Поляна №4 (6), ноябрь 2013 - Коллектив авторов

Поляна № 4 (6), ноябрь 2013

Независимый литературно-художественный журнал

Главный редактор

Олег СОЛДАТОВ, [email protected]

Редакционная коллегия

Александр ГРИНЧЕНКО, Андрей КОЗЛОВ, Нана ЧАТЫНЯН

Редакционный совет

Борис ИЛЮХИН, Татьяна КАЙСАРОВА, Сергей МАГОМЕТ,

Дизайнер Елена КОЗЛОВА

Корректор Мария ВЯЗИГИНА

Технический редактор Наталья ТИМЧЕНКО

Менеджер по подписке Мария КОЛЧИНА, [email protected]

Владимир Глянц

Из детской тетради

Спички

Когда мне было восемь лет, наши уголовники только вернулись из тюрем. И вот как-то они придумали обокрасть бакалейную палатку, которая раньше работала у нас на третьем дворе. Сделали подкоп, залезли туда и все ценное: вино, водку, колбасу – вынесли, а потом собрали нас, малышей, и, показав лаз, запустили туда полдвора. Остроумно, ничего не скажешь. Ясно, что после нас ни одна собака не возьмет след.

Я и сам туда лазил. Юрка-татарин объяснил мне, что нам за это ничего не будет. Я и полез… А Юрка, наверное, сдрейфил. Сладко было думать, что вот ведь, лет на семь старше меня, а переср…л. Но странно получалось. Получалось, что их более старший возраст дает им право трусить? До настоящего ответа, что Юрке-татарину не обязательно самому лазить в палатку, что он выступает в роли, скорей, организатора таких, как я, мелюзги, – я в то время не мог додуматься.

В палатке было полутемно, окна заставлены ставнями, а пахло хозяйственным мылом и подсолнечным маслом. На жестяном прилавке стояли весы, вокруг которых валялись гирьки для взвешивания и – ух ты! – целая куча мелочи. Ребята бросились на мелочь чуть не в драку. Я тоже вырвал себе горсть серебра для игры в расшибец.

– Что там, Миха? – прошипел кто-то из ребят. Миха наклонился над огромным фанерным ящиком.

– Спички! – отрывисто сказал он. Мы бросились на ящик и в минуту все растащили. Я набил за пазуху целую кучу коробков. Грязный оранжевый свитер вздулся на животе уродливой, угловатой горой. После наших воров кроме соли и спичек здесь ничего не осталось. После нас, малышни, осталась одна соль.

Странно, пока я был там, внутри палатки, мне казалось, что воровать очень весело и интересно. Но как только я из нее выбрался, сразу почувствовал что-то не то: знобило, тошнило и домой совсем не хотелось. Где я спрячу такую прорву спичек? Как пронести их домой, чтобы мама не заметила? Я трусил и нехотя тащился домой. Дома я торопливо вывалил их в шкаф, стоявший в темной прихожей, и прикрыл сверху какой-то рваниной. В этом и состояло все заметание следов. Мне казалось, что в темноте прихожей свет правды не просияет никогда. Как только я от них отделался, настроение стало получше. Я, всегда быстро переходивший от одного состояния к другому, и тут немедленно почувствовал себя прежним и хорошим. Но сто раз права Аркашкина мама: нет ничего тайного, что не стало бы явным. Папа пришел с работы не один, а с каким-то мужиком.

– Ты что-нибудь видишь? – спросил папа мужика.

– Нет, а что?

– И я ничего не вижу. Вот так: не живем, а мучаемся.

– Какие дела! И-сделаем, Ефимыч, – весело сказал мужик.

Я снова почувствовал себя гадом и затаился в комнате.

– Ты только скажи, у тебя чего-нибудь есть? – загадочно спросил мужик.

– Поищем. Румочка где-то была.

– Ой! Люблю я вас евреев. Сами живете и людям жить даете.

– Ты сначала сделай, – сказал папа довольным голосом. Видно, похвала мужика пришлась ему по вкусу.

– Не спеши, Ефимыч. Какие дела! За лестницей схожу и сделаем в лучшем виде, – сказал мужик.

Я прислушался. Папа на кухне хлопнул дверцей холодильника – наверно, проголодался, искал еду. «Надо их перепрятать», – шепотом подумал я. В темноте коридора я набил спичками полный портфель и бесшумно выскользнул за дверь. Сначала был план выкинуть их на помойку вместе со старым Валеркиным портфелем и с плеч долой. Но спичек было жаль. Ведь сколько из них выйдет поджиг.

Я, что редко со мной случалось, спускался по лестнице, как обычный человек, а не обрушивался вниз, как всегда, потому что для того, чтобы сваливаться на каблуках со страшной скоростью, нужно другое расположение духа. Нужно, чтобы ничто не тянуло за душу. На площадке третьего этажа я остановился. Тут жила Наташка – то ли внучка того композитора, то ли что-то в этом роде. А может у нее спрятать? Вот уж точно никто не догадается. На звонок она открыла сама.

– Тебе чего? – спросила она, как всегда немного в нос.

– Слушай, давай этот портфель у тебя немного полежит.

– А там что? – весело спросила она. «Счастливая», – позавидовал я ее безгрешности.

– Там-то? Спички, – с напускным равнодушием ответил я.

– Одни спички и больше ничего?

– Больше ничего, – сказал я облегченно.

– Покажи.

Я, опасаясь и одновременно гордясь, открыл портфель.

– Ух, ты! А где это ты взял столько спичек?

Вот ведь зараза, уже что-то учуяла. А я-то думал, обойдется без расспросов.

– А ты честное ленинское никому не скажешь?

– Честное.

– Украл.

– Ух, ты! И как это понимать? Ладно уж, не буду. Мы их можем спрятать за пианино. А когда ты за ними придешь?

– Не знаю.

– Учти. Я могу взять их ненадолго.

– Хорошо, завтра, – сказал я, чтобы отвертеться.

– Не забудь! – сказала она.

Наташка – хороший друг, и я на нее не в обиде. Все-таки она две недели терпела. Мне настолько не хотелось вспоминать о ворованных спичках, что я и думать забыл о данном слове. Когда-нибудь это должно было кончиться.

Однажды утром я проснулся и понял: что-то не так. За шкафом, разгораживавшим комнату на как бы спальню и детскую, быстро и невнятно говорили папа с мамой. Но некоторые слова в этой скороговорке я бы понял даже с морского дна. Они говорили что-то такое:

Мама. Халя-маля-СПИЧКИ-халя-маля-ВОВКА.

Папа. СПИЧКИ? – трах-тиби-дох-СПИЧКИ-ВОВУЛЕ?

Мама. НАТАШКА-халя-маля-ПОРТФЕЛЬ-ПИАНИНО.

Папа. Трах-СПИЧКИ-тиби-дох-СПИЧКИ-тиби-дох, НЕ БУДИ-ОН СПИТ.

Мама. СПИЧКИ-халя-маля-халя-маля-Я ЕМУ ПОКАЖУ-СПИЧКИ.

Я еще вполне умещался поперек маминого колена. Вполне. И все бы ничего, если бы от этих, сознаюсь, иногда неизбежных экзекуций страшно, до слез не страдал папа.

– Какой-то не мужик, а баба навязался на мою шею. Ты долго еще будешь мешать мне воспитывать ребенка? – свирепела мама. – Ишь ты! Добренький какой! Ha-ко вот, сам воспитывай, только потом не жалуйся, что выросли ворами. Всех детей мне перепортил!

Мам! Мама! Слышишь меня? Спи с миром – не выросли мы ворами.

Участковый Жиганов

С некоторых пор детскую беседку заняли воры – Суя, Перепуля, Барон и Мирок. Говорят, их Берия выпустил из тюрьмы. Вокруг – шустрит ребятня помельче. Мирок – самый уважаемый. Он автомобили крадет. Живет, кстати, в одном подъезде с моим дружком еще по детскому саду Мишкой К. В последнее время Мишка прямо влюбился в него. От бандитской беседки не отходит, когда со мной здоровается, как будто одолжение делает – ба-а-альшой вор! Брат говорит: шестерит твой Мишка у блатных.

Однажды Мирок приехал во двор на угнанной полуторке. Когда он отвалил борт, мы увидели в кузове три мотоцикла. Они беззащитно лежали на боку, как краденные бараны. По рыжим подзаборьям и заплеванным подворотням пошла гулять великая Миркова слава.

Если правду сказать, мне тоже немного нравились наши блатные. Такие татуировочки у них и вообще. Мы с Аркашкой тоже решили обязательно сделать себе по наколке. Ну, такие не очень большие, лучше всего одну какую-нибудь букву с точкой. Вообще-то я хотел наколоть якорь, но боялся, что его сразу заметят. А небольшую букву можно. Пусть гадают, в кого ты влюблен.

– Не выйдет, – сказал Аркашка, – сегодня ее так зовут, а завтра…

– А я не собираюсь ей изменять.

– В жизни всякое бывает, – вглядываясь в дали будущего, мудро сказал друг…

Над шестерками своими блатные иногда зло и жестоко шутили, а прочую дворовую мелюзгу никогда и пальцем не трогали. Однажды у нашего участкового украли они его пестоль. И так незаметно, что он и не рюхнулся. Он после напился, пришел во двор – плачет, слезы прям текут.

– Ребят, отдайте пестоль! Христом-Богом молю. Меня ж посодють.

– А ты в кобуре смотрел? – издевательски спросил кто-то.

– Смотрел, – понуро сказал он.

– А ты еще посмотри, может в первый раз как-нибудь случайно не заметил?

– Да вот же кобура, – расстегнул он кобуру.

– А ты разве в кобуре-то пестоль носил? – спросил другой.

– А что же? Конечно, пестоль.

– А я думал, тебе баба туда бутерброды дожит. – Шестерки подхалимски заржали.

– Ну зачем? В кобуре пестоль был, – сказал участковый Жиганов и стал совать им в нос пустую кобуру. – Вот в этой кобуре.

– Да пошел ты отседа, дядя, покеда хоть кобура-то целая, а то надоешь – нос откусим.