Душой наизнанку - Юлия Мамочева

Дети

Погода шепчет, отмаливая грехи.Но не блажите, коварные небожители!Детям, считается, трудно писать стихи:Дети ещё непомерно немного видели.

Это, конечно, типично взрослый обман;Чистая ложь не сочится лучистой примесью.Чтобы оглохнуть, ныряет Луна в океан,Там и смеётся над переспелой наивностью.

Смейся навзрыдно — над теми, кто похоронилДетство своё в чернозёме сутулого смысла.Пусть ополчится на них твой серебряный Нил,Пусть их оплачет Нева и подлечит Висла.

Взрослые! Вы бы Вселенной в груди — не вынесли,Всплывши во лжи, захлебнулись бы               в Божьем вымысле.

Взрослые неизлечимы. Луна, покажись!Похохочи над могилами добродетели!Дети пока ещё помнят иную жизнь,Неба изнанки безвинно немые свидетели.

Вершина

Быть иль не быть нашей дружбе? Как знать, как знать,Коль жалеют ответа скупые дорожные знаки?Раскрошились слова — то, что важно,               теперь не сказать —Я грызу их, как зубодробильные козинаки.

Грузно дышу; только сердце — прочнейший мотор.Тишь в голове, точно ночью меня порешили.Но хорошо, но привольно в обществе гор!Может, без друга — но буду на самой вершине!

Горше не станет, ведь горше уже — никак!Вирши мои мне послужат походным маршем.Дом далеко: каждый новый виной тому шаг;Цель приближается, небо призывно машет.

Только буря в ушах обращается в тошный шторм;Свирепеют моря изнутри черепной коробки.Вижу горный хребет я конечным земным рубежом —И держу к нему путь. Он, по счастью, совсем короткий.

Ночь утробно гремит, будто шабаш семи ветров.Я цепляюсь, как зверь, за последний барьер до цели…Рвусь я к звёздам лицом обветренным;     грудью бросаюсь на пик трудов.Стяг вбиваю копьём в темя горное,     с пальцев стирая солёную кровь…И гляжу я вниз. Знаю: там, где остался кров,Друг в холодном поту подскочил на своей постели.

«Ливень — родитель рун…»

Ливень — родитель рунНа поасфальтовых рожицах.Июнь, передлетье, июнь!Июнить — в кайф, коли можется.

Марево меряет тюльНа перепрелой улице.Июль, моё небо, июль —Июль, покуда июлится!

Тогу август надел —Царскую, алотканую.Осени синь: осиянен предел;Лето, лети, окаянное!

Лето, лети, подлатавши крыло!Мучаясь, мчишься по сини…Люто следочки твои замелоРыжее платье осени.

Братцу

Без намека на моду,вовсе не ей в угоду —ты спрашивал, рада ль была твоему я приходуи Новому году,который тобой откупился,пожалев ерунды.Пред тем, как ответить, я долго глядела в воду.Но дело дудело; желалось словам на свободу…Читаешь глаза мои, словно бы пару писем;как шахматный бог, предугадываешь ходы.

И бьюсья, как блюдце,рентгеновским взглядом братца.Боюсь —извернуться,выкрутиться, отовраться.Чтоб бокомне вышло —лишьправду, как перед Богом.Вопросом насквозь — заторможен мой кровоток.«Была ли ты рада, когда я решил рождаться?»Мечтатель — метатель, сестрица —                мишень для дартса.«А что с тобой станется, если придётся расстаться?»Зачем вы сплетаетесь, мысли, в один клубок?

То жжётесь, как жестьиз печи, то подобны вате.Тебе всего шесть.Маме кажется: больше, на вид.Душой не кривить мне — спишь на моей кровати.Ты спишь, потому что поздно: закат кровит.Ты спишь и не знаешь, что я поутру уеду.Ещё до рассвета в родное «не-знаю-куда».А там — целоваться с развратным ворованным небом,Холодным и хрупким, как лёд на груди пруда.

Мой милый, мой друже, в разлуку поверишь ты позже.И, чувствую кожею, станешь скучать. Я тоже.Но, честно, вернусь. До небесно-древесной проседи,До первых морозов — да были б они подобрей!Была ли я рада рождённому брату? Боже,Сперва — ни на грамм, как себе. А теперь — до дрожи.И, коли возможно, ты дал бы прожить мне, Господи,ещё хоть немножечко Лёшиных декабрей.

Доктор Время

Время, ощерившись, взяткой пробилось в лекари:Щедрость-то всякому судну присудит крен,Коль поколенье коллег, притворяющихся калеками,Приподняться не сможет с корёженных ложью колен.

Люди, вы только не думайте, будто я лгу!Я поступала честно, учусь на совесть.Время ж недугом согнёт и прямую в дугу,После — залечит, нимало не беспокоясь.Как большинство докторишек в любом кругу —Ада ль, общения ль? — краснодипломанных то есть.

Боже, бюджетники! Жабой безбожно задушенным,Чахнуть вам в анатомии; честным к чему изыски?Время — Принц де Коррупцио: куцых прельщает                      кушем,Райскими кущами или роскошным виски.С кем-то оно посидело удачно за ужином —За ночь заочно закончило Медицинский.

Доктор! О док, до которого не достучаться,Не дозвониться, не докричаться по рации —Вы, оперируя, мне невзначай пропороли железу                      счастья,Жилу железную — лучше бы вам не браться!..Это у Вам подобных случается часто,Видно, ввиду недостатка квалификации…

Вам бы пройти, доктор Время, хотя бы практику —Нет, откупились, одною деньгой единое!Время, Вы ж пляж превратите с картинки в Арктику,Темя и томной тьме сединой наблондинивая!

Каждому чёрному оку — седое облако,Белую бровь — с кровью ран, отболевших ранее…Всё ведь Вам, Время, что по лбу, что в лоб,                    что побоку;Не занемочь бы от Вашенского врачевания!

Долго ль стоять на морозе-то? Вены сжалися —Холодом, голодом; ветры нутро мне мнут.Время на правду плюётся и обижается,Шутку за правду заправский суёт баламут:Стрелки часов навострили меткие жальица,Переместились назад; разве мститель сжалится?И ежечасный автобус со мной разъезжается,Двинувшись раньше намеченного парой минут.

Погоня

Словно вора, волка — сворой горестной,Лай цедя сквозь сито лжетактичности,Обвиненья гнали меня по лесу,По чащобам застращённой личности.

Видно, кем-то спьяну напророченаМне тоска таскаться меж трясинами!Бор издёрган, искорчёван корчами;Силы нет — собраться зверю с силами…

Сипло зверю вслед двустволки дуламиВзрыкивают, щурясь двоедырьями.Но меня не запугаешь пулями,Не приманишь псевдоперемирьями!Волк бежит, сжимая волю скулами;Плачет пульс: «Не вырони, не вырони…»

А борзые — ближе, всё назойливей:Перекрыли тропоньку обратную.Лапы беглеца гудят мозолями —Не свернёшь, сорвавшись на попятную!..

Окружённый — куража лишаешься;Страх корёжит судорогой мускулы…Только ветки, как живые жалюзи,Душу слепят голосами тусклыми.

Воют, зло-золу мешая с ласкою,Точно землю мытарь на костре бранит…Счастлив скорой самострел развязкою:Продавай-ка совесть за серебреник!

Нет, не надо нам монет, намоленныхЧестью, за бесценок в рабство брошенной.Скор конец погони скоморошной;Я к нему ль — на лапах измозоленных?

Не к нему — но немо в темень памятиЗа огнём; а истине — служил ли я?Обвиненья, глубоко копаете!Против шерсти рвёте сухожилия!

Я петлять — вы петлю враз на шею мнеДа на пятки, черти, наступаете!Глохнет топот по гнилой замшелине,Тонет, бедный, в буераках памяти.

Исповедью вас едва порадую,Перед сворой на мысочках шастая:Окольцован клеветой-блокадою,Врос я в почву, мшистую, мышастую.

Стали лапы древними кореньями,Кровь — смолой, кривые когти — иглами.Языки-то пёсьи — обвиненьямиСтан основойв ствол сосновыйвыгнули.

Волчья шкура, сплошь поиздуршлаченнойОтвердев корой, чей чёс неровен,Стала — склепом, склянкой бурой крови,Крови, желатином насмерть схваченной.Кто травил с оружьем наготове, —Замерли ордою одураченной.

Плеском лес скрипучим их подначивал:«Невиновен, черти! Невиновен…»

Принц