Новый Мир ( № 7 2007) - Новый Мир Новый Мир
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Евгений Головин. Поэт Сологуб и Федор Кузьмич. — “Завтра”, 2007, № 16, 18 апреля <http://zavtra.ru>.
“Федор Кузьмич, несмотря на нищее детство и не менее нищую учительскую молодость (он преподавал математику), хотел жить хорошо: по утрам пить „лянсин” (китайский чай) с филипповским калачом и даже завести ванную комнату — по тем временам устройство солидное. Но судьба метила его в великие поэты, что готовит, как известно, больше сорняков, нежели букетов. <…> За редким исключением человек устраивается на поэте, как двойник на плечах героя „Эликсиров сатаны” Э.-Т.-А. Гофмана, и гонит его в свою нелепую человеческую даль. Они досаждают друг другу — ни симбиоза, ни даже простого союза…”
Владимир Гопман. Свет, запасенный впрок. Памяти поэтессы и переводчицы. — “НГ Ex libris”, 2007, № 15, 26 апреля <http://exlibris.ng.ru>.
“Стихи [Ирины] Ковалевой написаны в мощном силовом поле мировой поэзии — начиная с античности, которую Ира блестяще знала, до нашего времени. При этом она, бесконечно любя многих поэтов, не считала себя зависимой от них и старалась всегда идти своим путем, о чем хорошо сказала в предисловии к одному из своих сборников: „Мне показалось важным включить несколько ранних стихотворений 1977—1979 годов, потому что, при всей незрелости голоса, этот голос был вполне свободен от определяющих влияний Мандельштама и Ольги Седаковой, с поэзией которых я познакомилась в 1980 году, и Бродского, которого я прочитала в конце 1980-х. Может быть, потом я всю жизнь ‘пробивалась‘ обратно к тому голосу сквозь мощные чужие — хотя и родные — голоса; не знаю, насколько мне это удалось. Судить об этом — читателю”. (Это предисловие — к собранному, но пока не опубликованному сборнику, своего рода избранному, представляющему работу Иры в поэзии за тридцать лет. Незадолго до смерти Ира подготовила и сборник литературоведческих работ по греческой мифологии. Издатель, где ты?)”
Здесь же напечатано несколько неопубликованных стихотворений Ирины Ковалевой; например:
Кто уехал в Берлин, а потом в Париж,
кто-то сразу понял, что надо за океан,
а потом нечаянно наступила такая тишь,
что стало видно далеко во все концы света,
а потом — ураган.
И месило, месило — тридцать? все пятьдесят?
Раскрывался занавес с лязгом, выпуская полки,
а потом щупальца Скиллы втянуло назад,
и кого они грызли в утробе, молчат старики.
А потом прошло еще время, и мы родились.
Когда все они уезжали, нам было десять лет
или пятнадцать, и мы не сразу разобрались
про Афган, Эльсинор и в перечне прочих бед.
А потом стало некуда уезжать,
вся Земля — одинаково плоский экран,
и женщина, собирающаяся рожать,
выбирает: Пхукет, Ирак, Грузия или Новый Орлеан.
2006.
Филолог, поэт и переводчик Ирина Ковалева (1961 — 2007) в первую очередь известна по переводам прозы Константиноса Кавафиса и работам, посвященным его творчеству.
Михаил Диунов. Виртуальная политология. — “Спецназ России”, 2007, № 4, апрель <http://www.specnaz.ru>.
“Большинство популярных компьютерных игр создано на Западе или для западной аудитории, а большая часть западных игр производится в США — стране, которая сейчас производит, пожалуй, большую долю развлекательного, а значит, идеологического продукта. <…> в России все еще делают неполиткорректные игры, которые с ужасом были бы восприняты западной публикой. Так, старший оперуполномоченный Гоблин, культовый персонаж русского Интернета, стал автором игры „Санитары подземелий”, сделанной по сюжету его книги. В этой игре многое бы шокировало западного обывателя. Это — и планета-тюрьма, на которой заключенные разных рас живут в условиях расовой сегрегации, причем ни белая, ни желтая раса не считают негров за людей, и „Четвертый космический Рейх”, созданный расселившимися по Галактике немцами, и многое другое. Помимо России, есть и малобюджетные так называемые инди-игры, выпускаемые командами единомышленников по всему миру. Разумеется, все большее число российских разработчиков игр готовит свои проекты с учетом продаж за рубежом, — в результате из них исчезает национальный колорит, сменяясь единым прилизанным интернациональным стилем, и уж точно в таких играх никогда не будет ничего, что шло бы вразрез с политикой мирового лидера — США”.
Борис Екимов. Перечитывая Шукшина. О рассказе “Алеша Бесконвойный”. — “Литературная газета”, 2007, № 16, 18 — 24 апреля <http://www.lgz.ru>.
“Когда даровано тебе от природы ли, Бога, когда есть что сказать, тогда нет нужды рядиться в „футуризм”, „акмеизм” или „ноосферное вбидение”, тогда просто пишется, порою не в тиши кабинета, а в блокноте, на коленке, как писал свои последние рассказы Василий Шукшин”.
Елена Ермилова. “Рай” Юрия Кузнецова. — “Литературная Россия”, 2007, № 16, 20 апреля <http://www.litrossia.ru>.
“Сразу хочу пояснить, что речь не пойдет о незаконченной поэме Кузнецова „Рай”; в ярких начальных строфах поэмы самого „Рая” нет еще: есть рассказ о движении, трудном пути („Плач покаяния есть возвращение в Рай”) и чуть намеченный просвет: „Все засияло. Мы стали в пространстве другом”. Но у Кузнецова — особенно в поздней лирике — есть удивительные стихи, к которым и хочется отнести вынесенную в эпиграф блоковскую строчку: „легкий образ рая” — отсвет, отблеск небесного сияния на вещах земных…”
Нина Зархи — Александр Тимофеевский. “Моэт” в России больше, чем “Моэт”. — “Искусство кино”, 2006, № 11 <http://www.kinoart.ru/magazine>.
Говорит Александр Тимофеевский: “Не слова, не дела, не подвиги, не жертвы и, конечно же, не смыслы, а только деньги. Деньги — это новая русская национальная идея, которую так долго искали и вот наконец обрели. Бесповоротно. Поэтому все другие идеи, время от времени озвучиваемые Кремлем, звучат так беспомощно и упорно встречаются в штыки. У нас уже есть идея, нах пошли! — отвечает народ”.
Михаил Золотоносов. Шестидесятники. Юрий Трифонов. “Глагол, которому названия нет”. — “Дело”, Санкт-Петербург, 2007, 9 апреля <http://www.idelo.ru>.
“Эпитет „великий” не применялся к нему при жизни и странно звучит сегодня. Однако объективная экспертиза советской (подцензурной) литературы 1960 — 1980-х годов показывает, что тогда было два великих советских прозаика — Юрий Трифонов и Василь Быков...”
“Трифонов ни разу не упустил возможности показать, что „всякая удача есть всего лишь видимость, и для этой видимости, излучающей ложный блеск, неминуемо придет время ‘закатиться‘, как заходит светило” (С. Аверинцев). У Трифонова сюжет катится только к несчастью, это горизонт любого его произведения”.
“„Тайна жизни” представала как трепет перед сцеплением событий. Трифонов умел передать читателю ощущение загадочной логики судьбы, когда из ничтожных причин вырастают катастрофические последствия. Этот „сюжетный” взгляд на жизнь был одновременно и писательской болезнью, и основой писательского мастерства”.
Виктор Iванiв. Начала Николая Кононова. — “TextOnly”, № 20 <http://textonly.ru>.
“Николай Кононов изучал теорию множеств и глубоко усвоил идею координат Картезия, идею предела как сбывшейся смерти человека. Его истории воспроизводят, возможно, одну из глубочайших матриц того, о чем вообще можно рассказать. Покупая его книги, мы покупаем время, ставшее таким, как белое мыло, омывшись которым, возможно, понимаешь, что не стоит жить”.
О стихах Николая Кононова см. также: Геннадий Обатнин, “Брат краткости” — “Новый мир”, 2006, № 10.
Инъекция трансцендентальной беспечности. Александр Секацкий о философском завещании Емели. Беседовал Алексей Нилогов. — “НГ Ex libris”, 2007, № 13, 12 апреля.
Говорит Александр Секацкий , философ-эссеист, публицист, прозаик: “Великая скрытая мощь недеяния — это глубоко репрессированная тенденция русской культуры. Если согласиться со Шпенглером, что при Петре Россия вошла в псевдоморфоз, отложив реализацию трансцендентного замысла о себе и приняв к временному исполнению чужую участь, то в первую очередь это касается философского завещания Емели. В частности, систематическое несчастье, хронический двухсотлетний невроз русской интеллигенции во многом обусловлены неумением достойно выносить праздность, не говоря уже о том, чтобы по мере сил следовать примеру Емели — единственного даоса всея Руси… <…> Лев Толстой выразил суть дела в коротком афоризме: „Лучше ничего не делать, чем делать ничего”. Насколько органичен опыт недеяния для русской духовности, свидетельствует безусловный успех героев Шинкарева и движения митьков в целом. Я полагаю, что этот опыт составляет одну из самых оригинальных страниц всей русской культуры ХХ века”.
