Золотая братина: В замкнутом круге - Игорь Минутко

Ник. Корчной. 28.07.96 г.».

Жители деревни Верхние Дворы – 12 км от Шлиссельбурга – 28 июля утром, около шести часов, на проселочной дороге, в 1,5 км от деревни, услышали мощный взрыв. Эта дорога соединяет окрестные села со старым шоссе Шлиссельбург – С.-Петербург, выведенным из эксплуатации два года назад.

На место происшествия первым прибыл местный участковый инспектор Воронин Н. В. Через два часа – в 8.10 – прибыла наша оперативная группа.

Обнаружено: обгорелые остатки машины „линкольн“ (предположительно), разнесенной мощным взрывом на куски в радиусе 12 м, и два изуродованных, обгорелых трупа мужчин. Сейчас на месте происшествия работают наши следователи и оперативная группа.

Гаранин В. Л., подполковник ФСБ.

С.-Петерб.

28.07.96 г.».

В дачном поселке Чистый ручей – 18 км от коттеджа, из которого скрылись преступники, – в гараже пустующей дачи на окраине найден „БМВ“, темно-серый, номера сбиты. В кабине обнаружены трупы двух мужчин. Оба убиты выстрелами из пистолета в затылок. В машине обнаружены три ящика, обитых металлической лентой. При вскрытии в ящиках оказались кирпичи, куски арматуры, ржавые обогревательные батареи и прочий металлолом.

На месте работает прибывшая через 47 минут после обнаружения „БМВ“ следственно-оперативная группа.

Зарайко П. М., подполковник ФСБ. 28.07.96 г.».

Путешествие «Золотой братины»

Глава 47

Арест в Боливии

Третьи сутки мела метель, и столица державы была засыпана снегом по окна первых этажей – никакая техника не справлялась, все вокруг бело-серо-коричневое; пробки на дорогах; в московских дворах полно детворы – с санками, на лыжах, на коньках; стаями летают снежки; звонкие голоса, смех, азартные крики. Праздник.

Глеб Кузьмич Забродин любил снегопад, скрип свежего снега, первозданную белизну по утрам, когда выйдешь на крыльцо – и зажмуришься. Вспоминалось детство в пору, которая сейчас казалась невероятной, почти мистической, жизнью на другой планете: Куоккала, их двухэтажная дача в соснах среди серых валунов, замерзший Финский залив, сугробы под окнами. Жарко топятся печи, молодая мама хлопочет у праздничного стола, ей помогает горничная Наталья, совсем юная девушка, светловолосая, с нежным румянцем на щеках, в белом переднике, и шестилетний Глебушка тайно влюблен в нее. За окнами смеркается, из белых они постепенно становятся голубыми, потом синими. Из кухни аппетитно пахнет пирогами с рыбой и вязигой. Скоро появится папа с покупками, и начнут съезжаться гости. Почему гости приглашены на дачу? Наверное, это сочельник. Или, может быть, Масленица. Глебушка носится по комнатам, он возбужден, радостен, все его любят, и он всех любит. Ощущение полного, безмятежного счастья.

«Боже мой! Неужели все это было со мной? И это был я? И такой была Россия?…»

– Деда! Я еще раз скачусь с горки вон с тем мальчиком, можно? У него нет санок.

– Конечно, Катенька. Только смотри, ты уже вся извалялась в снегу, наверно, варежки промокли.

– Нет, деда! Мне жарко.

Пятилетняя внучка, похожая в красном меховом комбинезоне на божью коровку, катит санки к снежной горке, у которой копошится целая туча ребятни. Катенька, внучка, – самая большая, ревнивая любовь пенсионера Глеба Кузьмича Забродина. Ей посвящает он почти все свое время: прогулки, поездки за город, чтение, игры. И рядом с ней забывается все пережитое, начинает казаться, что счастье вернулось в его жизнь и цель ее теперь – в Кате, ее воспитании. Пусть она вырастет честной, свободной, доброй. Пусть!..

На пенсию Забродин ушел сразу, как только настал пенсионный возраст, – Глеб Кузьмич был в конфронтации… Нет, не с начальством… В конфронтации с системой. Три года назад, в день круглого юбилея, располагающего к подведению итогов, шестидесятилетний Забродин окончательно и навсегда сказал себе (только себе): «Государственная система моей страны преступна. Коммунисты, руководители страны, – преступники. Моя жизнь, моя работа – все напрасно, впустую, зря. Кроме одного дела – кроме „Золотой братины“. А теперь смысл моей жизни – Катенька».

Пять лет назад Глебу Кузьмичу и его семье дали большую трехкомнатную квартиру в новом доме на проспекте Вернадского. И там жили они теперь впятером: он, жена Надежда Ивановна, тоже пенсионерка, дочь Нина, ее муж Вадим, инженер, который работал в НИИ оборонной промышленности (в «ящике»), и внучка Катенька. Семья жила дружно, только слишком немногословно – каждый был занят чем-то своим. И пожалуй, всех объединила, сплотила Катя – это маленькое существо, ставшее эпицентром их семейной жизни.

– …Деда! Деда! Смотри, бабушка с балкона нам давно кричит и размахивает.

Глеб Кузьмич поднял голову: действительно, на балконе шестого этажа стояла Надежда Ивановна, белея непокрытой головой, в пальто, накинутом на плечи, и призывно махала руками, что-то крича, но не было слышно. «Или случилось что?»

– Пошли, Катенька. Перегуляли. Сейчас бабушка нам наподдаст.

– Деда! Еще! Еще один разок, а?

– Вечером погуляем. – И он берет в руку крохотный кулачок в мокрой варежке. – Пошли, моя радость.

Лифт медленно, поскрипывая и сердито гудя, поднимается вверх, а сердце уже бьется учащенно, редко обманывающее предчувствие: сейчас что-то произойдет, случится. Важное. Огромное. Надежда Ивановна встречает мужа и внучку в передней.

– Глебушка! Дважды звонил Николай Александрович. Ты им зачем-то нужен. Просил, как придешь, сразу ему позвонить. Номер телефона я записала, у тебя на столе.

– Я и так его помню…

В своей комнате, служащей и спальней, и кабинетом, он сел в старое кресло у письменного стола, придвинул к себе телефонный аппарат, пару раз глубоко вдохнул, поднял трубку и набрал номер.

– Голубятников у аппарата, – прозвучал в трубке знакомый энергичный голос.

– Здравствуйте, товарищ генерал-майор, – сказал Забродин, не сумев скрыть волнения.

– А! Глеб Кузьмич! Рад вас слышать. Приветствую. Первый и главный вопрос: как здоровье?

– Не жалуюсь. Все в норме.

– В таком случае… – генерал-майор Николай Александрович Голубятников помедлил, – пусть это будет для вас сюрпризом…

– Что-что? – перебил Забродин.

– Глеб Кузьмич, – как бы не слыша вопроса, продолжал Голубятников, – сейчас без двадцати два. Если вы не возражаете, в три за вами подъедет машина.

– Я готов.

– Вот и прекрасно. В три у ворот вашего дома. Черная «Волга». Не забудьте взять паспорт. Итак, до встречи.

– До встречи, Николай Александрович.

Приоткрылась дверь, в комнату просунулась русая головенка внучки.

– Деда! Приятности или неприятности?

– Еще не знаю, Катенька.

Без пяти три он уже стоял у арочных ворот во двор своего дома. Ровно в три к нему подрулила, разбрасывая в стороны светло-коричневый снег, черная «Волга», остановилась. Из машины вышел молодой человек лет тридцати, в добротном зимнем пальто мышиного цвета и меховой шапке (шофер остался сидеть за рулем), подошел к Забродину, сдержанно улыбнулся:

– Здравствуйте. Глеб Кузьмич?

– Так точно.

– Извините, если можно…

– Да, да! – Забродин протянул молодому человеку свой паспорт.

– Все в порядке. Прошу вас, Глеб Кузьмич. – Перед Забродиным распахнулась дверца «Волги», и он сел рядом с шофером.

Улицы и площади зимней Москвы проскользнули, казалось, мгновенно. И вот огромное желтое здание КГБ. Какой страшный дом! Какое проклятое место!.. И он, Глеб Забродин, русский интеллигент, проработал в этом ведомстве тридцать пять лет! Исключая два года пребывания «в местах не столь отдаленных».

Формальности мгновенны, пропуск оформлен заранее. Лифты быстры и бесшумны, переходы и коридоры пустынны. Его сопровождает вежливый молчаливый молодой человек, теперь в черном безукоризненном костюме, следуя на полшага впереди. Вот и знакомая дверь, обитая коричневой кожей. Сам Николай Александрович, раздавшийся в плечах, пополневший, с седыми висками, шел навстречу Забродину с напряженной улыбкой на лице. Они обнялись.

Глеб Кузьмич спросил:

– Ну и?…

– Если сразу к делу…

– Сразу, сразу! – перебил генерал-майора Забродин.

– Тогда в просмотровый зал. Там нас ждут.

Небольшой кинозал с мягкими удобными сиденьями был слабо освещен несколькими лампами; в его глубине белел квадрат экрана. При появлении Голубятникова и Забродина с передних рядов поднялись человек восемь. Некоторых из них Глеб помнил. Но большинство – в основном молодых людей – он видел впервые. Знакомство заняло две-три минуты.

– Что же, приступим, – сказал Николай Александрович. – Садитесь рядом, товарищ подполковник.

Голубятников и Забродин сели в первом ряду. В центре зала стоял проекционный аппарат. На экране вспыхнул яркий белый квадрат, потом на нем возник цветной снимок: за массивным письменным столом сидит представительный старик, совершенно седой, с короткой стрижкой, в рубашке с закатанными рукавами. Черты лица смутны. Слева на стене картина: обнаженная женщина, метиска. Справа – круглая чаша или большая тарелка, которая воспринимается круглым темно-желтым пятном.