Девушка выбирает судьбу - Утебай Канахин

единой казахской нации? Разве не одна у нас родина? Или мало доставалось казахам, когда они враждовали друг с другом только потому, что были выходцами из разных племен?!

Я почувствовал невольное раздражение. К тому же со мной уже был когда-то подобный случай. Еще на первом курсе университета я поехал в гости к одному из своих дальних родственников. Тот мне долго рассказывал о наших общих предках, возвышая их над соседями. Он был глубоким стариком, и пришлось тогда в угоду ему заучить хотя бы ближайшее родство. Но я никогда не придавал всему этому серьезного значения.

— А разве можно назвать настоящим казахом того, кто не знает своего рода и племени?! — не отставал Кунпеис.

— Ладно, если вам этого хочется!

Я перечислил ему всех своих предков, которых помнил. Старик пожал плечами, и я так и не понял, удовлетворила ли его моя родословная. Потом он опустил ребенка с колен, поднялся и вышел в прихожую. Племянник подался за ним, и они долго беседовали между собой. Разговор шел обо мне, и я все слышал.

— Гость — сотрудник солидной газеты, к тому же из чужих краев, — говорил племянник. — Завтра он может так продернуть всех нас в газете, что стыдно будет…

— Поскольку ты привез его к нам, я подумал, что он из нашего рода и племени… Такой чужой прощелыга…

Голос старика звучал зло, неприятно.

— Все же будь осторожен… Я слышал, что он женится на одной из наших. Там, в городе. Так что еще будет нашим зятем…

Племянник явно жаждал хорошего угощения и врал напропалую. Они так разошлись, что теперь отчетливо было слышно каждое их слово.

— К разэтакой матери! — ярился аксакал. — Девушки потеряли всякий стыд, если хватают себе в мужья такое иноплеменное отребье. А этих его одноплеменников теперь полный город. Деваться от них некуда!..

— Ох, не говори, тьма тьмущая! — поддакнул племянник. — Начальников особенно много из них. Беды не оберешься…

Но старику уже все было нипочем. Хуже лютого врага обозвал он мой род, племя, край, где я родился.

— Безродным бродягам… — кричал он. — Да, безродным бродягам не стану я скармливать дорогую овцу. И с ужином не собираюсь канителиться… Пусть отведает чая и спит натощак. Скажу, что приехали слишком поздно…

— Ну что же, пусть будет по-вашему… — В голосе племянника чувствовалось уныние. — Но поскольку меня отправили с ним сопровождающим, что мне делать?

— У нас говорят: «Как жила непригодна для пищи, так племянник непригоден для родства». Но ты у меня занимаешь особое место, дорогой. Хоть и родился от сестры, но одной крови с нами. И вот я хочу спросить у тебя, почему ты согласился быть кучером у какого-то приблудного бродяги, чьи род и племя всегда враждовали с нашими. Вижу… вижу, что нет в тебе нашей гордости. Это потому, что ты приходишься нам родственником по женской линии…

— Что же я могу сделать, если районное начальство…

— Ладно, их тоже надо, конечно, слушать. Ничего не поделаешь… А теперь найди какой-нибудь предлог, чтобы остаться здесь. Не такой уж он сановник, чтобы ездить с сопровождающими. Шофер довезет его куда надо… А тут как раз неподалеку гостит со своей семьей сын одного влиятельного аксакала. Очень влиятельного, из хорошего древнего рода. Он работает прокурором в соседней области, а нам они приходятся родственниками по пятому колену. Я специально пошлю за ними сани, тебе нужно будет познакомиться и побыть с ним. Работа от тебя никуда не убежит, а этот прокурор и весь его род пусть знают, что наш племянник тоже ответственный работник в своем районе.

— А как же этот…

— Пусть убирается на все четыре стороны. Для нас его род и племя хуже бездомных собак!..

— А если они по дороге заблудятся?.. Шофер ведь впервые в этих краях, а дорога…

— Провалятся куда-нибудь — туда им и дорога. Какой это бог поручил нам их души?!

Старик опять принялся проклинать всех моих родных до седьмого колена, живых и мертвых, и тех, которым предстояло еще родиться. Никогда больше не слыхал я такой грязной ругани. Какая лютая ненависть!

— Ладно, согласен!

Услышав ответ племянника, я опешил. Ладно уж, старик с пережитками. Но этот ведь молодой, с высшим образованием, зоотехник. Мы же с ним, можно сказать, подружились в дороге!..

Я, конечно, отказался от чая и улегся спать. Наутро мой спутник вежливо извинился передо мной:

— Понимаете, тут неподалеку, в соседнем ауле, мой больной родственник. В очень тяжелом состоянии… К тому же шофер хорошо знает дорогу. Очень хорошо, много раз ездил…

Он смотрел мне прямо в глаза.

— Ладно, мы как-нибудь доберемся…

Я уехал пораньше, пока не проснулись хозяева. На наше счастье стояла ясная, солнечная погода. Дорогу, правда, замело снегом, но шофер был опытный, бывалый. К концу дня мы добрались наконец до дальнего зимовья. Издали ничего не было видно, а вблизи зимовье оказалось тремя-четырьмя землянками, полузасыпанными снегом. Длинная и просторная кошара вовсе ушла под снег. К ней была пробита узкая дорога.

Нас увидел старик, расчищавший от снега маленькие окна колхозной овчарни. Потом на шум мотора из землянок высыпала целая куча детишек. Завернутые кто в отцовский башлык, кто в мамину шаль, они со всех сторон облепили нашу машину.

Старик оказался отцом того самого чабана, о котором мне предстояло писать очерк. Сам чабан, пользуясь затишьем, выгнал овец проветриться и попастись в ближайших тугаях. К заходу солнца он должен был вернуться.

— Вот это и есть наш дом… — Старик приветливо протянул нам руку. — Заходите и располагайтесь, как у себя. Вчерашний буран завалил все — ни окон, ни дверей. Но я сейчас подчищу, пока еще светло…

Деревянную лопату для снега он держал как-то странно, за спиной. Одет он был в телогрейку с ватными брюками, на голове обычная шапка-ушанка рабочего образца, на ногах большие казахские сапоги-саптама. Держался он прямо, как