Путеводитель по Шекспиру. Английские пьесы - Айзек Азимов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Пошли вы сами вон! Страшилище! Сон Алтеи!
Акт II, сцена 2, строка 86Забавляясь, принц спрашивает, при чем тут Алтея, и мальчик отвечает:
Алтее приснилось, будто она произвела на свет горящую головешку. Вот я и зову его сном Алтеи.
Акт II, сцена 2, строки 88–90На самом деле это ошибка. Сон, будто она родила головешку, приснился не Алтее, а Гекубе, царице Троянской. Гекуба увидела его при рождении сына Париса, по вине которого началась Троянская война, закончившаяся пожаром города.
Должно быть, Шекспир знал это, потому что, когда через четыре года он писал «Троила и Крессиду», безумная пророчица Кассандра говорит: «Все брат Парис, как головня, сожжет».
Может быть, Шекспир пытался насмешить публику ошибкой пажа? В таком случае принц (которому нельзя было вменить в вину недостаток образования и знания классики) наверняка поправил бы мальчика. Однако Хэл дает ему крону за остроумие; создается впечатление, что метафора использована правильно.
Должно быть, это одна из описок Шекспира, которые он никогда не поправлял из отвращения к редактуре и переписыванию.
Но кто такая эта Алтея? Почему так легко было совершить эту описку?
Алтея — царица Калидона, города в Этолии (области на севере Греции). Когда ее сыну Мелеагру была неделя от роду, к ней явились три Судьбы и предсказали, что Мелеагр будет жить до тех пор, пока не прогорит некое полено в очаге. Алтея тут же вынула это полено и тщательно хранила его. Мелеагр вырос и стал героем, но однажды поссорился с двумя своими дядьями (братьями Алтеи) и убил их. Разгневанная Алтея бросила полено в огонь, а когда оно сгорело, Мелеагр умер.
История была трагическая; вполне естественно, что Шекспир в спешке спутал два мифа, в каждом из которых упоминаются головешки.
«…От Яфета»Бардольф принес письмо от Фальстафа, прослышавшего, что принц в городе. Письмо высокомерное (сразу видно, что после битвы при Шрусбери статус его автора повысился) и начинается с хвастливого указания на то, что он, Фальстаф, является рыцарем.
Пойнс иронически сравнивает Фальстафа с дальними родственниками королевской семьи, которые при любом случае стараются упомянуть об этом родстве. Принц соглашается и с досадой говорит:
И начинается перебирание родословной чуть ли не от Яфета.
Акт II, сцена 2, строки 117–118Яфет[114] — один из троих сыновей Ноя. В десятой главе библейской Книги Бытия перечислены потомки каждого из троих сыновей. Некоторые народы юго-западной Азии (израильтяне, ассирийцы, финикийцы) являются потомками Сима[115], а некоторые народы Северо-Восточной Африки (египтяне и ливийцы) — потомками Хама; это семиты и хамиты соответственно.
Больше всего народов произошло от Яфета; в Библии говорится: «От сих [116] населились острова народов в землях их, каждый по языку своему, по племенам своим, в народах своих» (Быт., 10: 5). Обычно эту туманную фразу понимают в том смысле, что европейцы являются потомками Яфета. Таким образом, два любых англичанина состоят в родстве, если их родословную проследить до Яфета.
«С единоверцами старого толка…»Принц продолжает читать невероятно напыщенное письмо Фальстафа. Письмо короткое, однако в нем Фальстаф успевает оклеветать Пойнса. Развеселившийся принц интересуется, где теперь живет Фальстаф и с кем он водит компанию. На второй вопрос паж отвечает:
С единоверцами старого толка, милорд.
Акт II, сцена 2, строка 149[117]При римлянах большой торговый город Эфес[118] славился своей роскошью так же, как при греках славился Коринф. «Ефесянами» и «коринфянами» в Елизаветинскую эпоху называли веселых молодых людей, кутил и прожигателей жизни.
Кроме того, Эфес знаменит тем, что в нем долго жил святой Павел. Он основал там церковь и позже написал туда письмо (Послание к ефесянам), включенное в Новый Завет. Святой Павел призывает прихожан тамошней церкви не общаться с теми своими единоверцами, которые нарушают христианские заповеди: «А блуд и всякая нечистота и любостяжание не должны даже именоваться у вас, как прилично святым; / Также сквернословие и пустословие и смехотворство не приличны вам…» (Еф., 5: 3–4).
Судя по реплике, паж сравнивает дружков Фальстафа с теми «ефесянами старой школы», от общения с которыми предостерегал праведников святой Павел.
«Так было с Юпитером»Принцу Хэлу хочется еще раз повидаться с Фальстафом, и Пойнс предлагает прийти в трактир, переодевшись слугами. Принц немного смущен (он явно стал более осторожен) и говорит:
Из Бога в быка? Какое понижение!
Так было с Юпитером.
Акт II, сцена 2, строки 173–174Принц утешает себя мыслью о том, что Юпитер однажды не постеснялся превратиться в быка, чтобы соблазнить финикийскую царевну Европу (Европа, очарованная красивым и ручным белым быком, вышедшим из моря, села к нему на спину. Бык тут же прыгнул в море и поплыл с царевной на остров Крит, где Европа родила Юпитеру троих сыновей.)
«Отрывистая речь…»Тем временем Нортумберленд готовится к военным действиям, не обращая внимания на мольбы жены и невестки, Катерины Мортимер (названной в списке действующих лиц леди Перси), вдовы его сына Хотспера (см. в гл. 6: «…Юный Генри Перси»). Нортумберленд говорит, что честь требует его присутствия на поле боя, но невестка с жаром спрашивает, почему честь не требовала его присутствия у Шрусбери, где погиб Хотспер, тщетно ожидая подхода отцовского войска.
Кроме того, леди Перси утверждает (явно преувеличивая), что архиепископ Йоркский достаточно силен и может обойтись без помощи Нортумберленда, она с горечью говорит:
И будь у Гарри доля этих войск,
Я б слушала, обнявши крепко мужа,
О смерти принца Уэльского теперь.
Акт II, сцена 3, строки 43–45[119]Монмут — это, конечно, принц Хэл (Генри Монмутский), названный так по городу, в котором родился.
В этом же монологе леди Перси (судя по всему, страстно любившая мужа) говорит о Хотспере как об идеале рыцарства, которому подражали все остальные:
Отрывистая речь — его порок —
Для многих стала признаком отваги,
Так что и те, кто гладко говорил,
Из хвастовства старались заикаться.
Акт II, сцена 3, строки 24–28Видимо, необычное выражение вдовы Хотспера «speaking thick» (буквально: «густая речь») означает манеру говорить скороговоркой, когда одно слово набегает на другое и часто опережает мысль; нередко при этом человек заикается или спотыкается, подыскивая нужные слова.
В конце сцены женщинам удается переубедить Нортумберленда. Тот вновь избирает осторожную тактику и вновь подло предает тех, кто на него рассчитывал. Но теперь нельзя сидеть сложа руки и уповать на амнистию, как в случае с Хотспером: его участие в заговоре слишком очевидно. Поэтому граф собирается бежать в Шотландию.
«Мистрис Тершит…»Местом действия становится трактир в Истчипе, где Фальстаф устраивает последний кутеж по случаю своего отъезда на войну. Все готово; первый слуга посылает второго за музыкантами и говорит ему:
…пойди за господином Пролазом и музыкантами. Мистрис Тершит заказала музыку.
Акт II, сцена 4, строки 11–12Ясно, что Доль Тершит — трактирная проститутка; само ее имя[120] указывает на эту профессию. В первой части «Генриха IV» фигурировали непристойные намеки на похотливость Фальстафа, но прямых упоминаний об этом не было — возможно, потому, что Шекспир не хотел, чтобы повесу принца Хэла обвинили в половой распущенности.
Сейчас, когда принц заходит в трактир только на минутку, можно вывести в этой сцене и женщин. Доль Тершит еще не пришла в себя после перепоя; следом за ней появляется Фальстаф, напевая балладу, и эта сладкая парочка тут же вступает в перебранку, потому что в любовном ворковании старого толстяка и накрашенной потаскушки не было бы ничего смешного; другое дело — брань, ругань и взаимные оскорбления.
«…Прапорщик Пистоль»Когда перебранка готова перерасти в «слоновьи ласки», входит слуга и говорит Фальстафу:
Вас спрашивает внизу прапорщик Пистоль. Он желает вас видеть, сэр.
Акт II, сцена 4, строки 70–71Кажется, что слово «ancient»[121] указывает на возраст, но на самом деле это искаженное ensign (флаг, а также солдат, который его несет, то есть знаменосец).
Задача перед знаменосцем стояла трудная. До введения формы в пылу сражения отличить врага от друга было трудно. Армии или входившие в них отряды должны были собираться вокруг какого-то заметного знака и держаться около него. Этим знаком и являлся флаг (знамя, штандарт).
