Все приключения мушкетеров - Александр Дюма
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Остановитесь, господин Портос, ради Бога остановитесь, и поговорим.
– Говорить с вами – это для меня несчастье.
– Скажите, по крайней мере, чего вы хотите?
– Ничего, потому что все равно просить вас о чем-нибудь или не просить, – сказал Портос.
Прокурорша повисла ему на руку и, в порыве печали, сказала:
– Господин IIортос! Я не имею понятия об этих вещах; где же мне знать толк в лошадях и седлах.
– Следовало обратиться ко мне, я знаю в них толк; но вы хотели соблюсти экономию.
– Это ошибка, господин Портос, и даю вам честное слово поправить ее.
– Как же? – спросил мушкетер.
– Послушайте; сегодня вечером мой муж пойдет к герцогу де Шонь, который присылал за ним. Там будет совещание, которое продолжится, по крайней мере, часа два; приходите, мы будем одни, и сочтемся.
– Хорошо! Давно бы так!
– Вы прощаете мне?
– Увидим, – сказал величественно Портос. Они расстались, повторяя: «до вечера».
«Черт возьми, – подумал Портос дорогой, – наконец-то я, кажется, доберусь до сундука Кокнара».
V. Ночью все кошки черны
Портос и д’Артаньян с нетерпением ожидали вечера; наконец он наступил.
Д’Артаньян пришел, по обыкновению, в девять часов к миледи. Он застал ее в самом приятном расположении духа; никогда она не принимала его так хорошо как в этот вечер. Наш гасконец с первого взгляда заметил, что его письмо получено и произвело свое действие.
Кетти принесла шербет. Миледи ласково взглянула на нее и сделала ей самую приятную улыбку, но присутствие д’Артаньяна у ее госпожи так опечалило бедную девушку, что она даже и не заметила ее благосклонности.
Д’Артаньян смотрел то на ту, то на другую, и решил, что природа ошиблась, давши знатной даме продажную и низкую душу, а субретке сердце, достойное герцогини.
В десять часов миледи начала выказывать беспокойство; д’Артаньян понял, что это значит; она смотрела на часы, вставала и опять садилась, улыбаясь д’Артаньяну, как будто желая сказать: вы очень любезны, но будете еще любезнее, если уйдете.
Д’Артаньян встал и взял шляпу; миледи дала ему поцеловать руку и при этом пожала его руку; он понимал, что это было не из кокетства, а из благодарности за то, что он уходит.
«Она страстно любит его», – подумал он и ушел.
В этот раз Кетти не ждала его ни в передней, ни в коридоре, ни под воротами, так что он один должен был подняться по лестнице в ее комнату.
Она сидела, закрыв лицо руками, и плакала. Она слышала, как д’Артаньян вошел, но не подняла головы. Он подошел к ней и взял ее за руки; тогда она зарыдала.
Как предсказывал д’Артаньян, миледи, получив письмо, в припадке радости все рассказала своей служанке, и в награду за успешное исполнение поручения, подарила ей кошелек.
Кетти, придя в свою комнату, бросила кошелек в угол, где он раскрылся и на ковер выпали три или четыре золотые монеты.
Услышав ласковые слова д’Артаньяна, она, наконец, подняла голову. Он испугался перемены в ее лице. Она сложила руки с умоляющим видом, но не смела сказать ни слова.
Как ни нечувствителен был д’Артаньян, но он тронулся при виде этой немой печали; однако он твердо держался своего плана и не хотел ничего изменить в нем. Поэтому он не подал Кетти никакой надежды склониться на ее мольбы, а только доказывал ей, что поступок его с миледи был не что иное, как мщение.
Ему тем легче было привести в исполнение задуманный план, что миледи, вероятно, желая скрыть свой стыд от любовника, приказала Кетти потушить все свечи, даже и в своей спальне. Де Вард должен уйти утром, пока еще темно.
Через несколько минут миледи пришла в свою комнату. Д’Артаньян спрятался в свой шкаф. Только что он успел влезть туда, как послышался звонок.
Кетти вошла к своей госпоже и затворила дверь, но перегородка была так тонка, что можно было слышать почти весь разговор их.
Миледи казалась без ума от радости; она заставляла Кетти несколько раз повторять все подробности свидания, которое будто бы было между ней и де Вардом; как он принял письмо, что отвечал ей, какое было в его время выражение лица, похож ли он был на влюбленного. Бедная Кетти должна была отвечать на все эти вопросы; она говорила задыхающимся голосом, но ее госпожа даже не заметила печали ее, до такой степени люди в счастье бывают эгоистами.
Наконец пришло время для свидания с графом, и миледи приказала Кетти потушить все свечи в своей комнате, уйти и ввести к ней графа де Варда, как только он приедет.
Ей недолго пришлось ждать. Как только д’Артаньян заметил в замочную скважину шкафа, что в комнате темно, он выскочил из засады в ту самую минуту, как Кетти затворяла дверь.
– Что там за шум? – спросила миледи.
– Это я, – сказал вполголоса д’Артаньян, – я, граф де Вард.
– Боже мой! – прошептала Кетти, – он даже не мог дождаться того времени, которое сам назначил.
– Хорошо, – сказала миледи дрожащим голосом, – что же вы не войдете? Граф, вы ведь знаете, что я вас ожидаю! При этом приглашении д’Артаньян нежно оттолкнул Кетти от дверей и вошел в комнату миледи.
Чувства досады и огорчения ни для кого не бывают так мучительны как для человека, принимающего уверение в любви под чужим именем.
Д’Артаньян находился теперь в этом мучительном состоянии, которого он не предвидел, ревность терзала его сердце; он страдал почти так же как несчастная Кетти, которая в это время плакала в соседней комнате.
– Да, граф, – говорила миледи самым нежным голосом, сжимая его руку в своих. – Да, я очень счастлива любовью, которую ваши слова и взгляды выражали мне при каждой встрече, Я люблю вас, и завтра же хотела бы получить от вас какое-нибудь доказательство того, что вы думаете обо мне, а чтобы вы не забывали меня, возьмите это.
Она сняла с руки перстень и надела на руку д’Артаньяна.
Д’Артаньян вспомнил, что он видел на ее руке этот перстень из великолепного сапфира, усыпанного бриллиантами.
Д’Артаньян хотел было возвратить его ей, но она сказала:
– Нет, нет, оставьте его у себя из любви ко мне. Принимая его, вы оказываете мне услугу гораздо большую, чем вы думаете, – прибавила она с нежностью.
«Сколько наивности в этой женщине!» – подумал д’Артаньян.
В это время он уже совсем было решился открыться ей, сказать, кто он такой и с какою целью пришел к ней, но она вдруг сказала:
– Бедный друг мой! Этот проклятый гасконец чуть было не убил тебя.
А этот гасконец был он сам.
– А что ваши раны? Вы еще страдаете от них?
– Да, очень, – сказал д’Артаньян, не зная, что отвечать.
– Не беспокойтесь, – сказала миледи, – я ему отомщу за вас, жестоко отомщу!
«Черт возьми! – подумал д’Артаньян, – теперь еще нельзя открыться».