С небес об землю - Ли Дэн

То есть, строю план действий. Но строю-то в своей голове, используя свою родную, собственноручно выпестованную и взлелеянную картину. Которая к реальному миру имеет весьма слабое отношение.

А потом на основании этой картины действую в реальном мире, ставя его в тупик. А если он в тупике, то значит, тупой. Никак не может понять, откуда что взялось. Ведь я в нем действую не по его предсказуемым законам, а по законам моей картинки, совершенно не предсказуемым для мира внешнего. Вот и случается случайность и не предсказанная непредсказуемость. И тогда появляется и свобода выбора, и свобода воли, и развитие мира. Потому что таких как я — множество. От лягушки болотной, до червя кольчатого.

И еще интересно, что в моем теле, которым я хожу, ем и размножаюсь, есть нервная система, а психики нет. А психика сидит уже в полевом теле, которое симбионт физического, но не более того. И если физическое — оно в Проявленном Мире и только в нем, то полевое, то есть психика, ближе к Тонкому Миру, а, значит, более подвержено его законам, а не законам Проявленного Мира.

А вот все мое отношение к миру определяется не только и не столько тем, что меня окружает, сколько в первую очередь моим настроем и моими мыслями.

Не согласны? А вот, представьте себе.

Берег моря. Ласковые лазурные волны тихо плещутся о берег, изредка докатываясь до ваших ног и нежно щекоча пятки.

Над головой — бескрайнее синее небо с небольшими вкраплениями белоснежных кудрявых облаков, лениво плывущих к горизонту.

Под вами тонкий, мягкий, прогретый солнцем песок.

Во всем теле сладостная истома. Лень даже пошевелиться.

Вы лежите в тени тихо шелестящих листьев пальмы и с улыбкой глядите, как танцующей походкой к вам идет желанная, прекрасная женщина. И любуетесь каждым движением ее гибкого тела, ореолом сияющих на солнце волос, заманчиво колышимых легким шаловливым ветерком, белоснежной улыбкой, обращенной к вам и только к вам, и чарующим взглядом ярко-зеленых глаз. Она приближается, грациозно опускается на колени, зовуще протягивает к вам руки…

И тут на нее падает кокосовый орех!

Ну, как? Почувствовали райское наслаждение?

Ловите момент, потому что из глубин вашего таинственного подсознания с неумолимостью айсберга всплывает сакраментальный вопрос: «А кто пойдет за Клинским»?

Чувствуете, как вас охватывает леденящий ужас?

То-то. Так что объективный мир — это вторичное. А главное то, что во мне. Моя картина мира, мой настрой и мое разнузданное воображение.

Поезд подошел к моей станции, я поднялся и включил плеер.

Стоя у выхода на перрон я внимательно смотрел на пассажиров, приехавших на нужном мне поезде. Но ни так, ни в сумраке не замечал Иного.

Мимо меня прошла молодая стройная девушка в расстегнутой куртке, надетой на блузку с глубоким разрезом впереди, затянутым длинным шнурком. Еще на ней были обтягивающие штаны и невысокие сапоги. Все было подобрано в тон и вместе составляло очень приятный ансамбль, что говорило о хорошем вкусе незнакомки. Одежда не была новой, с иголочки. Было заметно, что в ней много путешествовали, и ночевать приходилось не только в пятизвездочных отелях, но, и даже чаще всего, на куче лапника, укрываясь плащом, которого, кстати, при ней не было. У нее вообще не было вещей, чем она выделялась среди приехавших, тащивших мешки, рюкзаки, чемоданы, и кативших за собой сумки и чемоданы на колесиках.

Но она выделялась еще двумя незначительными деталями.

Во-первых, в отличие от всех остальных, у нее на боку висела шпага, на оголовке эфеса которой горел крупный рубин. На правом бедре покачивался парный шпаге кинжал. Его рукоять тоже украшал рубин, только поменьше размером.

Во-вторых, она шла, немного повернув голову вправо, изредка беззвучно шевеля губами, как будто рядом с ней шел невидимый собеседник, с которым они вели неспешную беседу. На всякий случай я посмотрел сквозь все доступные мне уровни сумрака. Она не была Иной. И никакого спутника рядом с ней не было.

Я пожал плечами — мало ли у кого какие странности — и продолжил всматриваться в прибывших пассажиров.

На перроне уже практически никого не осталось, когда он наконец вышел из дальнего вагона и медленно побрел по направлению ко мне. Когда он приблизился, я сразу понял, на чем основана уверенность Гесера, что я его узнаю. Можно было даже не смотреть сквозь сумрак.

Это был массивный пожилой мужчина с бульдожьим лицом, густо заросшим щетиной. На мужчине был распахнутый ватник, несвежая светлая в крупную красную клетку рубашка из грубой ткани, засаленные мятые штаны неопределенного цвета, с ярко выделяющимися на них золотыми генеральскими лампасами. В одной руке он держал облезлый треух и полиэтиленовый пакет-маечку, набитый яблоками, огурцами, помидорами, кусками хлеба, колбасы и сыра. С одного бока даже выпирала консервная банка, судя по этикетке, килек в томатном соусе. Все это было перемешано с мятыми бумажными деньгами и металлическими монетами. На этом же плече висела на ремне гармошка. В другой руке он сжимал резко контрастирующую с его видом высокую металлическую кружку с налитой почти до краев темной жидкостью.

На всякий случай я посмотрел его ауру. Да это был Иной. И не просто Иной, а, как выразился мой шеф, «иной Иной». Его аура была похожа на несколько разноцветных, пульсирующих колючих звезд-ежиков, вращающихся вокруг друг друга.

Посмотрев на него сквозь сумрак, я поразился еще больше. В сумраке он выглядел как множество темных маленьких шариков, соединенных с помощью колечек в абсолютно непрозрачное объемное тело, скрученное сразу по трем осям, как хозяйки выжимают белье при стирке. Такого я никогда не встречал и даже не представлял, что такие существа — у меня не поворачивался язык назвать его человеком, возможны.

— Во, — сказал он, подходя ко мне и поднимая в руке пакет, чтобы я мог им полюбоваться, — заработал. Гонорар. Материальное выражение благодарности потрясенных слушателей. Есть еще пиво в пороховницах! — Он оглушительно захохотал. — Всю дорогу песни пел, услаждая слух путешественников. — Он хитро подмигнул и усмехнулся. — Яблочка хочешь?

Я молча покачал головой.

— Во. И у меня к ним идиосинкразия. — Он бросил пакет в урну. Приподняв двумя пальцами треух, он посмотрел на него. — Во, шапка безопасности. Чтоб безопасно, когда об дерево головушкой да с разбегу. Возьмешь?

Я снова отрицательно покачал головой. Он бросил треух в урну и стянул с плеча гармонь. Держа ее на весу, спросил: