Френдзона: Выход - Дарья Волкова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
А это — катастрофа. Не только для Марфы — для всех. Для Ромы, для Пашки с Петькой, для родителей — и ее, и Ромкиных, ведь они давным-давно дружат так, что уже и не дружба это, а что-то больше похожее на семейные узы. А тут Марфа со своей любовью — ненужной, неуместной, нелепой.
Марфа тяжело встала с дивана. Все она правильно сделала. Там, в размеренном и правильном Мюнхене, не видя Ромочку Ракитянского, под личиной благопристойной Марты Штибер она переболеет. Время и расстояние все лечат. Марфа не знала, откуда у нее эта уверенность. Но, кроме нее, надеться Марфе не на что.
Она взяла очередную стопу вещей.
Рома, ты меня спросил, люблю ли?
Да, очень. И это чистая правда.
Только ты спрашивал про Клауса. А я ответила тебе.
Стопка вещей аккуратно легла в чемодан.
***
Роман не помнил и не понимал, как жил несколько недель после отъезда Марфы. Он работал. Готовил документы, вел переговоры, участвовал в заседаниях суда. С кем-то говорил, куда-то ездил и что-то ел. Но это все происходило словно бы не с ним. Потому что исчезла какая-то важная составляющая его жизни.
Да нет же.
Исчез самый ее смысл.
Какая же нелепица. Но ощущалось именно так. Он два раза приезжал в ресторан, где работала Марфа. В первый раз развернулся уже в зале. Второй раз — у входных дверей. Что ему здесь делать, если нет ее?
Что ему вообще делать, если ее нет?!
Он сверил глазами ее контакт в телефоне. В соцсетях тишина.
Можно позвонить. Можно написать. Кому? Кому?! Той, которая сказала: «Люблю. Очень». И кого?! Какого-то дебильного Санта-Клауса! Кто это вообще такой? Что ты в нем нашла, Мрыся?! Как ты можешь его любить, да еще — очень?!
Ромка вытряс у братьев Тихих контакты этого Санты в соцсетях. Текст на другом языке понятен через слово — немецкий в школе у Романа был вторым языком, и знал он его на порядок хуже английского. А ты, Мрыся, ты как с ним изъясняешься?! Впрочем, если мужчина и женщина любят друг друга — они поймут друг друга и так. В постели слова и вовсе не нужны. Ромка скрипнул зубами и отпихнул от себя телефон. Чтобы тут же его снова взять в руки.
***
Вот в соцсетях Клауса Штибера — ну что за дурацкие имя и фамилия?! — Мрыся отметилась. Совместное фото и подпись: «Фрау Марта Штибер».
Нет. Это не про Мрысю!
Но на фото была она, и Ромка жадно вглядывался в снимок. Марфа улыбалась с фото. Курточка, джинсы, русые волосы по плечам, ясный взгляд прямо в камеру. А этот… Санта-Штибер обнимает ее за плечи! И подписывает фото: «Фрау Марта Штибер». И еще дальше — «Моя Марта». Хрена ли она твоя, уродец?! Морда у тебя явно кирпича просит.
Рома снова отпихнул телефон. И тут же снова подтянул его к себе и принялся листать ленту. Он уже все знал про этого Клауса Штибера — все, что тот соизволил сообщить о себе в соцсетях. И интерьеры его ресторанов выучил так, будто был там завсегдатаем.
Ну как, как он, Роман Ракитянский, дошел до жизни такой — что следит за жизнью девушки через соцсети?! Да потому что это не девушка. Это Мрыся. Его Мрыся!
С которой всегда можно посмяться. Которая его понимает. Может выдать леща — но по-дружески. А если ему на самом деле хреново — пожалеет. По-настоящему. Так, как умеет только она. Так, что после этого на самом деле стане легче. И понимаешь, что все ерунда, и горы готов сворачивать.
А если бы еще позволяла в сиси уткнуться…
Это пошло с того раза, на даче, когда они отмечали окончание второго курса. Они с парнями тогда крепко гульнули, и многое не отложилось в памяти. А вот как обнимал ее, как прижимался лицом к ее груди, какая она вся наощупь — это помнил отчетливо так, будто это было вчера.
Только это было один-единственный раз — и больше никогда не повторялось. А Рома перевел все в шутку и периодически дразнил этим Марфу — но только тет-а-тет, потому что за такие шутки в отношении сестры оба братка Тихих с него бы шкуру спустили несмотря на всю их дружбу. Поэтому это было только их — его и Мрыси. Хотя Ромка иногда на самом деле думал — а вот было бы здорово обнять ее по-настоящему. Не приобнять легко, как он обычно делал. А телом к телу. Вспомнить все ее мягкие изгибы. И какая ее грудь наощупь. А вот какие у нее губы — он не знает.
И никогда не узнает.
Потому что есть такой город Мюнхен. И есть этот сраный Клаус Штибер. Который как раз все про Марфу знает — что положено знать мужу про свою жену. И утыкается ей туда, куда ему заблагорассудится. Не только мосей в сиси, но и… Мелькнувшая в голове картинка белобрысой макушки между женских бедер была такой яркой и такой омерзительно-тошнотворной, что Ромка зашипел. В третий раз отпихнул от себя ни в чем не повинный телефон. Откинулся на стуле, вытянул ноги и уставился в потолок.
Судьба всегда благоволила ему. Так как же так получилось, что его Мрыся теперь чья-то Марта Штибер?! Как?!
В дверь стукнули, потом она отворилась и в образовавшуюся щель проснулась голова секретаря.
Она что-то говорила, но у Ромы было такое ощущение, что выключен звук. Он не понимал ни слова. Лишь последняя фраза дошла до его сознания: «Документы готовы?»
Он не стал переспрашивать.
— Через пять минут.
***
— Рома, ты совсем ничего не ешь. Положить тебе рыбу под маринадом? Ты ее любишь.
— Мама, это я, твой старший сын, люблю рыбу под маринадом.
— Старший я. Мам, положи мне студня.
— Марфа всех приучила говорить «студень» вместо «холодец».
— Марфа кого хочешь и к чему хочешь приучит.
— А Клаус у нее наверное по струнке ходит на задних лапках.
— Петя! Ты говоришь о муже сестры!
— Ничего не знаю. Меня с ним не знакомили, на свадьбе мы не
