Подземный гром - Джек Линдсей

— Если ты не удосужился сам поехать в Остию и посмотреть, как будут выгружать Аполлона из Калимна, то, полагаю, послал кого-нибудь вместо себя.

Растерявшийся Милих судорожно вздохнул. Нерон приказал Сцевину молчать, пока его не спросят, и подозвал Милиха. Глядя в сторону, тот стал рассказывать обо всем, что случилось накануне вечером.

— С твоего позволения, Божественный, — прервал его Сцевин, — пусть этот человек, что плетет обо мне всякие небылицы, глядит мне в глаза.

— Молчать! — сказал Нерон. — Пусть глядит, куда ему хочется. А потом и мы заглянем, куда нам захочется. Хотя бы в твое нутро.

Сцевин поклонился и не прерывал Милиха, пока тот не кончил свои показания. Затем, когда Сцевина спросили, что он может на это сказать, он холодно заметил:

— Разве напиваться допьяна значит быть изменником? А если так, то почему обвиняют меня одного?

— Не советую тебе шутить, — сказал Нерон, бросив на него яростный взгляд.

— Не могу же я принимать всерьез, когда под сомнение ставится моя любовь к тебе.

— А что ты скажешь про кинжал? — Нерон сделал знак Тигеллину, и тот достал из-под дощечки кинжал и бросил его на пол к ногам Сцевина.

Тот и глазом не моргнул. Пристально поглядел на кинжал.

— Вот оно что. Этот Милих раньше был догадливый малый, но с тех пор, как женился, стал сущей дубиной. Он все повторяет за женой. Последнюю неделю он небрежно относился к своим обязанностям. Например, несмотря на мои указания, забыл купить старинную бронзовую статую, которую я видел в лавке на Тусканской дороге, — танцующую нимфу, по моему мнению, работы Праксителя. — Он грозно повернулся к Милиху. — Разве не так?

Милих вздрогнул.

— Эта статуя была уже продана, — пролепетал он.

— Не смей запугивать свидетеля, — вмешался Нерон. — Сколько раз я тебе говорил, что ты должен уважать суд!

— Прости, Божественный. Постараюсь сдержать гнев, который, естественно, испытываю, видя, что тебя бесстыдно заставляют даром терять драгоценное время. Не говоря об остальных находящихся здесь почтенных людях. — Он оглядел присутствующих, и в голосе его прозвучали насмешливые нотки. Он овладел положением и сознавал это. Это сознание помогало ему держаться учтиво и уверенно, что невольно действовало на Нерона. — Позволь мне объяснить тебе в кратких словах. Этот кинжал был своего рода символом, я надеялся, что этот глупец, глядя на него, догадается поострить свой ум, если хочет впредь пользоваться моим расположением. Как я уже упоминал, у него глупая и подозрительная жена. Она коверкает ему жизнь. А, так и она здесь. Вы все ее видите. Больше мне нечего сказать. Что касается ножа, то это священная реликвия, он достался мне от моего деда.

Милих чувствовал, что у него уходит почва из-под ног. Он признался, что бронзовую статую в лавке на Тусканской дороге продали по его вине. Он забыл об этом поручении — столько было волнений в последние дни. Что за волнения? Милиху пришлось признаться, что он узнал о заговоре уже некоторое время назад, хотя до этого утверждал, что впервые услыхал о нем лишь накануне вечером. Сцевин беспощадно на него наседал. Если он знал о замысле на жизнь Божественного, почему же сразу не донес об этом властям? И почему не может смотреть в глаза своему патрону и благодетелю?

— Не жена ли подбила тебя на эту ложь? — продолжал Сцевин грозным тоном. — Не она ли научила тебя, что говорить? Ты знаешь, что я недавно уличил ее в обмане? Сколько рассчитываете вы получить за донос?

— Зачем ты задаешь обвинителю вопросы таким тоном? — снова сказал Нерон, но уже не так резко.

— Не угодно ли тебе самому спросить его об этом, Божественный?

Нерон взглянул на Милиха, и у того подкосились ноги. Его положение ухудшила жена, проговорив хриплым голосом:

— Я ничего не говорила, Божественный. Я только сказала ему, чтобы он пошел к тебе и рассказал.

— Ты сам видишь ее и слышишь, — презрительно бросил Сцевин.

Женщина злобно на него посмотрела. Воцарилось молчание. Нерон переводил гневный взгляд со Сцевина на Милиха и его жену.

— А как же твое завещание? — спросил Тигеллин, это был стройный мужчина с правильными чертами лица, на первый взгляд казавшийся красивым. Но подбородок был чересчур тяжел, маленькие глаза слишком близко поставлены, слишком сдавленные ноздри. Щеки были подрумянены, губы толстоваты, волосы тщательно завиты. Лицо его дышало холодом, выражало неудовлетворенность и горечь и казалось жестким и мертвенным.

— Завещание? — небрежно произнес Сцевин. — О, я собирался в недалеком будущем посетить Элладу и совершить там жертвоприношения в твою честь, божественный Нерон. Мне напомнили об этом игры Цереры, которые должны были состояться на следующий день. Я счел нужным составить завещание перед тем, как предпринять морское путешествие.

— Странно, что ты выбрал для этого именно вчерашний вечер.

— Почему странно? Надо же было когда-нибудь это сделать. Что бы ни произошло в день, когда эта тварь вздумала меня оклеветать, показалось бы странным. Если бы это случилось в другое время, никто не обратил бы внимания. Повторю, о своей давно задуманной поездке я вспомнил ввиду приближения этих невинных состязаний, на которых мы увидим чудеса ловкости и искусства.

— А корпия и бинты?

— Вспомни, что я изрядно выпил и впал в глубокую меланхолию. Покончив с завещанием, я стал размышлять о превратностях и ударах судьбы. Жена обнаружила у меня несколько седых волос и вырвала их, причинив мне боль. В таком настроении я всегда вспоминаю о замыслах, которые мне не удалось привести в исполнение. За обедом мы слушали чтение сатир Луцилия. Хоть у него и дырявая память, Милих должен это помнить. Вижу, он помнит. Так вот, третья сатира напомнила мне о задуманных мною путешествиях, которые пришлось отложить. Вероятно, в Риме еще немало слабовольных людей вроде меня, которые частенько бывают неспособны осуществлять свои замыслы. Я вспомнил управляющего моим сабинским поместьем, когда услышал эти строки:

Как торжествует мясник — хохочет, пасть разевая!Зубы клыками торчат — как есть носорог эфиопский![42]

Я предлагаю пригласить сюда на следствие этого человека. Ты сразу увидишь, что в этих строках дан его портрет. Тут же я подумал о его жалобах на вепрей, которые портят посевы. Возможно, он лжец. Быть может, он продает пшеницу на рынке в Реате и выдумывает вепрей. Но мне пришло в голову: если правда, что у него в округе столько вепрей, то неплохо бы устроить охоту. Эта затея меня увлекла — вероятно, потому, что я был навеселе. К счастью, рогатины и другое охотничье оружие хранятся в поместье, иначе трудно сказать, какие бы еще обвинения возвели на меня. На днях я приказал готовиться к поездке в Байи, а затем отменил ее. Верно говорю, Милих? Недавно я задумал поехать в Руселлы навестить моего старого друга Волузия, а потом отменил поездку. Верно говорю, Милих? Если бы я поехал в Байи, без сомнения, сейчас меня обвинили бы в адских замыслах на том основании, что я выбрал место близ озера Аверна и Горящих полей. — Он повернулся к Нерону. — Божественный, нужны ли еще примеры? Я могу привести их множество, когда я сделал что-нибудь или не сделал чего-нибудь за последний месяц, и все эти поступки можно при желании повернуть против меня, но они столь же невинны, как те мои преступления, из-за которых нас всех разбудили в столь неурочный час.