Комната с призраком - Питер Хэйнинг

Даже если бы он усомнился, полагая, что спутал место, где видел их накануне, то убедился бы в обратном, так как кувшин в его камере теперь был совсем другой формы и другого цвета, чем вчера, а еда была заменена и выглядела гораздо лучше. Значит, сегодня ночью в камеру к нему входили. Но как? Неужели он спал так крепко, что не слышал грохота железных дверей? Нельзя сказать, чтобы такое не было возможно, но, допуская, что в камеру к нему входили, Вивенцио должен был предположить наличие еще одного входа, о существовании которого он не подозревал. Тогда получалось, что голодная смерть не была его предопределением, а загадочный способ, каким его снабжали едой, явно указывал на то, что его хотят лишить самой возможности общения с внешним миром.

Другим обстоятельством, привлекшим его внимание, было исчезновение одного из семи зарешеченных окон, выстроившихся под самым потолком его камеры. Он был уверен, что вчера видел и пересчитал их, так как его несколько озадачили их странная форма и число, а также то, что располагались они на неравных друг от друга расстояниях. Однако тут проще было допустить, что вчера он ошибся, в противном случае пришлось бы искать объяснение тому, куда за ночь мог испариться внушительный кусок железной стены; и вскоре Вивенцио вообще выбросил эту мысль из головы.

Без всяких подозрений он принялся за еду. Ее могли отравить, но если это и было так, он знал, что не в его силах избегнуть смерти, в каком бы обличье ее ни приготовил ему Толфи, и скорая смерть для него означала скорейшее избавление.

День прошел вяло, хотя и родил надежду, что если не спать в эту ночь, то можно будет увидеть человека, приносящего пищу. Сама мысль увидеть живое существо, быть может, проведать о готовящейся судьбе, вернула узнику толику душевного спокойствия. К тому же, если пришедший будет один, можно будет напасть на него и убить. А может быть, сострадание проснется в его душе или щедрая награда зажжет его алчное сердце, и тогда Вивенцио вновь обретет утраченные свободу и могущество. Пусть даже он будет вооружен; худшее, что может произойти, если ни мольбы, ни подкуп, ни сила не возымеют действия, — смертельный удар, неизбежный в завязавшейся схватке, он принесет желанное избавление. Не было ни малейшей причины раскаиваться в любом из исходов схватки, тем более что она выглядела очень неплохо в сравнении со столь пугающей Вивенцио идеей полного одиночества.

Наступила ночь, и Вивенцио стал ждать. Наступило утро, когда он в тревоге вскочил со своего ложа. Должно быть, он заснул, даже не сознавая того. Сон подкрался к нему, когда усталость на миг сомкнула его отяжелевшие от бдения веки, и он провалился в горячечное забытье. Наполненный свежей водою кувшин и дневная порция еды стояли перед ним.

Но это было не все. Бросив взгляд на окна, он насчитал только пять! Зрение не обманывало его, и теперь он был убежден, что и вчера недосчитался одного из них. Но что же все это значит? Где он находится? Он вглядывался в матовую поверхность стен до тех пор, пока у него не зарябило в глазах, но так и не обнаружил ничего, что бы могло пролить свет на эту загадку. Все было именно так, чувства ему не лгали — это он знал точно. Но почему все обстояло так; он тщетно напрягал свой мозг в поисках ответа. Он осмотрел двери: одна деталь подсказала ему, что ночью их не открывали.

Пучок соломы, воткнутый между створок вечером накануне, когда он в раздумьях шагал взад-вперед по темнице, оставался нетронут, хотя малейшее движение одной из половинок должно было сбросить его на пол. Это было очевидно, и против этого было невозможно спорить. Тогда получалось, что в одной из стен находилось какое-то приспособление, при помощи которого человек мог проникать вовнутрь. Он внимательно осмотрел стены. Казалось, они сплошь отлиты из куска металла; если они и были собраны из металлических пластин, то столь искусно, что глаза не различали ни единого шва. Снова и снова осматривал он стены, пол, потолок и странный ряд окон: они почти осязаемо притягивали его; и он не находил ничего, абсолютно ничего, что могло бы разрешить его сомнения. Иногда ему начинало казаться, будто и сама клеть немного уменьшилась, но этот эффект он приписывал своему взбудораженному воображению и тому впечатлению, что породило в его мозгу загадочное исчезновение двух окон.

В смятении Вивенцио ожидал наступления ночи; когда же она пришла, он решил больше не поддаваться предательскому сну. Вместо того чтобы лечь на соломенный тюфяк, он продолжал расхаживать по клети до самого рассвета, напряженно вглядываясь в окружавшую тьму: с любой стороны могло показаться нечто и тогда дневные загадки были бы разрешены. Прошагав таким образом примерно до двух часов ночи (насколько он мог судить по времени, прошедшему после того до рассвета) Вивенцио неожиданно ощутил под ногами слабое подрагивание.

Он наклонился. Движение длилось минуту или около того, но было столь незначительно, что Вивенцио начал сомневаться, действительно ли он чувствует его, или же это игра воображения.

Он прислушался. Не раздавалось ни звука. Внезапно струя холодного, воздуха окатила его; бросившись в ту сторону, откуда, как показалось ему, она исходила, он споткнулся в темноте обо что-то, вероятно о кувшин с водой. Движение воздуха прекратилось; вытянув руки, Вивенцио уперся в стену. Некоторое время он стоял неподвижно, но больше ничего не происходило. За остаток ночи ничего не привлекло его внимания, хотя он и не оставил своей бессонной вахты.

Занимавшаяся заря тускло высветила квадраты зарешеченных окон. Неясно очерченные, их контуры выделялись во мраке, наполнявшем темницу. В страхе, почти бессознательно, Вивенцио обратил взгляд к окнам и впился в них горячечным взором.

Теперь их осталось только четыре! Но вдруг какой-нибудь предмет заслонил и сделал невидимым пятое окно? И Вивенцио терпеливо ждал, пока рассветавший день даст ему возможность удостовериться в этом. Наконец солнечные лучи осветили внутренность клетки, и ее убранство предстало глазам изумленного Вивенцио. Пол покрывали осколки кувшина, которым он пользовался накануне, а неподалеку от них, у самой стены стоял еще один, виденный им в первый день заключения, и рядом — новое блюдо с едой.

Теперь у него не оставалось никаких сомнений в том, что с помощью хитроумных механизмов дверь открывается в самой стене и что именно через эту дверь ночью дул воздух. Но, Бог мой, как тихо! Ведь упади тогда на пол перышко — он бы услышал. Он снова осмотрел замеченный участок стены; как на вид, так и на ощупь это была ровная, однородная поверхность; сколько ни стучал он по ней — удары не отзывались пустотою.