Дюна - Фрэнк Герберт

— Тут вода, саяддина, — ответил он. — Но мы не можем ее пить.

— Семя ли тут? — спросила Чейни.

— Тут семя, — прозвучало в ответ.

Чейни опустилась на колени и положила ладони на булькнувший мешок.

— Да будут благословенны вода и семя!

Ритуал казался знакомым, и Джессика оглянулась на Преподобную Мать Рамалло. Глаза старухи были закрыты, она сидела сгорбившись и словно спала.

— Саяддина Джессика, — сказала Чейни.

Джессика повернулась и увидела, что девочка в упор смотрит на нее.

— Доводилось ли тебе вкушать благословенную воду?

Не успела Джессика ответить, как Чейни продолжила:

— Тебе не доводилось испробовать благословенную воду. Ты — непосвященная и выходец из иных миров.

Над толпой пронесся вздох, зашелестели бурки и джуббы, и Джессике показалось, что волосы у нее на голове зашевелились.

— Урожай был хорош, и Творило погиб, — говорила Чейни. Она начала развязывать тесемку, которой был перехвачен сверху колышущийся бурдюк.

Джессика почувствовала, что теперь опасность уже надвинулась на нее. Она бросила взгляд на Поля и увидела, что он полностью захвачен таинственным действом и не сводит глаз с Чейни.

Видел ли он прежде эту сцену? гадала Джессика. Она прикоснулась рукой к животу, подумала о еще нерожденной дочери и спросила себя: Вправе ли я рисковать нами обеими?

Чейни протянула горловину бурдюка к Джессике со словами:

— Вот Вода Жизни, вода, которая больше, чем просто вода, — это Кэн, вода, освобождающая душу. Если тебе суждено стать Преподобной Матерью, то она откроет для тебя Вселенную. Теперь пусть рассудит Шай-Хулуд.

Джессика разрывалась между чувством долга перед будущим ребенком и долгом перед Полем. Она знала, что ради Поля нужно принять бурдюк и выпить его содержимое, но по мере того как узкая горловина приближалась к ней, чувства Джессики все громче кричали о Грозящей опасности.

У жидкости в кожаном мешке был горьковатый запах, похожий на запах многих известных ей ядов, но в чем-то отличный от них.

— Пей! — приказала Чейни.

Пути назад нет, напомнила себе Джессика. Но ничто из бен-джессеритской выучки, способное помочь ей в эту минуту, не приходило в голову.

Что это? лихорадочно соображала она. Алкоголь? Наркотик?

Она наклонилась к мешку, втянула ноздрями запах корицы и вспомнила пьяного Дункана Айдахо. Пряная настойка? Джессика припала губами к узкой трубке и втянула чуть-чуть жидкости. Пахло пряностями, легкая кислота укусила язык.

Чейни сжала мешок руками, В рот Джессики влился огромный глоток и, не успев ничего сделать, она уже проглотила его, изо всех сил стараясь сохранить спокойствие и достоинство.

— Принять Малую Смерть страшнее, чем просто умереть, — сказала Чейни. Она выжидающе глядела на Джессику.

Джессика в ответ смотрела на нее, продолжая держать трубку во рту. Содержимое бурдюка щекотало ноздри, ощущалось нёбом, щеками, глазами — острая, сладковатая жидкость.

Прохладная,

Чейни снова нажала на бурдюк.

Вкусная.

Джессика изучала Чейни, всматривалась в казавшееся ей лукавым личико и видела в нем черты Лита-Каинза — со скидкой на возраст.

Они накачали меня наркотиком, подумала она.

Это не было похоже ни на один из известных ей наркотиков, а в курсе Бен-Джессерита они изучали очень многие.

Черты лица Чейни проступали как-то нарочито четко.

На Джессику снизошла кружащаяся тишина. Каждая клеточка ее тела сознавала, что с ней происходит нечто очень важное. Джессика ощутила себя мыслящей частицей — меньшей, чем любая элементарная частица, но тем не менее способной двигаться и воспринимать окружающее пространство. Как внезапное откровение — словно вдруг раздернулись занавес? — она почувствовала себя некоей психофизической протяженностью. Она стала частицей, но не просто частицей.

Вокруг нее по-прежнему была пещера — люди. Она их воспринимала. Поль, Чейни, Стилгар, Преподобная Мать Рамалло.

Преподобная Мать.

В свое время у них по школе ходили слухи, что не все остаются в живых после испытания на этот сан, что некоторые погибают от наркотика.

Джессика сосредоточила внимание на Преподобной Матери Рамалло, отдавая себе отчет в том, что время словно заморозилось, мгновение остановилось — но только для нее одной.

Почему время остановилось? недоумевала она. Во все глаза она смотрела на замороженные выражения лиц в толпе, наблюдала за пылинкой, зависнувшей над головой Чейни.

Ожидание.

Ответ, как взрыв, ворвался в сознание: ее собственное время остановилось, чтобы спасти ей жизнь.

Она сосредоточилась на своей психофизической протяженности, заглянула внутрь и тут же наткнулась на состоящее из мельчайших клеточек ядро, на зияющую чернотой яму, от которой она в ужасе отшатнулась.

Вот то место, которое нам не дано видеть, подумала она. То, о чем так невнятно говорят все Преподобные Матери. Место, куда может заглянуть только Квизац Хадерак.

Эта мысль придала ей немного уверенности, и она снова решилась сосредоточиться на психофизической протяженности, стать независимой частицей и заняться поиском опасности, таящейся где-то внутри ее самой.

Опасность обнаружилась в только что проглоченном наркотике.

Атомы этого вещества плясали внутри нее: они двигались так быстро, что даже замороженное время не могло их остановить. Пляшущие атомы… Она начала распознавать знакомые структуры, знакомые молекулярные цепочки: вот атом углерода… вот покачивается спираль молекулы глюкозы. Ей встретились длинные цепи молекул, и она узнала протеин… метил-протеиновые конфигурации!

А-а-а-ах!

Сознание беззвучно ахнуло, когда она увидела формулу яда.

Своим психофизическим щупом Джессика проникла в его структуру, сместила один атом кислорода, позволила присоединиться свободному углероду, прикрепила кислородное звено… водород.

Пошло изменение формулы… все быстрее и быстрее, словно своим прикосновением она вызвала ускорение реакции.

Остановившееся время ослабило свою хватку, и она ощутила движение. Трубка горловины по-прежнему касалась ее рта, мягко впитывая капли влаги.

Чейни воспользовалась моим телом как катализатором, чтобы изменить структуру этого яда. Зачем?

Кто-то помог ей сесть. Она видела, как Преподобную Мать Рамалло усадили рядом с ней на покрытом ковром возвышении. Сухая рука прикоснулась к ее шее.

И тут в ее сознании появилась еще одна психофизическая частица! Джессика попыталась ее оттолкнуть, но частица придвигалась все ближе и ближе…

Они соприкоснулись!

Это было полным слиянием, в ней теперь существовало одновременно два человека: не телепатия, но взаимное проникновение разумов.

С старой Преподобной Матерью!

Но Джессика увидела, что Преподобная Мать вовсе не видит себя старухой. Перед взором их объединившегося сознания предстал совсем иной образ: искрящаяся жизнью молоденькая девушка с мягкой наружностью.

В их общем разуме прозвучал голос девушки:

— Да, я такая.

Джессика могла только воспринимать слова, ничего не отвечая.

— Скоро все это будет твоим, Джессика, — продолжал внутренний голос.

Это галлюцинация, сказала себе Джессика.

— Ты сама знаешь, что нет. А теперь поспеши, не сопротивляйся мне. У нас мало времени. Мы… — последовала долгая пауза. — Тебе следовало предупредить нас, что ты беременна!

Джессика отыскала в их едином сознании собственный голос и спросила:

— Почему?

— Это изменит вас обеих! Пресвятая Матерь, что мы наделали!

Джессика почувствовала, что в их сознании произошел сдвиг, и перед внутренним взором появилась третья частица. Она яростно кружилась, металась туда и сюда. От нее исходил откровенный ужас.

— Тебе придется собрать все свои силы, — произнес внутренний образ Преподобной Матери. — Благодари небо, что ты беременна девочкой. Мужской зародыш был бы убит. Теперь… осторожно и нежно прикоснись к образу своей дочери. Стань ею. Отгони от нее страх… успокой… напряги все свое мужество, все силы… нежно, ну, нежно…

Мечущаяся частица приблизилась, и Джессика заставила себя прикоснуться к ней.

Ужас переполнял все существо Джессики.

Она боролась с ним единственным известным ей способом:

«Я не должна бояться. Страх — убийца разума…»

Заклинание дало ей некое подобие спокойствия.

Постепенно она вернулась к нормальному эмоциональному фону и начала излучать любовь, умиротворение, убаюкивающее материнское тепло.