Все. что могли - Павел Ермаков

— К чему клонишь?

— Может, и границы наши продвинутся вперед?

Ильин отрицательно покачал головой.

— Нет, Вася, ты не туда гнешь. Мы не захватчики. В Германию мы войдем не потому, что хотим захватить чью-то территорию. Мы придем туда, чтобы покарать фашизм, поджигателей войны. Их надо выставить перед всем миром, чтобы другим, кто еще попытается подобное затеять, неповадно было.

— Пожалуй, я глупость сморозил, — смущенно проговорил Горошкин, встал навстречу Наде, принял у нее самовар.

Пока Надя заваривала чай, нарезала испеченный к Новому году торт, Ильин говорил о том, как он понимал устройство границ после войны. «Конечно, предположительно, — предупредил он. — Польше вернут ее самостоятельность. С нею у нас установятся новые, не такие, как раньше отношения. В целом границы должны стать справедливыми, иначе за что же кровь проливали. Хочу, чтобы пограничники стран-соседей взаимно помогали друг другу в службе. Даже при самом справедливом устройстве границ контрабандисты не переведутся. Совместными усилиями легче станет ловить любителей легкой наживы».

— Размечтался, — Надя подошла к мужу, ласково взъерошила волосы и любовно погладила. — Война еще вовсю гремит. У нас в приграничье неспокойно, банды по лесам прячутся. Господин Богаец где-то злобу точит. Стрельба повсюду, а ты сказочные замки строишь.

— Без мечты, Надюша, нельзя, — возразил он, придвигая к себе тарелочку с тортом. — Пока война, поможем фронту своей службой.

Они еще долго сидели, о многом переговорили. Новогодняя ночь выдалась на удивление спокойной. Ни один телефонный звонок не потревожил начальника пограничного отряда. Казалось, каждый из них троих за эту ночь заново прошел свой путь, начиная с двадцать второго июня сорок первого года до этой тихой и очень желанной в своем проявлении новогодней ночи.

В самом главном они были единодушны: скорее бы кончилась эта проклятая война. Где бы она ни шла, везде уносит все новые и новые жизни. Всем одинаково и генералам, и бойцам очень хочется своими глазами увидеть миг победы, пожить в мире, ложиться и просыпаться не под грохот пушек, а под щебет птиц или спокойный, призывный заводской гудок. Сходились в том, что недолго войне греметь, пить кровь людскую. В наступившем сорок пятом она непременно кончится.

Утром Ильин как всегда заторопился в пограничный отряд.

По дороге вновь задумался, почему сорвались две последние операции? Казалось, разведка получила выверенные данные о бандитских базах, действия пограничников были точно рассчитаны. Но оба раза они пришли на пустые места, потом были обстреляны, понесли потери.

Горошин обозлен, сконфужен. Жалко на него глядеть — почернел весь. Высказал предположение, не иначе, дескать, как из отряда утекает оперативная информация. Согласиться с этим нелегко, но и отрицать нелепо. Каким-то образом замыслы, разработанные в погранотряде, становятся известны противнику. Куда хуже-то?

Не все плохо, конечно. Вон связисты отличились. Отбили у бандитов двух захваченных линейщиков. Взяли пленного. К сожалению, не довели, был ранен и по дороге скончался. Но все равно молодцы. Особенно лихо действовал начальник связи капитан Гуменюк.

К связистам и направился Ильин в первый день нового года.

С утра стоял небольшой морозец, было тихо, невесомо кружились в воздухе снежинки. Надя проводила Ильина на службу, погуляла с сыном, покормила его и уложила спать. Только начала выкраивать ему штанишки из поношенной отцовской гимнастерки, — купить-то детской одежонки негде, — как услышала крик на улице. Вышла на крыльцо. Под окнами сновала девчушка лет десяти.

— Ой, где тут живет тетечка-ликорь? — причитала она, размазывая слезы по щекам.

— Что случилось? — спросила Надя.

— Та пацан наш, мий братко, вбився. Свалывся з сараю.

— Сильно ушибся?

— Можа ще живой. На хутори.

Надя привела девочку в комнату, попросила соседку посмотреть за сыном и побежала на конюшню. В эту минуту Кудрявцев выезжал из ворот на розвальнях. На просьбу Нади отвезти ее в хутор отозвался:

— Мигом домчим. Только короб на сани поставлю.

Через пяток минут подкатил к дому. Надя вышла с медицинской сумкой, усадила на сено девочку. Та успокоилась и с любопытством озиралась вокруг. Когда въехали в лес, Кудрявцев сказал:

— Вы рисковая, Надежда Михайловна.

— Ты разве боишься? — она метнула на солдата лукавый взгляд.

— Ну, вы скажете, чес-слово, — он нахмурился, тронул за спиной карабин. — У меня винторез.

Надя мысленно усмехнулась его наивности, будто «винторез» сам по себе отпугнет опасность. Невольно сунула руку во внутренний карман шубы, ощутила рубчатую рукоятку тяжелого «вальтера». Она все еще хранила подарок капитана Силаева — война не кончилась.

— Все ж подполковник поддаст мне жару, — Кудрявцев сокрушенно покрутил головой, взмахнул вожжами.

Лошадь пошла размашистой рысью, ошметки снега застучали по передку саней.

— Мы скоренько, Ваня. Надо человека спасать, — сказала Надя.

На хуторе несколько хат. Девочка показала на ту, что стояла на отлете, выглядела победнее других. Хозяйка встретила слезами:

— Ой, лышенько мени…

В полутемной горенке на деревянном топчане лежал подросток лет четырнадцати, укрытый старым, лоскутным одеялом. Он был бледен, слабо дышал. Пока Надя осматривала его, хозяйка всплескивала руками, жаловалась, что «чоловик» ее сгинул в начале войны и сынок «вбывся», главный работник, «без його ниякой жисти быть не може». Пошел с поветей сбросить сено скотине. Она его не сразу хватилась, а когда заглянула туда, хлопчик вылялся без памяти, весь в крови.

Бедро мальчика было насквозь пропорото вилами-тройчатками. Видимо, от болевого шока он потерял сознание и обескровел. На холоде кровь течет обильнее.

Слушая стоны матери, Надя почти автоматически выполняла все, что бессчетное число раз делала на фронте во время боя. Наконец, парнишка открыл глаза.

— Мамо, — прошептал он, — дэ ты?

— Тут я, сынку, — кинулась к нему женщина.

Скоро щеки мальца порозовели, очевидно, боль попритихла, и он на вопрос Нади, как приключилась с ним беда, ответил, что сначала уронил вилы, а потом оступился, упал, дальше уже ничего не помнит.

Еще с полчаса Надя посидела возле него, затем, увидев, что опасность позади, засобиралась в дорогу, наказав матери, чтоб сын ее обязательно лежал, не бередил рану.

— Вот, Ваня, все и обошлось, — говорила она Кудрявцеву, когда хуторок исчез за поворотом.

Кудрявцев улыбался в ответ, но вдруг слова застряли в глотке. Из-за придорожных деревьев метнулись люди. Лошадь схватили под уздцы, на Кудрявцева навалились двое, вырвали карабин.

— Прикордонник, такую твою мать… — реванул один из них в высоком малахае.

Лошадь храпела, испуганно пятилась, дергалась в оглоблях.

— Чья баба, куда везешь? — трясли Кудрявцева, словно яблоню по осени.

— С заставы еду, — на Надю кивнул. — Докторша городская, попросили довезти. На хуторе пацана лечила. Чес-слово.

«Что он такое говорит? Неужто струсил, отказывается от меня? — ужаснулась Надя, но через секунду сообразила, что Кудрявцев выгораживал ее. Не приведи Бог, узнают, что она жена начальника погранотряда. — Правильно, городская докторша. Документов со мной нет. Надеюсь, к тому же, «бабу» не станут обыскивать».

— Тебя москали сюда послали? Сама москалька? — дышал на Надю самогонным перегаром и чесноком рослый в перетянутом кушаком черном кожухе мужик, которого его приятели называли Мыкытой.

— Не все ли равно, — дерзко ответила она и смело глянула на Микиту. — Хуторской мальчик умер бы, не окажись я у него вовремя. Теперь он будет жить. Я не спрашивала, украинец он или русский, просто не пустила к нему смерть. Может быть, это ваш сын или брат.

Мужик поддернул на плече немецкий «шмайссер», нетерпеливо пробурчал:

— Ну, вертай до хутора, побачимо, який там хлопець.

Двое примостились на санях, остальные шли сзади.

— Микита, та на який вона задалася? — взмолился один, уцепился за короб и упал в сани.

— Мовчи. Побачимо, тоди…

На хуторе посмотрели на забинтованного мальчишку, мать его подтвердила все, что говорила Надя. Глаза Микиты под мохнатыми бровями забегали, на лбу сгрудились морщины. Показалось, он был озадачен чем-то. Объявил, «докторша нехай остается, а прикордонник з ними поедет». Надя воспротивилась, требовала, чтобы солдат отвез ее, по лесу одной идти боязно. Мужик ухмыльнулся, ничего, они проводят, «з ними панночка не заскучает. Ще лучшее, пусть з ними едет, бо у них тоже есть ранетый». Микита говорил и поедал ее похотливым взглядом.

Наде было ясно, что дальше произойдет с Ваней Кудрявцевым и с нею. Понял это и Кудрявцев. Он резко отшатнулся в сторону, сорвал с плеча бандита свой карабин, передернул затвор. Но большего не успел. Его стукнули прикладом по голове, и он упал.