Объект «Кузьминки» - Максим Жуков

Я бывал там. Неоднократно. Как раз в период “белых ночей».

В Санкт-Петербурге или как принято нынче выражаться, – в СПб после развода мостов на несколько часов наступает зыбкая белесая темнота, весьма схожая с нашей московской. Различие не так уж велико. Особенно если учесть интенсивность рекламного и дорожного освещения на улицах столицы.

Почему я вдруг вспомнил о Питере? Сам не знаю. Вот, мол, и у нас есть свои “белые ночи”, почти такие же, как там… Видимо, “мериться буями” нам, жителям двух российских столиц – бывшей и нынешней – до скончания века судил сам Господь Бог.

Я в гордом одиночестве, без мелкого симулянта и предателя Сережи Роскошного, стою на своем первом посту неподалеку от входа в метро Кузьминки и наслаждаюсь неоновой игрой красочной вывески зала игровых автоматов.

После всего перенесенного мною сегодня, после бесконечной беготни, криков, сдерживания толпы, в котором я, волей-неволей, должен был принимать участие (охранники по закону о “Частной охранной и детективной деятельности РФ” обязаны оказывать всяческое содействие правоохранительным органам), после разговоров со следователями, экспертами и моим собственным понаехавшим начальством, под конец этого суматошного и беспокойного дня я начинаю казаться себе истинным профессионалом или, проще говоря, – Настоящим Человеком Героической Судьбы… А что? Медали не дадут, конечно, но хоть ночь в двойном размере оплатят. Обещали, по крайней мере.

– Ты что, один?! А Никакошный твой где?! На другой пост перевели, что ли?…

– Домой отпустили. Прихворнул немного.

У подошедшей ко мне со второго поста знакомой Роскошного Ленки-хохлушки, как ни странно, почти не было никаких дефектов речи, связанных с ее украинским происхождением; то есть – она не “гыкала” и не “шокала”, но зато любила сокращать слова. Например, вместо “нормально” она говорила “нормуль”, а вместо “будь спокоен” могла сказать “будь спок».

– У нас с подружками сегодня большой кайф планировался. Сережа твой профинансировать обещал! – с легким разочарованием в голосе продолжила она.

– Ну, профинансировать могу и я. Когда подружки-то подтянутся?

Ленка оживилась:

– Нормуль! Да вон они у Макдоналдса стоят. По третьему джин-тонику ударяют. Мы там Неликвидного твоего уже больше часа дожидаемся. Хоть бы предупредил, что не подрулит, заранее проинформировал…

– Забыл, наверное. Он такой…

Вид у Ленкиных подружек при ближайшем рассмотрении оказался усталый и какой-то потасканный; почти у всех, кроме одной “гарної дївчини” по имени Оксана.

Оксана казалась стеснительной и молчаливой. Она была двадцатичетырехлетней жительницей города Луганска, чуть выше среднего роста и, за счет худобы и короткой мальчишеской стрижки, выглядела значительно моложе своих лет. Под голубенькой майкой угадывалась маленькая грудь с отчетливо различимыми под тонкой трикотажной тканью упругими сосками. На ее аккуратно оттопыренной заднице ладно сидели светло-коричневые вельветовые бриджи. При свете дорожных фонарей черты ее лица, решительно разделенного строгим и прямым аристократическим носом, сразу же напомнили мне очень знакомую, неоднократно виденную на обложках журналов и газет, а также по телевизору, знаменитую персону.

Я немного отступил в тень, сменил ракурс и присмотрелся. Оксана тоже, переступая с ноги на ногу, медленно переместилась в яркую полосу дорожного освещения. И тут я запоздало, но безошибочно сообразил: она весьма определенно походит на принцессу Диану. Тот же благородный британский профиль, спокойный и немного настороженный печальный взгляд.

Оксана курила. Курила она как-то странно. Торопливо поднеся к губам сигарету, отрывисто затягивалась и тут же, спрятав тлеющий окурок в собранную ладошку, быстро опускала руку вдоль бедра, заводя ее к себе за за спину.

Когда она делала так, мне сразу представлялась леди Ди, прячущая в кулак, – дабы не навлечь на себя великодержавный гнев Королевы-матери, – строго-настрого запрещенный светским этикетом, но только что прикуренный в ватерклозете Букингемского дворца, замусоленный и кривоватый, дымящийся сигаретный бычок. Хотя принцесса Диана, кажется, не курила вовсе.

Но легкий налет великосветскости и аристократизма сразу же испарялся как туман над утренним болотом, стоило только Оксане раскрыть рот. Она, в отличие от своей подружки Ленки, и гыкала, и шокала, и даже время от времени произносила смешное и типичное словечко “тю-у-у”, выражая крайнюю степень недовольства или удивления.

– А ты что из Луганска-то уехала? У нас ведь здесь, поди, тоже не сахар.

– Тю-у, а шо там делать, в том Луганске?! Работы нет, денег нет, ребята нормальные все поразъехались.

– Да ладно, у вас там, по ходу, даже свой драмтеатр имеется?..

Тут я бы хотел немного отвлечься и кое-что уточнить.

Дело в том, что я этнически – наполовину украинец. По отцу и, соответственно, по фамилии я, конечно же, – русский. А вот мать у меня стопроцентная хохлушка. Что тут поделаешь? Да ничего. Так получилось.

Так вот: мальчики, по моему мнению, больше походят на своих матерей, чем на отцов. И внешне, и по складу характера. Это весьма спорное обобщение, но что-то в нем все-таки есть.

Как говорил один мудрый англичанин: “все обобщения ложны, в том числе и это”. Но без спорных и рискованных обобщений мне здесь, по всей видимости, не обойтись.

Где-то там, в глубинах нашего подсознания, у представителей всех рас и национальностей теплится слабый огонек комплиментарного отношения к своим одноплеменникам. Этот огонек, правда, иногда превращается в пожар при совершении, скажем, ратного подвига либо при возникновении между двумя особями противоположного пола так называемого Большого Чувства, способного привести впоследствии к созданию прочной и (самое главное) многодетной семьи.

У этого явления есть и негативные стороны. Например, как пишут в милицейских протоколах: “объединение по национальному признаку для совершения погромов, массовых убийств и других противоправных действий”. Но об этих сторонах человеческих взаимоотношений я здесь распространяться не буду. Слишком сложен этот вопрос, плохо изучены его корни и первоисточники, запутанны и темны причинно-следственные связи.

Итак, я наполовину хохол. В общении с “чисто русскими” жителями столицы (если таковые вообще имеются в наличии) мне это обстоятельство нимало не вредит и нисколько не мешает. Русских я понимаю хорошо. У них такие же, как у меня, иллюзорные представления о жизни, надуманные и жалкие амбиции, рефлекторное сознание и завышенная самооценка (или заниженная – смотря по обстоятельствам).

Я понимаю их с полуслова, чувствую за километр и вижу насквозь.

В постоянном общении с моими одноплеменниками я давно не ощущаю никакого креативного начала и диалектического изыска; в нем очень мало продуктивных сторон и приятных запоминающихся моментов. Так супружеские пары, много лет прожившие в браке, вяло поддерживают однообразный и необязательный семейный разговор во время ужина или перед сном, прежде чем, выключив телевизор и отвернувшись друг от друга, погрузиться в тревожный, лишенный творческих сновидений и истинного отдохновения души, старческий сон.

Исключением из обрисованной выше ситуации являются красивые молодые девушки и очень редко попадающиеся на моем жизненном пути представители творческих профессий. В остальном мы – древняя, до последней степени уставшая от себя и от других народов нация.

Хотя, когда нас начинают одолевать какие-либо личные амбиции или на пороге возникает коварный и недооценивающий нас враг… Но я сейчас не об этом.

С хохлами дело обстоит иначе. Что-то темное, объединявшее нас у дымных костров доисторических кочевий, в ритмах языческих плясок и примитивных шаманских песнопений, что-то зародившееся во мраке девственных ночей, не знавших электрического света, что-то возникшее в тесной спайке сомкнутых боевых рядов – какое-то необъяснимое внутренне чувство всеобщей любви и единения, какой-то всеобъемлющий массовый пароксизм – все это порождает ту возвышенную комплиментарность, которая заставляет меня симпатизировать выходцам из этой – недавно отделившейся от нас, но живущей теперь по своим политическим правилам и гражданским законам – маленькой, но независимой страны.

Я только не знаю, как после всего вышесказанного объяснить тот факт, что моей первой женой была этническая армянка – московского, правда, разлива, но с неразрывно-прочными, как все восточные родственные связи, ереванскими корнями…

– У нас полбутылки всего осталось… надо бы еще сбегать.

– Один момент, – успокаиваю я Ленку-хохлушку, и направляюсь на третий пост в круглосуточный универсам – единственное место на объекте, где ночью продают крепкие спиртные напитки.

Женская часть образовавшейся компании представляла собой разнокалиберный квартет: стройная Оксана (наверняка – “розочка”! – подметил я плотоядно), довольно полная Ленка и две совершенно непохожие внешне, но постоянно называющие друг друга “сестренками” бесформенные тридцатилетние бабищи.