Поляна №4 (6), ноябрь 2013 - Коллектив авторов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Рассказец № 41
Седьмое ноября выдалось на редкость ясным и солнечным. Под окнами с утра играли марши и устанавливали сцену для праздничного концерта. В холодильнике у Парамонова не было ничего, кроме яблока, бутылки вина и банки горчицы. Надо было идти в магазин. Для этого Парамонов надел темные очки от солнца и вышел из дома. На улице навстречу Парамонову двигалась праздничная колонна человек в триста. Передние ряды несли голубой транспарант, на котором было написано: «Несогласные».
Парамонов пересек улицу, свернул направо и увидел колонну демонстрантов поменьше. Они шли с торжественными лицами и несли перед собой белое полотнище с надписью «Согласные». «А странно, несогласных вроде бы больше, однако это никак не влияет на жизнь в стране», – подумал Парамонов.
У магазина Парамонову пришлось пропустить еще одну колонну. Эти несли розовый транспарант «Наши». Неожиданно из сквера с дикими воплями повалила толпа с желтыми плакатами «Ихние». Завязалась потасовка. Парамонов наблюдал, как прилично одетые люди с перекошенными лицами лупят друг друга по головам плакатами, и думал о том, что в другие праздники лица у людей кажутся более привлекательными, а сами они так громко не матерятся.
Затем откуда-то набежала милиция и включилась в драку. И вскоре обе колонны, размахивая разодранными плакатами, разошлись в разные стороны. На асфальте осталась лежать лишь старушка в темных очках и с малиновым знаменем в руке. Парамонов бросился к женщине, помог ей встать.
– С вами все в порядке? – поинтересовался он.
– Нормально, милок, – бодро ответила старушка и кивнула на темные очки Парамонова. – Ты, я вижу, нашенский.
– Как вам сказать… – озираясь, рассеянно начал Парамонов, но пожилая женщина перебила его:
– Иди за мной, товарищ. – Она взяла его за руку и потащила вдоль улицы. Парамонова поразило, с какой силой эта старая женщина тянула его за собой. Они двигались так быстро, что у Парамонова в ушах свистел ветер, а позади громко хлопало малиновое знамя. Мимо на большой скорости проносились здания, столбы и деревья, и довольно скоро Парамонов перестал узнавать места.
Остановились они в каком-то диком, запущенном переулке, перед маленькой черной дверцей. Старушка постучала каким-то особым, условленным стуком. Им открыл человек с внешностью опустившегося Фридриха Энгельса. Он был в темных очках и с красным бантом на груди.
– Принимай, – сказала старушка и добавила: – А я дальше.
После этих слов она словно растворилась в воздухе.
Энгельс придирчиво оглядел Парамонова и поинтересовался:
– Наш?
– Честно говоря… – промямлил Парамонов, но его перебили:
– Правильно, товарищ, здесь нужно говорить только честно. – Он прицепил Парамонову на грудь малиновый бант и повел вниз по лестнице.
В просторном зале с позолоченной лепниной и малиновыми плюшевыми шторами уже шло торжественное собрание. На трибуне выступал человек в темных очках. Такие же очки были на всех, кто здесь находился. Лицо выступавшего показалось Парамонову знакомым, и он спросил:
– Кто это? – Энгельс назвал известную фамилию.
– А что он здесь делает? – удивился Парамонов. – Он же миллиардер.
– Вы, я вижу, товарищ, новичок, – ответил Энгельс. – Никаких миллиардеров в нашей стране не существует. В свое время революционная ситуация потребовала от нас распределить народное достояние между надежными людьми. Иначе не удержали бы.
– А это… личные самолеты… яхты размером с «Титаник»?
– Так надо для конспирации, – сурово ответил Энгельс.
– А эти инфляции, дефолты, кризисы? – не отставал Парамонов.
– Я же сказал, революционная ситуация, – раздраженно проговорил Энгельс. – Мы не могли позволить себе открыто изъять у развращенного населения излишки денег.
От этих слов у Парамонова вспотели очки. Он снял их и вдруг услышал придушенный вопль своего провожатого:
– Так ты не наш!
В зале наступила гробовая тишина. Сидящие, как по команде, обернулись. Энгельс схватил Парамонова за воротник пальто, но Парамонов сильно отпихнул его. От толчка темные очки слетели с Энгельса. То, что оказалось под ними, потрясло и напугало Парамонова. Лицо провожатого оказалось искусно сделанной маской телесного цвета, а вместо глаз зияли пустые глазницы.
Парамонов бросился к выходу. За спиной у него раздался оглушительный, многоголосый визг и грохот опрокидываемых кресел. Выскакивая на лестницу, Парамонов обернулся и от страха едва не потерял сознание. За ним бросились все, кто находился в зале. Они давили друг друга в проходах, быстро ползли по стенам и потолку, тянули к нему руки и кричали: «Держи его!», «Хватай его!».
Очнулся Парамонов только на Мичуринском проспекте. Он затравлено огляделся и пошел в сторону своего дома. Навстречу ему, стройными рядами двигалась колонна с черным транспарантом, на котором было начертано: «Ничьи».
Рассказец № 56
Через проходную Парамонов с Кругловым прошли на территорию фабрики, пересекли грязный двор, похожий на заброшенную строительную площадку, и остановились у двери. Справа на ветру болталась небольшая яркая афишка, на которой значилось: «Выставка современного искусства».
Далее в столбик шли фамилии участников. Круглов в который раз отхлебнул из фляжки и протянул ее Парамонову. Оба уже достаточно много выпили, стадия болтливости миновала, и речь их все чаще сводилась к обмену междометиями.
Они вошли в здание, свернули налево, спустились на несколько ступенек и оказались в длинном, узком коридоре с тусклыми лампами, забранными в решетчатые колпаки. По одной стороне коридора тянулись трубы, на осыпавшейся штукатурке другой стены виднелись разноцветные надписи.
– Коля – сука! – машинально прочитал Парамонов.
– Стена плача, – пояснил Круглов.
– Ты уверен, что нам сюда? – озираясь, спросил Парамонов.
– Обижаешь, – ответил Круглов. Метров через сто они свернули направо, затем налево и снова направо. Мрачный коридор не кончался, и на обоих повеяло серой беспросветностью. Парамонов хотел было запеть, но передумал. Не сговариваясь, они остановились, сделали по большому глотку водки, и тут Круглов обратил внимание на стену. Кто-то черной краской намазал на ней горизонтальных и вертикальных полос.
– О! Чем не Хартунг?! – воскликнул он.
– Хартунг в этом подземелье? – удивился Парамонов.
– А где ему еще быть? О! Мондриан. «Картина № 1», – показал Круглов на квадрат с отсеченными углами и вдруг добавил: – Да это ж и есть выставка.
– Да? А почему зал такой длинный и узкий?
– Выпендриваются, – ответил Круглов, и они двинулись дальше. Но очень скоро Круглов остановился перед большим масляным пятном, очертание которого отдаленно напоминало человека.
– «Невидимая дыра» Арнета, – отхлебнув, сказал он. – Парамоныч, а ведь это точно выставка.
– Да? – принимая фляжку, ответил Парамонов. – А почему я ничего не вижу?
– Потому, что ты включаешь мозги, – ответил Круглов.
– Я? Мозги? – переспросил Парамонов и услышал в ответ:
– Да. Как сказал великий Миро: искусство начинается там, где сила воображения вырывается из-под контроля разума.
– Красиво говоришь, – одобрил Парамонов и показал на масляное пятно. – Ты так сможешь?
– Нет, – помотал головой Круглов. – Я учился этому семнадцать лет, а потом еще и преподавал. Здесь нужна чистая, незамутненная душа. – Он перевернул фляжку и потряс ее. – Кончилась. Доставай.
– А там что будем пить? – спросил Парамонов.
– Мы уже давно там.
Парамонов выудил из кармана бутылку водки. В это время из-за угла вышел человек и подозрительно нетвердой походкой направился к ним.
– А вот и народ, которому принадлежит искусство, – сказал Парамонов.
– Э, да ты уже пьяный, – ответил Круглов. – Народу ничего не принадлежит. Тем более, такому, как этот. И искусства никакого не существует.
– А что существует? – спросил Парамонов и рывком повернул пробку.
– Ботинки, колбаса, картины, тумбочки, книги, бумажные цветы…
– И водка, – перебил его Парамонов. Круглов внимательно посмотрел на него и ответил:
– Нет, не так уж ты и пьян.
– Мужики, где здесь выставка? – добравшись до них, спросил человек.
– Глухоухов! – узнал его Парамонов. – Это Иван Глухоухов.
– Твой друг? – спросил Круглов.
– Знакомый, – ответил Парамонов.
– А это кто такой? – недружелюбно спросил Глухоухов у Парамонова и, не дожидаясь ответа, обратился к Круглову: – Ты Виктора Прилепина читал «Поколение в Ж»?
– «Поколение в П», – поправил его Круглов.
– Ну да, где-то там.
Круглов поморщился.
– Парамоныч, он меня утомляет. Дай ему выпить.
Парамонов протянул Глухоухову бутылку. Тот точным движением фокусника схватил ее и за пару секунд выпил половину содержимого. Круглов взял бутылку, посмотрел, сколько в ней осталось, и обнял Глухоухова за плечи.
– Верю, – сказал он. – Ты дойдешь до выставки. – Обнявшись, они пошли дальше по коридору, а Парамонов достал из кармана авторучку и принялся чертить на стене стрелку. Парамонов закончил, когда те уже скрылись за поворотом. Оценив работу, он пробормотал: