Путеводитель по Шекспиру. Английские пьесы - Айзек Азимов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Король во дворце. Глубокая ночь, Генрих в ночной рубашке, но государственные дела не дают ему покоя, нужно разделаться с восстанием. Он зовет пажа и говорит:
Сходи за графом Уориком и Соррей[125].
Скажи, чтоб перед тем они прочли
И вникли в эти письма. И не мешкай.
Акт III, сцена 1, строки 1–3История двух упомянутых вельмож похожа. Граф Суррей — это Томас Фицалан, пятый из рода, носящего этот титул. Его отец, Ричард Фицалан, был четвертым графом Сурреем и правой рукой Томаса Глостера. Когда в 1397 г. Глостера убили по приказу Ричарда II (см. в гл. 6: «…Генри Херфорд»), Ричарда, графа Суррея, также арестовали и казнили, после чего род Фицаланов лишили титула.
Однако, как только Генрих IV сверг Ричарда II и стал королем, молодому Томасу Фицалану титул вернули. Король посылает за пятым графом Сурреем, в ту пору ему двадцать пять лет.
Томас де Бошан, граф Уорик, тоже выступал на стороне Томаса Глостера против Ричарда II. Во время переворота 1397 г. он тоже был арестован Ричардом, но постыдно покаялся и избежал казни. Правда, это не избавило его от тюремного заключения и потери земель. Он умер в 1401 г., через год после свержения Ричарда II.
Ричарду де Бошану, сыну Томаса, также вернули отцовский титул. В данный момент ему двадцать три года; он уже выступал на стороне Генриха IV, приняв участие в войне против Глендаура и в битве при Шрусбери.
Ожидая лордов, Генрих произносит монолог о том, что бедные и несчастные спокойно спят по ночам, а вот он, король, не может уснуть. Конечно, его заставляют бодрствовать государственные дела; король завершает монолог следующими знаменитыми строчками:
Счастливый сторож дремлет на крыльце,
Но нет покоя голове в венце.
Акт III, сцена 1, строки 30–31 «…Невиль»Когда графы приходят, король задумчиво говорит о странных поворотах судьбы. когда-то Нортумберленд возглавлял тех, кто старался сместить Ричарда II, а теперь делает вид, что мстит за свергнутого и убитого короля. Генрих цитирует последнюю речь Ричарда, адресованную Нортумберленду, в которой король точно предсказал, какая судьба ожидает Перси.
Король призывает в свидетели Уорика и напоминает, что граф присутствовал при этом (хотя в списке действующих лиц «Ричарда II» Уорика нет). Генрих говорит ему:
Вы были, кажется, при этом, Невиль[126],
И помните, как весь в слезах, Ричард,
Задетый дерзостью Нортумберленда,
Сказал пророчески свои слова…
Акт III, сцена 1, строки 66–69Упоминание кузена Невила — ошибка Шекспира. Как было сказано выше, настоящее имя этого Уорика — Ричард де Бошан. Сын Ричарда, умерший в 1445 г., через сорок лет после описываемых событий, был последним из Бошанов. После этого титул перешел к роду Невиллов, один из которых (Ричард Невилл) стал самым знаменитым графом Уориком в истории. Шекспир по небрежности присваивает это известное имя представителю совсем другого рода.
«…Пажом у Томаса Моубрея»На сцене появляются новые герои. Фальстаф по пути на север должен набрать солдат и с этой целью останавливается в Глостершире, где живет его старый школьный приятель Роберт Шеллоу, ныне мировой судья.
Старый Шеллоу, который до того вел тихую и скучную жизнь, вспоминает давние школьные дни, то время, когда он был отпетым шалопаем. Однако его маразматическое хихиканье и похвальба никого не обманывают.
Разговаривая со своим двоюродным братом Сайленсом, тоже мировым судьей и еще более незначительной личностью, чем сам Шеллоу, он хвастается своей дружбой с отчаянными сорванцами, знавшими всех проституток в этой местности, в том числе с Фальстафом. Он говорит:
Джек Фальстаф, ныне сэр Джон, был тогда мальчиком и служил пажом у Томаса Моубрея, герцога Норфолькского.
Акт III, сцена 2, строки 25–27Это любопытный поворот сюжета. Юного Фальстафа не помнит никто, кроме Шеллоу; все знают его как толстого пьяницу. Когда в первом акте верховный судья называет Фальстафа старым, тот отвечает, что был таким всю жизнь:
Я родился в три часа пополудни с седою головой и немного раздутым животом.
Акт I, сцена 2, строки 194–196Но здесь Шеллоу говорит о юном паже Джеке Фальстафе.
Этот незначительный факт полностью соответствует гипотезе о том, что принц Хэл горько сожалеет о низложении Ричарда II и сознательно ведет себя так, чтобы досадить Генриху. Томас Моубрей, герцог Норфолкский, должен был драться на дуэли с королем Генрихом в те дни, когда Генрих был еще Болингброком. Разве не естественно, что принц Хэл выбрал себе в дружки беспутного рыцаря, который когда-то был пажом старого врага его отца?
С другой стороны, Шекспир всегда очень вольно (и даже небрежно) обращается со временем. Он нигде не говорит, сколько лет Фальстафу, но можно считать, что этому персонажу минимум пятьдесят, а возможно, и все шестьдесят, потому что его школьным товарищем был Шеллоу, которого всегда играют дряхлым стариком. Даже если Фальстафу всего пятьдесят, то получается, что он родился в 1355 г. В таком случае он на десять лет старше того самого Томаса Моубрея, пажом которого, по словам Шеллоу, якобы был Фальстаф.
«…Сэра Дагонета»Появляется Фальстаф, снова набирающий солдат так же, как он это делал в первой части «Генриха IV», и снова предстающий перед нами в своем худшем обличье, не вызывающем никакой симпатии. Он жестоко издевается над именами рекрутов, приведенных Шеллоу, отпускает бессердечные шутки, бракует лучших кандидатов за небольшие взятки и отбирает худших.
Шеллоу возражает, но только для вида; его куда больше интересуют разговоры о старых школьных временах. Он то и дело предается воспоминаниям. Например, Шеллоу говорит:
Когда я поступил в Училище правоведения и играл сэра Дагонета в школьном спектакле о короле Артуре…
Акт III, сцена 2, строки 289–290Может сложиться впечатление, что в этом спектакле по мотивам легенд артуровского цикла Шеллоу играл могучего рыцаря. Ничего подобного! Дагонет был шутом Артура; король произвел его в рыцари только для смеха. Шеллоу исполнял в той давней пьесе такую же роль, какую исполняет в реальной жизни.
Фальстаф терпеливо слушает, мало говорит, но в конце концов произносит бессмертную фразу о «веселых школьных временах»:
Навидались всякого.
Акт III, сцена 2, строки 220–221[127]Эта фраза имеет абсолютно тот же смысл, что и приведенное выше выражение Пистоля о «семи звездах» (см. в гл. 8: «…Звезды»).
Но факт остается фактом: хотя Фальстаф смотрит на Шеллоу свысока и издевается над бывшим соучеником за его спиной, однако ясно, что Шеллоу богат, в то время как Фальстафу приходится зарабатывать на жизнь собственным умом. Оставшись на сцене один, Фальстаф с завистью говорит:
А теперь он скотовод и знатный помещик.
Акт III, сцена 2, строки 25–27Такому человеку, как Фальстаф, положение представляется неверным. Когда битва закончится, он вернется и избавит Шеллоу от части богатства.
«Теперь я сообщить считаю долгом, что мне прислал на днях Нортумберленд»Стоит июнь 1405 г. Отряды архиепископа Йоркского и Томаса Моубрея (сына того Моубрея, пажом которого, по словам Шеллоу, когда- то был Фальстаф) противостоят королевским войскам.
Архиепископ Йоркский объявляет:
Теперь я сообщить считаю долгом,
Что мне прислал на днях Нортумберленд.
Акт IV, сцена 1, строки 6–7Конечно, Нортумберленд оказывает повстанцам моральную поддержку и шлет им наилучшие пожелания, но сообщает, что сам прибыть на место сражения не сможет, так как в это время будет в Шотландии. История повторяется. То же самое произошло во время битвы при Шрусбери два года назад. Тогда Нортумберленд тоже, испугавшись, отказался принять участие в сражении, что привело к поражению восстания.
Как и при Шрусбери, король предлагает мятежникам амнистию. Томас Моубрей возражает против ее принятия (так же, как Вустер при Шрусбери), но на этот раз остается в меньшинстве.
Архиепископ Йоркский решает принять предложение короля.
«Я вас беру под стражу…»Предложение об амнистии доставляет граф Уэстморленд. Как только принимают, на сцену выходит Джон Ланкастерский, сын короля и младший брат принца Хэла, чтобы выслушать жалобы и претензии мятежников. Он говорит архиепископу:
По-моему, все пункты справедливы.
Ручаюсь честью, помыслы отца
Нередко извращали царедворцы.
Все злоупотребленья устранят.
