Холодная мята - Григор Михайлович Тютюнник
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
«Маслом кашу не испортишь, а детей похвалой — мигом», — ласково поучает он Мотрю да старших своих сыновей и дочерей, которые уже обзавелись семьями. Это когда у Юхима хорошее настроение. А бывает он таким постоянно, если только не голоден. Если же голодный, то злее человека во всей слободе не найдешь. Поэтому в предобеденный час, когда из колхозного двора через луга доносится перезвон Юхимова молотка в кузнице, дома у него уже начинается суета: выносится во двор низенький круглый столик, потому что Кравчина летом, при хорошей погоде, обедает под яблоней в холодке; вытаскивается из колодца ведро холодной воды (если борщ покажется отцу горячим, то миску ставят на ведро, чтобы борщ быстрее стыл); перемываются и перетираются крашеные деревянные ложки, хотя они и без того чистые; приготавливается чистый рушник отцу на колени и ставится к столу отцова скамеечка. Только тогда Мотря велит самому младшему сыну Кольке бежать на кладбище и выглядывать, когда будет идти отец. Колька, худенький, чисто одетый мальчик с умными глазенками, шлепает босыми ногами по тропке между подсолнечниками и гудит, как машина. Высматривать отца на обед — это самая большая для него радость, наипочетнейшая обязанность, которая досталась ему от старших братьев и сестер. Колька выбегает на кладбище, самое высокое место в слободе, садится на горячий от солнца чабрец между могилами, смотрит на колхозную усадьбу по ту сторону лощины и напряженно прислушивается. Вот уже молоток в кузнице перестал вызванивать. Колька видит, как отец запирает дверь, чуть слышно щелкая запорами, но бежать домой не торопится: ждет, когда Юхим достигнет лощины. Кравчина идет медленно, заложив руки за спину, не глядя по сторонам и не останавливаясь со встречными: не до разговоров — наработался и проголодался. Когда же он опускается в лощину, сначала по колено, потом по грудь, по плечи, потом прячется с головой, Колька вскакивает, как перепуганный заяц, и несется по тропке назад, только кресты и памятники мелькают у него перед глазами.
— Идет отец! Слышите, ма?! Идет! — кричит, запыхавшись, Колька, а глаза горят как жаринки: он первым увидел отца!
Детвора ищет свои стульчики, сделанные отцом, ставит к столику, однако никто не садится. Мотря выносит кувшин с теплой водой, полотенце, мыло и кусочек гладенького обтертого кирпича.
Войдя во двор, Юхим обводит суровым взглядом все семейство и, заметив, что кого-то из детей нет, спрашивает:
— А где же Поля?
— У нее сегодня шесть уроков, — отвечает кто-нибудь из школьников.
Юхим закатывает рукава — руки у него по запястье синевато-рыжие от дыма и окалины, а выше белые: некогда им загорать, — берет из рук Мотри мыло, кирпичик и отмывает копоть. Дети молча, почтительно смотрят, как отец, стиснув зубы, трет руки кирпичом, а кто-то из старших говорит:
— Может, папа, вам жесткую мочалочку купить? В городе есть.
— Тверже кирпича ничего нет, — отвечает Юхим.
Умывшись, он первым садится за столик, за ним бабка Кравчиниха, сухонькая, согбенная девятью десятками лет, тонкорукая, одетая, как всегда, опрятно, во все длинное и просторное. А уже потом усаживаются дети.
Юхим пробует борщ и, если он не очень остывший и не очень горячий, спрашивает:
— А где перец?
Кто-нибудь из детей подаст ему стручок перца, который лежал под чьей-то ложкой, и говорит радостно:
— Вот, папа. Спрятался!
Юхим отламывает темно-красный кусочек перца, кидает в миску, потом высыпает с ладони еще и зернышки.
— Не много ли, отец? — замечает Мотря. — Детвора языки попечет.
— Кому много будет, тот попросится, — отвечает Юхим.
Детвора ест молча: кто же «попросится», если отец такой борщ ест!
Юхим зачерпывает полную ложку, медленно подносит ко рту и какое-то время смотрит на нее, как на врага, потом хлеб! — громко, сердито и коротко, словно кнутом щелкнул, — и ложка сухая. Хлёб! Хлёб! Хлёб! — медленно и ожесточенно. Если кому-то из старших детей попадется куриный пуп или печенка, Юхим скажет, перестав хлебать:
— Отдай, Маня, находку Кольке, он ведь меньше тебя.
А Мотря при этом еще и добавит:
— Он у нас сегодня молодец, маме дров к печке наносил и отца бегал виглядать.
Юхим молчит: маленького иногда не мешает и похвалить.
Бабушка ест из отдельной мисочки, потому что ей нужно долго разжевывать. Юхим никогда не обходит ее вниманием за столом и, если она, бывает, не доест борща, или тушеной картошки, или каши молочной, спрашивает:
— Что это вы, бабуля, так плохо сегодня едите?
— Доживешь до моего, — отвечает Кравчиниха, — и тебе еда не будет в радость, моя детка. Раньше, когда помоложе была, хотелось есть, да нечего было, теперь вдоволь, да не хочется.
Детворе чудно, что бабуся называет отца деткой, и кто-нибудь из старших спрашивает, почтительно улыбаясь:
— Разве папа — детка?
— Все мы, детки, дети. И старые, и малые, — отвечает бабушка и смеется — немо, без единого звука.
Это «мирный» обед. А бывает и так, что Мотря чем-то не угодит Юхиму. И чаще всего — очень горячим борщом. Тогда на Кравчину находит голодное бешенство. Он хватает миску, бегает с нею вокруг хаты, ища ветра, а найдя, принимается веять ложкой борщ, как веют зерно для помола, и кричит так, что соседские собаки лай поднимают.
— Мало меня у горна печет?! А? Мало?!
Если же ветра нет, Юхим подхватывает на руки чуть ли не ведерный чугун с борщом и тащит к колодцу.
— Опускай в воду! В воду, говорю! — командует Мотре и обвязывает чугун так, чтобы дужка была.
«Что там за суматоха?» — удивляются те, кто не часто бывает на этом краю села.
«Да у Кравчпны обедают», — равнодушно поясняют соседи кузнеца, привыкшие к этому. Они так привыкли; что, если кто-то на кого-то кричит, ему говорят: «Чего ты вопишь, будто горячего хлебнул!»
После обеда Юхим сразу же добреет и становится еще ласковей и разговорчивей, чем всегда.
— Про что тебе на завтра урок задали? — воркует он сыну или дочке и гладит чуб или косички.
— Про перпетуум-мобиле, папа.
— А что ж это такое?
— Вечный двигатель, папа.
— Гм, — произносит Юхим и надолго задумывается— И что же, есть такой двигатель?
— Нет, папа.
— Правильно, нет такого! — радуется Юхим. — Ничего вечного нет.
— А вы, папа? — мигает
