Удар «Молнии» - Сергей Алексеев

Если сидеть тихо, то здесь вряд ли станут искать, но чтобы выйти на связь с дедом Мазаем, нужна приличная радиостанция. Судя по радиоперехвату, километрах в двадцати отсюда находился блок-пост, который время от времени связывался с Грозным и получал указание по тотальной проверке транспорта и всех проезжающих в обе стороны. Но захватить его — значит выдать свое местонахождение, тем более выход в эфир будет наверняка запеленгован. А разведка между тем показывала, что блокируется весь район от Рошни-Чу до Ачхой-Мартана с юга и по Алханчуртскому каналу — с севера, эфир гудел от переговоров, команд и распоряжений. Каменный сарай стоял почти в центре этой территории…

Что-то произошло! На поиск группы в пятнадцать человек бросили слишком большие силы. Еще вчера за «зайцами» охотилось всего лишь полсотни «волков»; сегодня режим будто задался главной целью — выявить местонахождение небольшого осколка «Молнии» и, самое любопытное, только блокировать, плотно обложить, зажать и… не применять оружия! Будто решили взять живьем или перевербовать, перекупить спецподразделение. Допрошенный еще раз пленный «волк» ничего толком объяснить не мог, и приказ вчера звучал однозначно — уничтожить русских, всех до одного.

Около трех часов дня над головой прострекотал вертолет, несмотря на сложную погоду, затем протарахтел на малой высоте «кукурузник» — высматривали, выискивали возможные для укрытия места и наверняка наводили разведгруппы. В любой момент следовало ожидать появления спецназа или просто ополчения, высланного для прочесывания местности. Как не хотелось покидать угла под худоватой крышей, однако пришлось уходить в серый дождевой сумрак. Двигались берегом Сунжи, пока было светло, искали брод, чтобы перескочить на левый берег, но поднявшийся уровень воды не оставил ни одного мелкого места, отмеченного на карте. А возле устья реки Асса разведка наткнулась на заслон, выставленный по берегу, — благо, что шел дождь и удалось ускользнуть незамеченными. Трасса в районе оцепления оказалась запертой подвижными патрулями, а через километр на обочинах стояли БТРы, грузовики с боевиками, готовые в любой момент выйти к месту прорыва.

Вернулись назад чуть ли не к каменному сараю и залегли в чистом поле ждать темноты, чтобы форсировать Сунжу на подручных средствах — подобранных бревнах, досках, вырванных с корнем диких яблонях. Разведка ушла к трассе за «языком», чтобы выяснить, с чем связана эта странная и мощнейшая по масштабам Чечни блокада. И лишь после того, как Крестинин допросил выкраденного на дороге пожилого ополченца, все стало на свои места. «Язык» признался, что краем уха слышал разговор, будто какой-то русский спецназ захватил Диктатора и теперь стремится уйти с ним в районы, контролируемые оппозицией.

Это известие прибавило сил: дед Мазай не терял времени даром, и теперь отвлекающие возможности группы Крестинина становились главной задачей. Пусть национальная гвардия остается в заблуждении, где на самом деле находится Диктатор, пусть стягивает силы вокруг района оцепления и тем самым дает время и условия для транспортировки важного пленника за пределы Чечни.

На переправе же пришлось сменить «лошадь» — «волк» из Абхазии за сутки выдохся и отупел от тяжести. По условиям экстремальной ситуации его пустили в расход, набили камней в штаны и за пазуху, отправили на дно Сунжи. Раненого Тучкова переправили на трех связанных бревнах, а там взвалили его на «свежего» пленного.

После переправы вдруг обнаружилось, что нет бойца из «тройки» Крестинина, обследовали берег вниз по течению и нашли его выброшенным на отмель. «Заяц» был легко ранен в предплечье еще в Аргуне, плыл в обнимку с бревном, чтобы не мочить только что обеззараженную рану, и, видимо, не удержал своего «поплавка». Вынырнуть в бронежилете, с оружием и боеприпасами физически невозможно даже человеку со свежими силами…

Он стал первым погибшим в возрожденной «Молнии»…

Бойца освободили от лишнего груза, накрыли голову и лицо вывернутой камуфляжной курткой и обвязали веревками, чтобы можно было нести вдвоем. Несмотря на предрассудки и запрет отмаливать душу утопленника, Капеллан прочитал над ним отходную молитву, после чего Крестинин и второй офицер из «тройки» взялись за веревочные ручки…

Мертвых, по законам «Молнии», несли с собой до тех пор, пока на каждого было по два живых.

И прятали только в исключительных случаях, когда уже не хватало пар.

За полночь группа вышла к железной дороге Назрань — Грозный. За насыпью довольно плотной шеренгой, перемежаемой кордонами, стояло оцепление, состоящее из вооруженных мужчин и большого количества безоружных женщин и детей. По путям время от времени прокатывался «бронепоезд» — платформа с двумя поставленными поперек брониками, которую тянул допотопный пожарный мотовоз.

Завтра вся эта оруще-галдящая, как грачи, стая пойдет прочесывать окрестности, и вряд ли где укроешься. Уходить за полотно следовало только ночью, с отвлекающим маневром, ибо незаметно просочиться с «малямбами» невозможно. Группа сосредоточилась в подходящем месте, изготовилась к прыжку, а Цыганов, единственный владеющий чеченским, зашел с другой стороны и заблажил как ненормальный:

— Сюда! Бегите сюда! Вон, вон!.. Эй, уйдут! Ловите! Ловите! Эй!

И высадил магазин в ночную тьму.

Вооруженные кинулись на крик, началась пальба, женщины и дети мгновенно сбились в кучи, загалдели, будто вспугнутые галки, мотовоз укатил «бронепоезд», и тогда группа бесшумно перескочила железную дорогу. За спиной в небо полетели осветительные ракеты, Бог весть по кому ударили автоматы и пушки БМП. Крестинин дождался Цыганова и повел группу на север. Впереди была еще одна дорога…

И от нее густо ударило огнем, над головами повисли осветительные мины, заставляя вжиматься в землю, — палили по всякой бегущей тени. Наверное, между дорогами были выставлены секреты, наблюдающие за всеми передвижениями, и группу засекли. До рассвета еще было время, а раньше прочесывание не начнут, и потому Крестинин послал «тройку» искать место, где можно без особых осложнений прорваться с боем; оставаться на узкой полосе между железной и автомобильной дорогами было опасно. Радиоперехват отмечал, что операция готовится на пять утра и что первой волной пойдут женщины и дети, согнанные в район поисков со всей округи.

Такого оборота никто не ожидал, у «Молнии» не было опыта борьбы с подобным «противником» — женщин и детей берегли даже в Африке…

Разведка вернулась лишь через полтора часа и принесла неутешительные вести: на дороге плотно стоят войска, сплошная линия обороны чуть ли не до Грозного, впереди них гражданское население, и если пробиваться, то придется в первую очередь рубить его. Хоть становись и кричи — нет у нас вашего Диктатора! Нет!.. Решили уходить назад, через железную дорогу к Сунже, и попытаться захватить «бронепоезд» либо закрепиться на берегу, изрезанном оврагами. И ждать деда Мазая…

Еще не было пяти, когда группа снова оказалась перед железнодорожной насыпью. И тут вдруг со всех сторон поднялась невообразимая пальба, крики людей, заревели моторы бронетехники и грузовиков. Можно было предположить, что началась операция по прочесыванию, однако войска режима спешно грузились в транспорт, лезли на платформу «бронепоезда», и все это уносилось в сторону Грозного со стрельбой и густым ором. Подхватывая на руки детей, разбегались в разные стороны женщины. Кто-то еще командовал, пытался навести порядок, но буквально через десять минут дороги оказались открытыми во все стороны света.

Крестинин несколько запоздало включил радиоперехват, а достаточно было простого приемника…

Передавали обращение Диктатора в прямом эфире. Он сообщал, что все слухи о его пленении не что иное, как домыслы и провокация оппозиции, чтобы посеять панику и раскол в обществе, что он никуда не выезжал с территории республики и занимался государственными делами. Для пущей убедительности сказанного приглашал мужчин на митинг у президентского дворца, где обещал выступить с речью…

Дед Мазай отыскал пропавших «зайцев» неподалеку от Алханчуртского канала у дороги на Грозный. Сидели на крохотном каменистом островке, а вокруг разливалась грязь неимоверная, в которой тонули грузовики, БТРы и танки. Земля, избитая и изорванная гусеницами, взрытая снарядами, не раз политая кровью, уже напоминала лавовый поток, излившийся из грязевого вулкана. Истерзанная почва, еще недавно способная взращивать нежный персик, нынче взрастила плод горький и загноилась, вспухла, охваченная гангренной чернотой, и реял над нею смрадный дым войны.

Генерал застал Тучкова еще живым, но изо рта уже пахло землей…

— Не умирай, Князь, — просил он, держа холодные руки в своих. — Погоди, вот выберемся отсюда, в Склифосовского положу. А там тебя выходят!