Дюна - Фрэнк Герберт

Покряхтывая, несколько человек внесли свернутые ковры и сбросили их на возвышении, подняв кучу пыли.

Стилгар взял ее за руку и отвел назад к акустической горловине у дальней стены. Он указал на каменную скамью:

— Здесь будет сидеть Преподобная Мать, но пока ее нет, можешь немного отдохнуть.

— Я лучше постою, — ответила Джессика.

Она понаблюдала за тем, как рабочие разворачивают ковры, расстилая их по всему уступу, и поглядела вниз на толпу. На каменном полу стояло уже не менее десяти тысяч человек.

И они все прибывали.

Она знала, что в пустыне сейчас пылает багровый закат, но здесь, в пещере, стояли вечные сумерки. Огромное серое пространство заполнялось людьми, пришедшими посмотреть, как она будет рисковать своей жизнью.

Толпа справа от нее потеснилась, и она увидела Поля, приближающегося к ней в сопровождении двух маленьких мальчиков. Детей просто распирало от гордости за возложенную на них задачу. Руки они держали на рукоятках ножей и бросали грозные взгляды на людей, стеной стоявших по обе стороны от них.

— Сыновья Джамиса, которые теперь стали сыновьями Узула, — пояснил Стилгар. — Они очень серьезно относятся к роли сопровождающих, — и он улыбнулся Джессике.

Джессика оценила попытку подбодрить и была благодарна ему за это, но так и не смогла отогнать мысль о грозящей ей опасности.

Я не могу поступить иначе, у меня нет иного выбора, думала она. Если мы хотим обезопасить себя в среде вольнаибов, нужно действовать быстро.

Поль вскочил на уступ, оставив детей внизу. Он остановился перед матерью, посмотрел на Стилгара, потом снова на Джессику.

— Что происходит? Я думал, что меня зовут на совет. Стилгар поднял руку, призывая к молчанию, и указал налево, где толпа расступилась, уступая кому-то дорогу. Сквозь толпу прошла Чейни, на ее лукавом личике отпечатались следы горя. Вместо влагоджари на ней были изящные голубые одежды, обнажившие тонкие руки, у левого плеча был повязан зеленый платок.

Зеленый — цвет траура, подумал Поль.

Это была одна из традиций, о которой, сами того не ведая, рассказали дети Джамиса: они заявили, что не собираются носить зеленый цвет, потому что принимают его как покровителя и отца.

— Ты правда Лизан аль-Гаиб? — спросили они.

Поль услышал джихад в их словах и ответил вопросом на вопрос. Так он узнал, что старшему из них, Калефу, десять лет и он родной сын Джиоффа. Младшему, Орлопу, было восемь, и он был сыном Джамиса.

Какой странный был этот день — мальчишки стояли возле него, потому что он попросил их об этом. Они обуздали свое любопытство и охраняли его покой, давая ему время разобраться в собственных мыслях и провидческих воспоминаниях и придумать, как избежать джихада.

Теперь, стоя рядом с матерью в огромной пещере и глядя на толпу, он начал сомневаться — можно ли вообще что-либо придумать, чтобы остановить дикий напор легионов фанатиков.

К возвышению приближалась Чейни. Следом за ней, на некотором расстоянии, четыре женщины несли носилки.

Не обращая внимания на Чейни, Джессика полностью сосредоточилась на сидевшей в носилках женщине — дряхлой, сморщенной, согбенной старухе в черном. Ее капюшон был отброшен на спину и открывал тугой узел седых волос и жилистую шею.

Носилыцицы мягко опустили свою ношу на край каменного уступа, и Чейни помогла старухе встать на ноги.

Так вот какая у них Преподобная Мать! подумала Джессика.

Старуха, тяжело опираясь на руку Чейни, зашаркала, направляясь к Джессике. Она походила на груду костей, засунутых в черный мешок. Она- остановилась перед Джессикой и долго всматривалась в нее и лишь потом заговорила свистящим шепотом.

— Значит, ты и есть та самая, — седая голова мотнулась на тощей шее. — Права была Мейпс Шадут, когда жалела тебя.

Джессика ответила быстро и язвительно:

— Я не нуждаюсь ни в чьей жалости.

— Посмотрим, посмотрим, — прошипела старуха. Она с удивительным проворством повернулась лицом к толпе. — Скажи им, Стилгар.

— Кто, я? — спросил Стилгар.

— Мы — люди Мисра. С тех пор как наши предки бежали с Найлотик аль-Ауробы, мы познали бегство и смерть. Молодые должны идти вперед, чтобы наш народ не погиб.

Стилгар глубоко вздохнул и сделал два шага вперед.

Джессика услышала, как легкий шорох взлетел над толпой — около двадцати тысяч человек молча, без движения стояли там, внизу. Она вдруг почувствовала себя совсем крошечной, и ей стало очень тревожно.

— Сегодня вечером мы покинем этот сич, который так долго служил нам убежищем, и отправимся на юг пустыни, — голос Стилгара гремел над обращенными вверх лицами, и ему вторили отзвуки из акустической горловины у задней стены.

Толпа продолжала молчать.

— Преподобная Мать сказала мне, что она не переживет еще одну хаджру. В былые времена нам случалось оставаться без Преподобной Матери, но искать новый дом в подобных обстоятельствах народу будет трудно.

Теперь толпа всколыхнулась, по ней рябью пробежали шепотки и легкие волны беспокойства.

— Чтобы этого не произошло, — продолжал Стилгар, — наша новая саяддина, Джессика Тайноведица, дала согласие пройти ритуал посвящения. Она приложит все усилия, чтобы народ не остался без опеки Преподобной Матери.

Джессика Тайноведица, мысленно повторила Джессика. Она увидела, что Поль не отрываясь смотрит на нее. В глазах сына читался вопрос, но его рот был словно запечатан странностью всего происходившего вокруг.

Если я погибну, спросила себя Джессика, что будет с ним? И ощутила, как ее вновь одолевают предчувствия.

Чейни подвела Преподобную Мать к каменной скамье в глубине акустической раковины, вернулась и встала рядом со Стилгаром.

— Но чтобы мы не лишились всего, если Джессика Тайноведица потерпит неудачу, Чейни, дочь Лита, будет сейчас посвящена в саяддины, — и Стилгар сделал шаг в сторону.

Из глубины акустической раковины раздался старческий голос — многократно усиленный шепот, резкий и пронзительный:

— Чейни вернулась из своей хаджры — Чейни видела воды.

Толпа выдохнула утвердительный отклик:

— Она видела воды.

— Я посвящаю дочь Лита в саяддины, — прошипела старуха.

— Она принята, — отозвалась толпа.

Поль почти не обращал внимания на обряд, он думал только об испытании, которое должна пройти мать.

А если у нее не получится?

Он оглянулся и посмотрел назад, на ту, кого они называли Преподобной Матерью, изучая высохшие черты лица и бездонную синеву глаз. Казалось, малейшее дуновение ветра свалит ее с ног, но было в ней что-то такое, отчего становилось ясно — она выйдет невредимой из самой неистовой бури. Ее окружал тот же ореол могущества, который был в Преподобной Матери Елене Моиам Гай, мучавшей его гом-джаббаром.

— Я, Преподобная Мать Рамалло, вещающая голосом многих, говорю вам об этом, — продолжала старуха. — Все благоприятствует тому, чтобы Чейни стала саяддиной.

— Все благоприятствует, — отозвалась толпа.

Старуха кивнула и опять зашептала:

— Я дарую ей серебряные небеса и золотую пустыню с ее сияющими скалами и зелеными полями будущего. Все это я отдаю саяддине Чейни. И чтобы она не забывала, что предназначена служить всему народу, ей уготовано прислуживать при Ритуале Семени. Да будет все так, как угодно Шай-Хулуду.

Она подняла и вновь уронила смуглую костлявую руку.

Джессика почувствовала, что круговорот обряда уже затянул ее и не оставил никаких путей для отступления. Она мельком глянула на вопрошающее лицо Поля и приготовилась к суровому испытанию.

— Пусть водные надзиратели приблизятся, — произнесла Чейни с едва уловимой дрожью в детском голосе.

Джессике показалось, что кольцо грозящей ей опасности сжалось до предела: она видела это по настороженно замершей перед ней толпе.

Из задних рядов, по змейке открывшегося перед ними коридора, устремилась группа мужчин. Они шли парами, и каждая пара несла небольшой кожаный бурдюк размером в две человеческие головы. В бурдюках что-то тяжело булькало.

Двое шедших впереди положили свою ношу на возвышение к ногам Чейни и отступили назад.

Джессика посмотрела на бурдюк, потом на мужчин. Их капюшоны были откинуты назад, открывая длинные волосы, стянутые на затылке узлом. В ответ на нее бесстрастно уставились черные провалы их глаз.

От кожаного мешка на Джессику пахнуло одуряющим ароматом корицы.

Пряности? подумала она.

— Вода ли тут? — спросила Чейни.

Стоявший слева водный надзиратель с фиолетовым шрамом на переносице утвердительно кивнул.

— Тут вода, саяддина, — ответил он. — Но мы не можем ее пить.