Нравственный образ истории - Георгий Михайлов

Первым к Царю (ещё в его отрочестве) был приставлен Алексей Адашев. Н.М.Карамзин называет Адашева «прекрасным молодым человеком... земным ангелом». Церковь же учит, что все ангелы, кроме Небесных Божиих - суть бесы, а лесть - оружие диавола. Каков был «ангел» Адашев, мы скоро увидим, но прежде расскажем о его сообщнике попе Сильвестре. Этого Старицкий подослал к уже 16-летнему Государю.

По версии Карамзина, Сильвестр приблизился к Царю сам во время Пожара Московского. Он будто бы «с поднятым угрожающим перстом с видом пророка, и гласом убедительным возвестил ему [Иоанну], что суд Божий гремит над главою царя легкомысленного и злострастного». Разумеется (по Карамзину), от таких «убедительных гласов» «порочный» юноша затрепетал. А кликушествующий поп «потряс душу и сердце, овладел воображением, умом юноши и произвёл чудо: Иоанн сделался иным человеком». Подразумевается, человеком хорошим, будто Царь таковым не был от рождения. Но более того, хорошим Иоанн оставался всего несколько лет, пока в Кремле заправляли временщики. Когда же Царь возмужал, и заговорщики получили по заслугам, тогда у Карамзина Грозный вновь обратился в «легкомысленного» и «злострастного» тирана. Прямо, как в сказке. Но может быть, это сам Николай Михайлович, словно поп Сильвестр, пытается «овладеть» нашим воображением, когда говорит, что «смиренный иерей» (Сильвестр) совершенно бескорыстно «стал у трона, чтобы утверждать, ободрять юного венценосца на пути исправления»?..

Только кого на самом деле требовалось «исправлять»? У других историков образы временщиков отнюдь не так благовидны, как у Карамзина. По Валишевскому, например, поп Сильвестр показал себя у власти «ловким царедворцем с повадками пророка». У Нечволодова он «очень властный и мелочный». А сам Иоанн Грозный, вспоминая о своей юности, с горечью пишет: «Подружился он [Сильвестр] с Адашевым и начали советоваться тайком от нас, считая нас слабоумными, мало по малу начали... бояр в свою волю приводить, снимая с нас власть». Так за этим и подсылал их к Иоанну Владимир Старицкий. По смерти двоюродного брата он вполне мог наследовать престол, так как родного брата Государева бояре в расчёт не брали. Юрий был немощен и действительно мало умён. Устранить его в любой момент для Старицкого не составляло труда, но в том даже не было необходимости.

Цель заговора удельных князей состояла не в замене одного самодержца другим, а в смене системы управления страной. Иоанн был молод. Бояре ещё надеялись «обломать» его, думали, что временщикам удастся то, что не удалось бывшей думе - то есть отвлечь Государя от дел, ограничить его власть законодательно, чтобы потом разделить Державу на уделы. В случае провала плана и неподчинения Царя синклиту предполагался переворот. Старицкий был готов на роль «царя боярского». Его наметили в преемники. Курбский, один из главных изменников, чаял возвращения себе Ярославских владений своих предков и всего Заволжья; Шуйским отошли бы тогда земли Владимиро-Суздальские, и так далее. Державу, собиравшуюся веками, князья готовы были развалить в угоду своим корыстным интересам. В задачу синклита входила предварительная перестройка: требовалось посадить своих людей наместниками, судьями, приказными, над войсками поставить своих воевод. Одним словом, создавалось правительство разрушителей, во главу которого князья поставили Сильвестра и Адашева.

«На какие стороны преобразований Иоанна имел влияние Адашев, к сожалению, неизвестно, - говорит А.Д.Нечволодов, - но он, как начальник Челобитного Приказа (по-нашему - канцелярии)... имел, разумеется, непрерывные и постоянные связи с Государем». Не играя самостоятельной роли в интриге Старицкого и Курбского, «избранная рада» вела игру с Царём, и временщики заботились, чтоб Иоанн IV не смел без них шагу ступить, и мыслить не мог без их ведома. «Сильвестр, - пишет Н.И.Костомаров, - вмешивался даже в его [Государя] супружеские отношения. При этом опекуны Ивана старались, по возможности, вести дело так, чтобы он не чувствовал тягости опеки и ему казалось бы, что он по-прежнему самодержавен». Пока Царь был молод и никого не подозревал, дела временщиков шли успешно. «Но, - замечает В.Г.Манягин, - Костомаров, без сомнения, преувеличивал, когда писал о том, что Царь не смел и мыслить без ведома Сильвестра. Государь имел свой взгляд на сущность государственной власти и просто не спешил ознакомить с ним временщиков». Вероятно, так и было. Иначе бы заговорщики, заподозрив неладное, могли перейти к действиям более решительным.

Вводя законодательные ограничения на власть самодержца, члены синклита успели лишить Иоанна IV права жаловать достойных боярским чином, а сами при этом раздавали звания и поместья, пополняя таким образом ряды своих сторонников. «Нет сомнения, - делает вывод историк С.Ф.Платонов, - что "избранная рада" пыталась захватить правление в свои руки и укрепить своё влияние на дела рядом постановлений и обычаев, неудобных для Московских самодержцев. Она вела княжескую [удельную] политику и должна была прийти в острое столкновение с Государем, которое и началось в 1553 году».

«Царь же возвеселится о Бозе»

Пока временщики старались обойти Иоанна IV, пользуясь его молодостью, сам Государь набирался опыта и входил в возраст. Он умел думать и внимательно наблюдал за всем, что творилось вокруг. Потому настоящих друзей и советников, не считая Святителя Макария, он очень скоро нашёл вне рядов боярской партии Старицкого и его подставного синклита.

Два лета, минувших со дня коронации, ушли на неудачные попытки взять Казань, опять заключившую союз с Крымом. В феврале 1548 и в ноябре 1549 годов Государевы войска приближались к окрестностям Казани, однако вынуждены были отступить из-за оттепелей, делавших дороги непроходимыми. При повторном отступлении, в 20 верстах от татарской столицы, была основана новая русская крепость. В устье реки Свияги ратники срубили острог и заложили город Свияжск. Теперь в непосредственной близости к оплоту басурманов можно было хранить и пушки, и пороховой запас для очередного приступа. Но в то же время новый поход на Казань Государь повелел отложить ради более важного дела.

Первое, что Иоанн IV осуществил, достигнув двадцатилетнего возраста - это созыв Земского Собора 1550 года. Предшествовали тому обстоятельный разговор со Святителем Макарием и неоднократные беседы с человеком, не входившим в «избранную раду», однако сделавшим для России то, чего временщики потом уже не смогли разрушить.

Уроженец русских областей Литвы, Иван Пересветов поступил на военную службу в Московском Государстве в малолетство Иоанна IV. Он испытал на себе многие неправды боярского правления и детально изучил строй жизни Российской. Скорбя душой о неурядицах в Великой Московии, которой не было покоя от татар (и казанских, и крымских), Иван Пересветов составил несколько полезных «книжек» (записок) и передал их Царю в 1549-1550 гг. Для решения наболевших проблем он предлагал провести ряд важных преобразований. Во-первых, Пересветов ратовал за неограниченную царскую власть, которая только и могла осуществить необходимые реформы. Во-вторых, если правды нет в Государстве, говорил он, «то всего нет». Упразднить местничество меж боярами, перевести крестьян на государственный оброк, избавив их от суда и расправы «кормленников», то есть помещиков, а самих служилых (дворян) перевести на жалование из казны - эти меры Пересветов считал не менее важными, чем организацию регулярного стрелецкого войска. Насчёт Казани он дивился, «что таковая землица невеликая, вельми угодная, у такового великого, сильнаго Царя, под пазухою, а не в дружбе, а он ей долготерпит и кручину от них великую приимает...», и настаивал на немедленном разорении сего гнезда разбойников. С крымцами же, напротив, он воевать не советовал. Достаточно было у южных границ содержать на жаловании 20000 хорошо обученных воинов. Эти 20000 «юнаков храбрых со огненною стрельбою, гораздо учиненною, - уверял Пересветов, - будут лучше ста тысящь обыкновенного войска», то есть земского ополчения. И Царь, умом внимая мудрому военачальнику, не только учредил в России регулярные полки стрельцов, но и многие иные мысли Пересветова включил в повестку Земского Собора.

«В воскресный день, после обедни, - пишет А.Д.Нечволодов, - Государь и митрополит вышли крестным ходом на площадь, на Лобное место, где были собраны все чины Собора и множество народа. Отслужили молебен. После чего Иоанн, обращаясь к митрополиту, сказал громким голосом: "Молю тебя святой владыко, будь мне помощьником и любви поборником..." Далее, воспомянув о своём суровом детстве в окружении злых бояр, Государь обратил свою речь и к ним: "О... лихоимцы и хищники и судьи неправедные! Какой дадите нам ответ, что многие слезы воздвигли на себя?"» Затем, поклонившись народу, Царь продолжил: «Люди Божии и нам дарованные Богом! Молю вашу веру... оставьте друг к другу вражду и тяжбу... я сам буду вам, сколько возможно, судья и оборона, буду неправды разорять и похищенное возвращать».