Большая Засада - Жоржи Амаду

Ребенок без матери растет как трава. Иногда Тисау чувствовал вину за то, что удерживал его при себе, но как расстаться с ним? Крик Короки той ночью, полной боли, все еще звучал в его ушах: «Ты забыл, несчастный, что у тебя есть сын?» Чтобы выполнить обязательство, которое Дива оставила ему в наследство, негр Каштор Абдуим не убил себя. Одинокие и заброшенные, три зверя жили в доме из камня и извести: Тову, Тисау и Гонимый Дух. В водах реки на руках у отца Тову учился плавать, а в кузнице — ходить, спотыкаясь, вцепившись в собаку. Один из погонщиков дал ему большой бубенчик, а Турок Фадул привез из Ильеуса маленького целлулоидного лебедя, которого Тову кусал, когда у него резались зубки. Ребенок без матери.

Тисау замер перед дверями кузницы, слушая смех малыша, снова и снова раздававшийся изнутри.

— Тову не умеет смеяться, — отругала его Дива. Он похож на дикаря, а он, Тисау, — на оборотня. Это было правдой. Он откликался на плач ребенка, только чтобы покормить или подмыть. Носил его с собой в лес по утрам и на реку — по вечерам. Всем остальным занималась собака. Он, Тисау, стал оборотнем.

Они играли на циновке втроем: Тову, Гонимый Дух и Эпифания. Тисау сел на корточки рядом с ними. Эпифания слыхала, будто кузнец уже не тот, каким она знала его, будто он разучился смеяться и живет просто по привычке. Кто распустил эти глупые слухи? Вот он, смеется, все тот же Тисау, что и прежде. Никто не умел смеяться с таким удовольствием, как он.

— Ты правда пришла, чтобы остаться?

— Ты что, не слышал меня? Я не уйду, даже если прикажешь!

Она сказала это без вызова, просто чтобы он узнал и согласился. Женщина подняла глаза и поглядела на Каштора Абдуима, которого когда-то любила. Она поклялась самой себе, высокомерная и непокорная, что никогда не увидит его снова, но едва узнав о том, что он мыкает горе, несчастный, будто неприкаянный пес, ноги уже принесли ее сюда. Но Эпифания все еще сохраняла прежнюю спесь:

— Я пришла не для того, чтобы занять твой гамак. У тебя может быть сколько угодно женщин, мне разницы никакой. Если и буду здесь спать, то только потому, что так нужно ребенку. Я пришла не для того, чтобы снова сойтись с тобой и стать его мачехой, Богом клянусь. Просто позволь мне играть с ним, заботиться о нем. Каждому ребенку нужна мать, и каждой женщине нужно дитя, даже если это тряпичная кукла или взрослый человек. Ты знаешь, что у меня был ребенок? Я никогда не рассказывала — зачем? Когда он умер, ему было столько же, как и твоему. В тот день я тоже захотела умереть, Тисау.

— Ты правильно сделала, что пришла. Это она направила тебя.

— Она? Может, и так. Мне рассказал Кожме в дороге. Я шла в Итабуну, но не преодолев и пол-лиги, поняла, что иду в Большую Засаду.

Мальчик ползал на четвереньках, хватаясь за подол Эпифании.

— Ты понравилась Тову. — Негр говорил это, будто приветствуя ее.

— Это имя или прозвище?

— Имя — Криштовау, в честь моего дяди. А Тову — так она его называла.

Ребенок протянул руки к отцу. Гонимый Дух уткнулся мордой в лапы. Негр Каштор Абдуим да Ассунсау только что вернулся домой из глубин ада.

Господь всемогущий, высший разум, только он и никто другой мог знать, станет ли рейзаду сии Леокадии со временем традицией в Большой Засаде, как это произошло в Эштансии. Сеу Карлиньюш Силва предполагал, что так и случится, но это было утверждение простого смертного, сомнительная догадка — только и всего. На улицах Эштансии рейзаду шел более сорока лет — невероятное представление о Быке и Кабоклу, вереницы пастушек — красные и голубые, оркестр из гармони и кавакинью, большой барабан, отбивающий дробь. Барабан притягивал мальчишек, заставлял становиться в строй, поднимал народ. Что будет с рейзаду сии Леокадии в Большой Засаде в этом году после прежних триумфа и славы, знал только Бог, если, конечно, знал.

Ясное дело, что были шум и топот, танцы, ухаживания, любовь, веселье напропалую все то время, пока длились репетиции — с середины декабря до самого кануна дня Богоявления. Преддверие и сам день праздника те счастливчики, которым довелось увидеть, как сиа Леокадия — в туфлях и с гребнем на макушке в седых волосах — переступила порог сарая, запомнили на всю жизнь. За сией Леокадией тянулись пастушки и все прочие персонажи, чтобы станцевать на пустыре, где ждал собравшийся народ, и в частных домах, начав с резиденции капитана, где Зилда уже наготовила полные кастрюли разных яств.

Впрочем, этим несравненным январским успехам предшествовала подготовка — двадцать ночей трудов и кутежей. В это время все было запланировано и были решены все детали, необходимые, чтобы рейзаду состоялся. Это было публичное обсуждение — в определенных пределах, конечно же, потому что девушки не до конца раскрывали все подробности, касавшиеся костюмов пастушек. Что до решений, то можно сказать, что они принимались единолично — сиа Леокадия решала, а все остальные хлопали в ладоши.

Каждый третий день оживление возрастало — репетиции проходили с музыкой и танцами, песенными отрывками и речитативами, выученными так, что от зубов отскакивало. Как и сказала сиа Леокадия почтенному сеу Карлиньюшу Силве — а он раздобыл барабан, — праздник начался с первой репетиции и продлился почти целый месяц.

Присутствовавшие при выборе действующих лиц вовсю пользовались и даже злоупотребляли своим правом аплодировать решениям, которые принимала сиа Леокадия, — это был ее рейзаду, и она не терпела противоречий, управляя костлявой железной рукой. Капитан Натариу да Фонсека заметил Турку Фадулу, что все это напоминало назначение кандидатов на должности главы муниципалитета и членов муниципального совета Итабуны, — собрание политиков утверждает имена, предложенные полковником Боавентурой Андраде. Ведь недаром же они родственники — старуха и фазендейру!

Когда в сарае собрались все заинтересованные и все любопытные — на самом деле практически все жители, — сиа Леокадия распределила роли. Госпожой Богиней будет ее внучка Аракати — из-за лихорадки ее пятнадцатилетие так и не отпраздновали. Одевшись паяцем, Вава еще раз триумфально исполнит роль Матеуша, которого схватит и арестует солдатня. Амансиу помер бы от огорчения, если бы роль страшного Дикого Зверя, известного также как Жарагуа и Ужасный, досталась другому. Аурелиу натянет на себя бычью шкуру, чтобы в рейзаду были люди из семьи Ванже. Зинью, Эду, Дурвалину, Балбину, Зелиту и Жаир будут представлять солдат, которые схватят Матеуша, обвиненного в убийстве Быка. Что касается Кабоклу Гоштозинью, главного мужского персонажа рейзаду, который действует рядом и разговаривает с Госпожой Богиней, то утром сиа Леокадия отправилась в кузницу, чтобы пригласить на эту роль Каштора Абдуима. По ее мнению, роль Кабоклу Гоштозинью в рейзаду Большой Засады мог исполнить только негр, обладавший осанкой, дерзостью, умением держать себя. Он, конечно, был все еще погружен в тоску, но кто знает: может, приглашение отвлечет его?

Если бы она пришла неделей раньше, то, без всяких сомнений, получила бы решительный отказ. Сиа Леокадия воспользовалась случаем, чтобы предложить негритянке Эпифании роль одной из пастушек, но проститутка поблагодарила и отказалась от этой милости, сославшись на то, что занята с ребенком.

Начиная с первой репетиции, а лучше сказать — с первой встречи, на которой должны были проясниться некоторые важные пункты, рейзаду сии Леокадии в Большой Засаде даже в стадии своей подготовки не имел ничего общего с тем праздником, что веселил население Эштансии в течение четырех десятилетий. По меркам Сержипи, это был большой и многолюдный город, знавший богатство и благополучие; его посетил император Педру II, и даже упадок города имел изысканный, цивилизованный оттенок. В то время как Большая Засада считалась всего лишь жалким селением проституток и погонщиков с несколькими десятками жителей. Как же может быть одинаковым здесь и тут парад пастушек? Так, мимолетное сходство. И все равно даже в урезанном виде рейзаду сии Леокадии был для Большой Засады чудом из чудес, диковиной, Вторым июля, сказкой!

Чтобы не врать, утверждая, будто никогда в рейзаду не принимала участия девушка с дурной славой, самые дотошные вспоминали о Долореш, которая плясала в красном отряде пастушек. Это была дочь сеу Ромеру — галисийского портного, которая ложилась в постель за деньги с хозяевами ткацкой фабрики, но проституткой в полном смысле этого слова не была. К тому же сеу Ромеру бесплатно шил костюм Матеуша, а это работа тонкая. Но когда она уехала промышлять в бордель Ниниты в Аракажу и вернулась в Эштансию по случаю праздника с единственной целью — плясать в красном отряде, выяснилось, что ее место занято, она потеряла его раз и навсегда, без объяснения причин — это было излишне.