Звёздная болезнь, или Зрелые годы мизантропа. Роман. Том II - Вячеслав Репин

Луиза кинулась закрывать уличные ставни. Она сразу позвала на помощь. Они поспешили на террасу. Борясь с ветром и со ставнями, все трое вымокли до нитки. Спать все разошлись только после чая, который Мольтаверн принес к камину, когда уже пробило два часа ночи…

Ураган, не стихавший всю ночь, к утру спал, а к десяти часам даже распогодилось. Теплый весенний ветер преспокойно гнал по небу большие кучевые облака, над горизонтом всё еще налитые лиловой тяжестью. С неестественной быстротой облака плыли прямо навстречу взгляду. Со стороны холмов ветер приносил обжигающе свежие, насыщенные чем-то приторным запахи леса, сырой земли и прелой зелени.

Петр с рассвета хозяйничал в розарии. В джинсах, в старом ирландском свитере с косичками на рукавах, в сером парусиновом бобе, он возился в кустах, вычесывал из газона обкромсанные ветки, загружал мусор в тачку и свозил его в дальний угол.

К одиннадцати часам на террасе ударила дверь, и показалась Луиза. Всё сразу же пришло в движение. Утро было хотя и свежее, но столь ясное, что она попросила Мольтаверна, застывшего в дверях наготове, накрыть завтрак на улице. Мольтаверн исчез и через минуту стал носить в беседку под навесом посуду, горячий шоколад, кофе, поджаренный хлеб, банки с вареньем и фрукты.

Через несколько минут Петр поднялся к беседке, выпил за компанию со всеми чашку кофе, после чего вернулся к кустам и, перегнав тачку повыше, к самой террасе, продолжал начатое с утра. Из сада он слышал, как Луиза, едва проснувшись, уже вовсю отчитывала Мольтаверна за разбитый вечером фаянсовый горшок для цветов.

Выставив стул из тени на газон, Мольтаверн грелся на солнце и реагировал на всё стоическим молчанием.

– В мире, Леон… в том мире, в котором мы живем, люди больше ценят барахло всякое, вещи, а не друг дружку. На тебя всем наплевать. Поэтому ты должен хотя бы стараться показаться полезным, интересным.

– Это вы свой мир описываете, – сказал Мольтаверн. – Мой мир… он совсем не похож на ваш.

– Ну конечно!.. Ты хочешь сказать, что я, Пэ и все мы живем в этом реальном мире, а ты почему-то – нет? Что ты нашел себе теплое местечко, пригрелся и будьте здоровы?

Мольтаверн молча поигрывал коленями, отделывался одними ухмылками.

– За это тебе и достается.., – заверила Луиза и стала размешивать какао ломтиком поджаренного хлеба.

– В волчьей стае надо выть по-волчьи… Вы это хотите сказать? – спросил Мольтаверн. – Эту школу я прошел, когда вас еще на свете не было.

– Если не хочешь выть со всеми, так хоть бы подвывал… так, для вида. Правила игры соблюдать нужно. Или не лезть в игру вообще, сидеть в стороне от всяких игр.

Обменявшись взглядами, они вдруг рассмеялись. На некоторое время в беседке воцарилась тишина. Панибратский тон и неведомо на чем замешенное единодушие, благодаря которому им удавалось понимать друг друга с полуслова, Петра удивляли уже не в первый раз, но теперь немного озадачивали.

– Хорошо, давай подойдем к этой проблеме с другой стороны, – продолжала Луиза. – Вот смотри: в нашем обществе… ну, в нашем свинском обществе, в котором нам приходится жить, деньги – это всё равно что кровь… Как кровь, которая течет по сосудам, чтобы организм, живые ткани могли получать вещества, необходимые для жизнедеятельности. Ведь так?.. Тогда ответь, пожалуйста, как вот ты к деньгам относишься, а Леон? Или тоже всё отрицаешь?

– А никак, – ответил тот.

– Что значит никак? Это не ответ… Богатым ты стать не хочешь, это и дураку ясно. А то ведь потом придется сторожить нажитое добро, как оружейный склад. Сохранить добро труднее, чем его нажить… Правильно я тебя понимаю?.. Но иметь что-то, как все нормальные люди, получать эти полезные вещества, о которых я говорю?

– Чтобы любить богатство, надо быть бедным, – ответил Мольтаверн.

– А чтобы любить бедность, надо быть богатым?

– Можно и так.

Луиза пригубила какао, обожглась. Отставив чашку, она неожиданно согласилась:

– Может быть, и так, конечно. Тебя не переспоришь. То же самое утверждает одна моя знакомая. Она живет на три тысячи в месяц. – Луиза принялась рассказывать Мольтаверну о том, как ее подруга Мона питается одним рисом и макаронами и этой суммы ей якобы хватает на удовлетворение всех ее запросов.

– Вот я и говорю, что счастливым можно быть без денег, – сказал Мольтаверн.

– Ты – наглядный пример… Этих перлов ты у Пэ, по-моему, нахватался.

– Ничего подобного! Я тоже так думаю.

– Тогда объясни… Каким же образом?

– Не тем богат, что есть, а тем, чему рад, – произнес Мольтаверн.

– Чего-чего?

– Человек, у которого есть деньги, не понимает, что почем. Ну что тут непонятного?.. Вот у вас хватает денег на новую машину, вы можете купить ее, когда вам захочется. Одна сломалась – купили другую, – быстро заговорил Мольтаверн. – Но вы уже не можете любить машины, они для вас ничего не стоят. Логично?.. Так – средство передвижения. Вот как для Пэ. Какая ему разница? А когда своя, единственная… Когда мучился, берег, сам ремонтировал – совсем другой разговор. Можно быть счастливым, когда хорошо поел. Когда на тебе новые джинсы. Или когда где-то рядом хорошо пахнет. Вы не понимаете… Если вам стоит только захотеть и у вас будет всё, что вы хотите, это непонятно. Вино окажется кислое. Шоколад горький. Всё не то, не то…

– Философия, Леон, – вздохнула Луиза, помолчав. – Когда человек хорошо ест, у него лицо подтянутое, кожа блестящая. Когда плохо – серое, опухшее. Какая между ними разница?.. Да огромная!

– Мы говорим о разных вещах. Я вот люблю, например, сушить одежду на улице, потому что она потом хорошо пахнет, – привел Мольтаверн еще один пример. – А другой даже не понимает, что одежда хорошо пахнет, если у него всегда был такой огород. – Мольтаверн показал в сад.

– Это не огород, а розарий.., – поправила Луиза. – Но я поняла, что ты хочешь сказать. Какой ты всё же притвора, Леон! Ты ведь понимаешь больше чем десять адвокатов, вместе взятых! Не знала, что ты философ.

– Это не философия. Это опыт жизни, – изрек тот не без самодовольства.

С минуту они помолчали.

– Ну, раз ты такой опытный, такой умный, ответь мне вот на какой вопрос. Помнишь, мы с тобой говорили про армию, про жестокость и всё такое… Как ты всё это совмещаешь? Ты лев, по-моему, по гороскопу?

– Нет, я не лев.

– А похож… Так что я хотела спросить… Ты в Бога вообще веришь? Любой нормальный человек должен задумываться над такими вещами.

Задержав на собеседнице иронический взгляд, понимая, что такой вопрос невозможно задавать серьезно, Мольтаверн сложил руки на груди и, изображая из себя тугодума, ответил:

– А почему нет? Бог – это такое дело.

– Какое дело, Леон?

– В Святой Дух я верю, а в Отца нет.

– Чего-чего?.. Повтори-ка, не расслышала!

Мольтаверн, улыбаясь, отрицательно покачал головой, повторить сказанное отказывался.

– Ну ты даешь! Откуда же он взялся, Святой Дух? С неба, что ли, свалился?

– Он ниоткуда не взялся.

– Как это ниоткуда? Объяснил бы темноте!

– Объяснять нечего. Он всегда был, и точка.

– Послушай… Ты, случайно, не сектант? А то, глядишь, тебя в твоих крестовых походах завербовали грешным делом?

– Нет, крещеный и не сектант.

– Леон, а что ж ты тогда в эти войска полез, раз ты такой. Ну, как сказать…

– Так надо было, – ответил Мольтаверн без смущения.

– Я серьезно спрашиваю… Встань на мое место.

Мольтаверн нетерпеливо озирался по сторонам.

– Значит, ты и в вечную жизнь веришь? – продолжала Луиза донимать его.

– Верю.

– А вот я этого не понимаю… Что это такое? Как ты себе это представляешь?

Мольтаверн помялся, нарочито зевнул и, устремив взгляд вдаль, вымолвил:

– Душа не умирает… Ученые это давно доказали.

– Что-то не слышала таких доказательств.

– Я в журнале читал, – сказал тот. – Я вам дам – наверху валяется.

– В журналах чего только не пишут. Душа, говоришь… Мы же не про душу говорим, а про тебя. Ты, значит, умрешь, а душа останется. Где же тут вечная жизнь?

– Я – это только тело, оболочка. А душа…

– Ну-ну, – подстегнула Луиза. – Что дальше?.. Пэ! Ты только послушай, что он несет. Мы, говорит, – одна оболочка!

Остановив тачку неподалеку от беседки, Петр вытер лицо рукавом и рассеянно улыбался.

Мольтаверн, подперев себя кулаком в бок, продолжал смотреть вдаль.

– Удивил ты меня, Леон.., – качала Луиза головой. – С оболочкой…

– Кукушка, слышите? – сказал Мольтаверн. – Обычно ее слышно немного левее. Новая наверное появилась.

– У русских есть такая игра, – сказала Луиза. – Мы же русские – на донышке, но всё-таки. Ты не знал?

– Нет, вот этого не знал.

– Ты-то небось француз потомственный. Тебя из соски красным вином кормили.