех, кто до сих пор работает на гильдию торговцев пряностями. Но в основном у прислуги: часть трудится в Цитадели, часть — у жителей Верхнего города. Многие граждане Союза нанимают целый штат туземцев.

— Но ведь туземцы — тоже граждане Союза?