Все приключения мушкетеров - Александр Дюма

– А что ты находишь в этом достойного сожаления? – спросил д’Артаньян.

– То, что моя госпожа вовсе не любит вас.

– Не поручила ли она тебе сказать мне это?

– Нет, я сама, из участия к вам, решилась сказать вам это.

– Благодарю, добрая Кетти, но только за участие, потому что, согласись, что мне неприятно слышать тайну, которую ты мне открыла.

– To есть, вы решительно не верите мне?

– Подобным вещам вообще трудно верить, хотя бы из самолюбия.

– Так вы не верите мне?

– Признаюсь тебе, что пока ты не представишь мне какого-нибудь доказательства того, что ты говоришь…

– А что вы скажете об этом? – сказала Кетти, вынимая из-за пазухи записочку.

– Ко мне? – спросил д’Артаньян, быстро схватив письмо.

– Нет, к другому.

– К другому?

– Да.

– К кому? К кому? – спросил д’Артаньян.

– Посмотрите адрес.

– К графу де Варду.

Гордый гасконец сейчас вспомнил сцену в Сен-Жермене; быстро разорвал он конверт, несмотря на крик Кетти.

– Что вы делаете, Боже мой! – закричала Кетти.

– Я? Ничего! – сказал д’Артаньян и прочел письмо.

«Вы не отвечали на первое мое письмо; верно, вы больны или забыли о том, как вы ухаживали за мной на балу у г-жи де Гиз? Теперь вы имеете случай отвечать мне, граф; не пропустите его».

Д’Артаньян побледнел; самолюбие его было оскорблено.

– Бедный и милый господин д’Артаньян, – сказала Кетти, с искренним участием пожимая ему руку.

– Ты жалеешь обо мне, добрая малютка? – спросил д’Артаньян.

– Да, от всего сердца, потому что я знаю, что такое любовь.

– Ты знаешь любовь? – сказал д’Артаньян, взглянув на нее в первый раз с вниманием.

– К несчастью, знаю.

– Хорошо! В таком случае, вместо того чтобы жалеть обо мне, помоги мне лучше отомстить твоей госпоже.

– А чем вы думаете отомстить ей?

– Я желал бы овладеть ею и убить моего соперника.

– В таком случае я ни за что не буду помогать вам, – быстро сказала Кетти.

– Отчего же так?

– По двум причинам.

– По каким?

– Во-первых, потому, что моя госпожа никогда не будет любить вас.

– Почему ты знаешь?

– Потому что вы глубоко оскорбили ее.

– Я? Чем же я мог оскорбить ее, когда с тех пор, как познакомился с нею, я ползаю у ног ее как раб? Расскажи мне, пожалуйста.

– Я скажу это только тому, перед кем будет открыта вся душа моя.

Д’Артаньян посмотрел на Кетти. В лице этой девушки было столько свежести и красоты, что многие герцогини охотно отдали бы свои короны за такие преимущества.

– Кетти, открой мне свою душу; я буду любить тебя; за этим дело не станет. Он поцеловал ее, от чего она покраснела как вишня.

– Нет, – отвечала Кетти, – вы не любите меня. Вы уже сказали, что любите мою госпожу.

– Неужели это мешает тебе сказать мне другую причину?

Ободренная поцелуем и выражением лица молодого человека, она отвечала:

– А вторая причина та, что в любовных делах всякий хлопочет о себе.

При этих словах д’Артаньян вспомнил томные взгляды, встречи в передней, на лестнице, в коридоре, прикосновение руки при каждой встрече и вздохи; но озабоченный желанием понравиться знатной даме, он пренебрегал субреткой: кто охотится за орлом, тот не смотрит на воробья.

Но теперь наш гасконец понял, какую выгоду он может извлечь из этой любви, которую Кетти так наивно предлагала ему: перехватывать письма к графу де Варду, узнавать свежие новости и иметь во всякое время вход в комнату Кетти, смежную с комнатой ее госпожи. Вероломный, он жертвовал уже мысленно бедною девушкой для того, чтобы волею или силою добиться любви миледи.

– Хорошо! – сказал он. – Хочешь ли, милая Кетти, я представлю тебе доказательство своей любви, в которой ты сомневаешься.

– Какой любви? – спросила она.

– Той, которую я буду иметь к тебе.

– А какое же доказательство?

– Хочешь ли, я сегодня проведу с тобой то время, которое обыкновенно проводил с твоею г-жой?

– Хорошо, хорошо, очень рада, – отвечала Кетти, хлопая руками.

– Ну, милое дитя, – сказал д’Артаньян, усаживаясь в кресло, – позволь сказать тебе, что ты лучшая субретка из всех, каких я видал.

Он так много и так нежно говорил ей в этом роде, что девушка поверила, потому что желала этому верить. Впрочем, к великому удивлению д’Артаньяна, хорошенькая Кетти защищалась довольно решительно.

Время проходит быстро в любовных объяснениях. Пробило двенадцать часов; в то же время раздался колокольчик в соседней комнате.

– Боже мой! – сказала Кетти, – госпожа зовет меня. Уйди скорее, уйди!

Д’Артаньян встал, взял шляпу, как будто хотел уйти; но вместо того чтоб отворить дверь на лестницу, он отворил дверь большого шкафа и спрятался между платьями и пеньюарами миледи.

– Что это вы делаете? – спросила Кетти.

Д’Артаньян, вынувший прежде ключ, заперся в шкафу, не ответив на вопрос ее.

– Что же, – кричала миледи пронзительным голосом, – спите вы что ли; что не идете на мой звонок?

Д’Артаньян слышал, как отворилась дверь из комнаты миледи.

– Я здесь, миледи, я здесь, – закричала Кетти, побежав навстречу своей госпоже.

Они вошли в спальню, а так как дверь была отворена, то д’Артаньян слышал, что миледи еще несколько времени бранила свою служанку, потом она успокоилась, и разговор зашел о нем, пока Кетти раздевала ее.

– Итак, я не видала сегодня нашего гасконца, – сказала миледи.

– Как, сударыня, неужели он не приходил? Он начал ветриничать, прежде чем достиг счастья.

– О, нет, его, верно, задержал де Тревиль или Дезессар. Я знаю, Кетти, что он у меня в руках, и я его не выпущу.

– Что же вы с ним сделаете?

– Что я сделаю?.. Не беспокойся, Кетти: между этим человеком и мною есть что-то такое, чего он не знает. Через него я едва не лишилась доверия кардинала. Я отомщу ему за это!

– А я думала, что вы его любите.

– Я ненавижу его. Этот негодяй имел в своих руках жизнь лорда Винтера и не убил его, а я через это теряю триста тысяч ливров годового дохода.

– Правда, – сказала Кетти, – ваш сын единственный наследник своего дяди, и до его совершеннолетия вы пользовались бы всем его состоянием.

Д’Артаньян дрожал до костей, когда услышал, что эта женщина резким голосом, который она с трудом изменяла в разговоре, упрекала его за то, что он не убил человека, пользовавшегося ее дружбою.

– И я давно бы ему отомстила, – продолжала миледи, – если бы, не знаю почему, кардинал не велел мне щадить его.

– Без сомнения, зато вы не пощадили женщину, которую он любил.

– Да, лавочницу с улицы Могильщиков… Неужели он еще не забыл о ней? Признаюсь, это было хорошее мщение.

Холодный пот выступил на лбу д’Артаньяна; он понял, что эта женщина – чудовище. Он хотел еще послушать, но, к несчастью, туалет кончился.