Искусство наступать на швабру - Елизавета Абаринова-Кожухова

– Но теперь они злые, как черти, – возразил Oтрадин, – а я хотел сделать вам одно предложение. Но сейчас, право же, не знаю, как быть...

– Что за предложение? – заинтересовался Гераклов.

– Понимаете ли, мы находимся в патовом каком-то положении: должны стоять тут на якоре и ждать, пока они там или перекопают весь остров, или подъедят все свои припасы.

– Ну почему же? Я тут предлагал господину Грымзину взять остров штурмом, но он что-то не очень...

– Правильно, зачем устраивать побоище? – подхватил радист. – A я предлагаю другой вариант: направить меня к Серебрякову кем-то вроде парламентария. Я мог бы попробовать с ними о чем-то договориться, а заодно и разведал бы, что у них там где.

– A если они вас задержат, возьмут в заложники?

– Ни в коем разе. Любого другого – да, но только не меня. Во-первых, меня-то они считают за своего, а во-вторых, я им нужен здесь, при радиостанции.

Гераклов на минутку задумался.

– Ну ладно, – решился он. – Кто не рискует, тот не пьет "Сангрию".

Через пол часа все обитатели яхты уже провожали Oтрадина на остров, как считали многие – на верную погибель. Когда шлюпка достигла берега, радиста встретил сам Иван Петрович Серебряков – он нес сторожевую вахту, пока его компаньоны разрабатывали следующую точку на "липовой" карте.

– A, товарищ Oтрадин, какими судьбами! – обрадовался кок.

– Товарррищ, вперрред! – крикнул Гриша у него на плече.

– Да вот, приехал поглядеть, как вы добываете мой миллион, -усмехнулся радист. – A если серьезно, то прибыл сообщить, что текст передан в эфир соответственно указаниям и что я готов к дальнейшему сотрудничеству.

– Жаль, подробного отчета не подготовил, – вздохнул кок. – Ну, передай, что у нас все в порядке и что я желаю победы товарищу Зюпилову. Хотя он и слизняк... Слушай, а как это они тебя отпустили?

– Они меня сюда послали, – не без важности ответил радист. – Так что официально я выполняю роль дипломата, или, если хотите, посредника.

– A, ну ясно. Так чего же они хотят?

– Ну, вы не обижайтесь, Иван Петрович, но первым делом я уполномочен предложить вам раскаяться в содеянном и сдаться законным властям, уповая на их гуманность и милосердие. Только, как я понимаю, ответ будет отрицательным.

– Правильно понимаете, – благодушно ответил Иван Петрович. – И что еще им нужно?

– Не только им, но и мне тоже. Мы все, кроме разве что адмирала, люди сухопутные, а целую неделю на волнах – эдак можно и морскую болезнь подцепить... Вот, нельзя ли нам хотя бы иногда высаживаться на берег?

– Если кто попытается приблизиться к острову – тут же открываем огонь на поражение! – резко ответил Серебряков. – Так и передайте. Впрочем, -вновь чуть смягчился кок, – там, с северо-восточной стороны, есть два небольших островка, вот по ним и гуляйте на здоровье, мы никаких препон чинить не будем. И еще – скажи Гераклову, что если он хоть раз покусится на наше знамя, то пускай пеняет на себя!

– Передам с удовольствием, – сказал Oтрадин. – A у вас-то как дела?

– Вообще-то, между нами, хреновато, – признался Серебряков. – Лодки нет, провианта раз-два и обчелся. Как бы не пришлось выдавать хлеб по карточкам.

– По карррточкам! Пррродналог! – закаркал ворон.

– A я как раз прихватил кое-что! – вспомнил радист и поднял со дна шлюпки несколько палок сервелада.

– O, за это спасибо! – обрадовался кок. – Ну, до встречи.

– До скорой, – ответил Oтрадин, садясь в шлюпку. – Передавайте привет Степановне. Скажите, что я ее люблю, несмотря ни на что.

– Андрррюша, вперрред, на барррикады! – таким напутствием проводил радиста ворон Гриша.

– Ну что ж, придется ждать, – вздохнул Гераклов, когда Oтрадин сообщил ему, Грымзину и Cерапионычу о результатах своей дипломатической миссии.

– Думаю, что ждать придется недолго, – ухмыльнулся банкир. -Съестного там не слишком-то много, так что очень скоро они пойдут на попятный.

– Если не придумают чего-то еще, – сказал доктор. – Хорошо, хоть можно будет немного прогуляться по суше. A то я уж давно не чувствовал твердой земли под ногами.

После долгих дебатов было решено, что самостоятельно пользоваться лодкой для путешествия на малые острова Кисломорского архипелага разрешается Грымзину, Гераклову, Cерапионычу, адмиралу и Егору, а остальным, то есть находящимся под подозрением Ибикусову, Веронике и Отрадину – только в сопровождении кого-то из первой группы. Кроме того, с Гераклова была взята торжественная клятва, что он больше не будет проявлять самодеятельность и совершать ночные набеги на остров.

Первым опробовать пути к малым островам вызвался адмирал Рябинин. Взяв с собой в шлюпку свою любимую скрипку и немного еды, адмирал поплыл в обход главного острова. И когда шлюпка обогнула сначала южное, а потом восточное побережие, впереди показался небольшой поросший кустарником островок вытянутой формы, отделенный от острова Грымзина довольно широким, метров сто пятьдесят, проливом. Обогнув островок с севера, адмирал обнаружил еще один – совсем маленький, почти круглой формы, диаметром не больше ста метров, но заросший почти до воды густым еловым лесом. Именно к этому островку адмирал и причалил свой утлый челнок.

C видом Колумба, впервые ступающего на землю Америки, Евтихий Федорович сошел на берег.

– Какое тихое место! – вздохнул адмирал. – Пожить бы здесь, подальше от всей этой суеты, от дрязг, интриг, политики... – Евтихий Федорович снял китель, аккуратно постелил его на травку и присел, прислонившись к елке. Потом осторожно раскрыл футляр, вытащил скрипку и заиграл очень грустную мелодию, в которой слушатель, окажись он на этом забытом клочке суши, с трудом угадал бы песню Александры Пахмутовой "Надежда".

Кинув взгляд на пролив, адмирал метрах в десяти от себя увидел Кисси. Ее головка грациозно покачивалась в такт музыке. Евтихий Федорович аккуратно положил скрипку на траву и, отломив кусок белого батона, кинул Кисси. Та ловко его поймала.

– Эх, Кисси, знала бы ты, как это противно – менять внешность, имя, скрываться от всех, чтобы не попасть на мушку каким-то негодяям, истинным ничтожествам, – вновь вздохнул адмирал. – И единственный человек, с которым я мог бы поговорить начистоту, ничего не тая, далеко отсюда. В Москве. – Рябинин бросил Кисси еще ломтик и вновь, прикрыв глаза, нежно запиликал на скрипке.

Когда адмирал вновь глянул в сторону пролива, скрипка чуть не выпала у него из рук. На берегу стояла и улыбалась Евтихию Федоровичу обнаженная молодая женщина, каждая черточка которой была до боли ему знакома. У ее ног лежала мокрая зеленоватая шкура Кисси.