Нравственный образ истории - Георгий Михайлов

Наместником покорённой Казани Иоанн назначил князя Александра Горбатого-Шуйского, дав ему в товарищи князя Петра Серебряного (они вместе разгромили Япанчу) с большим отрядом детей боярских, казаков и стрельцов. Царь же с основным войском 11 октября отправился в обратный путь к Москве.

Взятие Казани означало решительную победу над Востоком. «Перед Русским народом, - говорит историк казачества А.А.Гордеев, - открылись широкие пространства земель, составлявшие [прежде] владения монгольской империи». За Волгою простирались необъятная степь, где по левому берегу кочевала Большая Ногайская Орда (Малая кочевала за Доном в Прикавказье), а далее за рекой Яиком (Уралом), царил хан Сибирский, покорить которого предстояло через 30 лет. Это завоевание в 1582 г. осуществили казаки во главе с донским атаманом Ермаком. Народное предание повествует, будто Ермак Тимофеевич, ещё в молодости, отличился при осаде Казани. Переодевшись татарином, он проник в город и выведал места, наиболее выгодные для подрыва стен. Если это не легенда, то тогда (в 1552 году) будущему покорителю Сибири могло быть лет 17-18, что не исключает вероятности участия Ермака в Казанском походе.

Однако поспешим в Москву, к которой уже приближалось войско победителей. Не доезжая Владимира, Иоанн Грозный - это имя он получил за взятие Казани - услышал радостную весть. Царица Анастасия Романовна родила ему сына, первенца, - царевича Димитрия. Вся Москва встречала своего Государя. Народ толпился на улицах. От реки Яузы до посада все возглашали «многая лета» Царю, победителю варваров, избавителю Православных Христиан. Митрополит Макарий всретил войско у Сретенского монастыря. Все, ратники и духовенство, взаимно кланялись друг другу. Царь в благодарственном слове отнёс успехи свои к милости Божией и благодарил Церковь за усердную молитву. Святитель Макарий в свою очередь воздал хвалу Господу, а самого Иоанна IV сравнил со святыми полководцами: Великим Константином, Александром Невским, Дмитрием Донским. После богослужения в Успенском соборе Царь со слезами умиления приложился к чудотворным образам, к мощам Святителей Московских и отбыл во дворец, где ждала его нежно любимая супруга с новорождённым сыном.

Три дня (8,9 и 10 ноября) в Грановитой палате Кремля продолжался пир. Участники похода щедро награждались Государем. Героев жаловали вотчинами, драгоценностями, мехами. Одних денег было роздано 48000 рублей. И тогда же, в честь победы, Иоанн Грозный повелел воздвигнуть у Спасских ворот на Красной площади роскошный храм Покрова Пресвятой Богородицы, более известный под именем собора Василия Блаженного (любимого Царём Христа ради Московского Юродивого). Этот дивный по красоте храм, восхитивший своим изяществом искушённых в архитектуре иноземцев, создали русские мастера Постник и Барма. Впоследствии (1555 г.) Постник возводил каменные стены вокруг покорённой Казани, и оба мастера долго здравствовали, вопреки измышлениям гуманистов, будто Царь Иоанн приказал ослепить их, дабы они не могли повторить подобный шедевр зодчества. Эту мерзкую клевету «деятели неправды от культуры» вдалбливали нашему народу прямо со школьной скамьи. Да и теперь ещё продолжают вдалбливать. Иностранцы же, те вообще не понимают, кто такой Иоанн Грозный. На европейских языках, в частности, по-английски, имя Царя читается как Ivan The Terrible (Иван Ужасный). За таким переводом имени легко проходит вся остальная ложь. Впрочем, сие не удивительно при смысловой скудости западноевропейских языков. Славянское понятие Грозный (громовержец) не вмещается в сознание тех, кто духовно не готов воспринять Гром Небесный как благодать, кто боится одной лишь физической смерти и видит в грозе только ужас. Быть верноподданным Государю по-русски, так, чтобы даже казнь от Помазанника Божия воспринимать с благодарением, западно-либеральному уму не дано. Так же, как атеисту не дано с верою благодарить Бога за скорби, исцеляющие нрав и спасительные для грешной души. И чем больше в нас, Русских, внедряется сего западного рационально-потребительского духа, тем реже мы благоговеем перед святыми символами Бога, Царя и Отечества. Тем чаще трепещем от страхов, нагнетаемых мелкими бесами современной безбожной цивилизации.

Таковыми «русскими» лишь по названию были члены синклита, захватившие власть в Кремле в отсутствие Царя Иоанна. Адашев и Сильвестр заправляли делами от его имени, а Старицкий с Курбским не отходили от Грозного в течение Казанского похода. И все они дружно убеждали Государя задержаться на Волге как можно дольше. Возвращением его в Москву временщики остались недовольны.

С рождением наследника шансы Старицкого в случае чего занять престол сделались ничтожными, и отношения при дворе резко обострились. Теперь Адашев и Сильвестр начали клеветать на добродетельную Царицу Анастасию и её родню (бояр Кошкиных-Романовых). Но клевета не помогала. Государь любил супругу. В Казань на подавление вновь восставших татар он сам, вопреки настоянию «рады», не поехал, а послал опытных воевод, которые с задачей справились. Правда, полное усмирение басурманов закончилось лишь в 1557 году, но зато в 1554-м наши войска легко заняли Астрахань, и всё Поволжье от истока до устья великой реки покорилось Москве.

На восточном фронте Русь торжествовала. На западном продолжалось затишье, зато внутренний тайный фронт активизировался. Сразу после рождения царевича Димитрия между боярами пошли перешёптывания. И не успел Государь Иоанн возвратиться с победою из Казани, как уже в начале 1553 года он неожидано заболел «огневой болезнью». Несколько дней он метался в горячке, а дьяки, сочтя положение безнадёжным, предложили ему составить духовную грамоту (завещание). Иоанн согласился и назначил наследником сына - младенца Димитрия. По обычаю Царь призвал бояр, чтобы привести их к присяге своему преемнику, но те неожиданно взбунтовались. Полагая, что дни Государя уже сочтены, вельможи, окружавшие трон, перестали стесняться в своих чувствах. Исполнить Царскую волю согласились десять из 12 членов отставленной Думы. Зато «избранная рада» в большинстве своём уклонилась от присяги царевичу. Многие бояре не явились во дворец, сославшись на болезни, а часть сановников открыто приняла сторону Владимира Старицкого и его матери княгини Евфросинии, гневно воспротивившихся признанию Димитрия наследником.

Сам Алексей Адашев как будто согласился присягнуть младенцу, хотя и не исполнил этого; но отец его, Феодор Адашев, возведённый Царём в сан окольничего, заявил от имени бояр, что они не желают повиноваться царицыной родне, пока наследник остаётся в пеленах. Стоявшие рядом с ним князья во главе с Иваном Михайловичем Шуйским молча подтвердили сказанное Адашевым. А тем временем на площади князья Пётр Щенятев, Иван Пронский, Дмитрий Оболенский уже велегласно славили Владимира Старицкого.

Глаза Иоанна IV открылись. Напрягая последние силы, он вызвал двоюродного брата и потребовал от него присяги. Владимир Старицкий ответил отказом. Государь восскорбел. «Знаешь сам, - кротко вымолвил он, - что станется с твоей душой, если не хочешь креста целовать; мне до этого дела нет». Но кузен-изменник остался непреклонным. Он уже раздавал жалование боярским детям, словно правитель Государства, а сторонники его свысока смотрели на бояр и приказных, сохранявших верность Иоанну Грозному.

Между тем, через два дня кризис болезни миновал, и больной почувствовал облегчение. Горячка отступила, дело пошло на поправку. Крамольники, не ожидавшие такого поворота, затрепетали. На «присягу» царевичу образовалась очередь. Поспешил к одру державного и князь Владимир Андреевич, однако верные царю бояре не хотели его впускать. И тут явился Сильвестр, сам тоже не присягнувший, но, как всегда, исполненный «пророческого пафоса». Сильвестр начал всех увещевать, призывая к христианскому миру и всепрощению. Народ у нас добрый, отходчивый. Так что речь Благовещенского протопопа возымела действие.

После долгих препирательств Старицкий «покаялся» и подписал грамоту, в которой обязался впредь не помышлять о Царстве для себя, а в случае смерти Иоанна Грозного признать наследником его сына Димитрия. Нетрудно догадаться, что с этой минуты над жизнью царевича нависла страшная опасность. Тем более, что мать Владимира, княгиня Евфросиния, прилагая печать к согласительной грамоте, нарочито громко съязвила: «Что значит присяга невольная?»

Иоанн теперь знал, чего стоили его любимцы. Те, кого он вывел из ничтожества - незнатный Адашев с безвестным прежде попом Сильвестром - у одра его вели себя более чем двусмысленно. При этом отец Адашева открыто агитировал бояр отказываться от присяги царевичу. И даже те, которые во время болезни Иоанна показали себя преданными, далеко не все на самом деле таковыми являлись. Например, тесть Государева родного брата Дмитрий Палецкий присягнул одним из первых. Но в то же время он лебезил перед князем Владимиром на случай смены власти, выговаривая зятю Юрию какой-нибудь удел.