Обещания и Гранаты (ЛП) - Миллер Сав Р.

Конечно, это не объясняет, почему чтение ее сразу же делает мой член твердым, но это совсем другая проблема.

Та, которой я не хочу заниматься прямо сейчас, особенно после того, как мы разделили поцелуй.

Мне нужно выждать время, если я хочу, чтобы все получилось правильно.

— Знаете, девочки, — говорю я, встречая их взгляды, снимая часы с

запястья, — фотографию можно разглядывать дольше.

Младшая, Стелла, наклоняет голову, когда я поднимаю взгляд, играя с концом косички. Ее карие глаза расширяются за квадратной оправой очков, и она толкает локтем свою старшую сестру, ворча, как будто пытаясь заставить ее двигаться.

Ариана, следующая по возрасту и красоте за Еленой, фыркает, кладет руки на перила и наклоняется. Она не прерывает зрительный контакт и не наклоняет спину, злобная ухмылка расползается по ее лицу, зажигаясь в ее темных радужках.

— Жаль, что вампиров нельзя сфотографировать.

— Умно. — Я стряхиваю немного грязи со своих штанов. — Ты уверена,

что хочешь противостоять своему новому шурину, особенно если он вампир?

Она пожимает плечами, проходит мимо Стеллы и скользит вниз по лестнице. Ее движения гибки и похожи на движения газели, балет проникает даже в ее повседневную деятельность.

Остановившись на нижней ступеньке, она прищуривается на меня, обнимая рукой перила.

— Что случилось с Матео?

— Не знаю, что ты имеешь в виду.

— Я имею в виду, — говорит она, сверкая глазами. — Почему мы сейчас

не в церкви, не смотрим, как он женится на Елене? Почему ты здесь уже полчаса, а он даже не появился, чтобы побороться за нее?

Тонкие волоски у меня на затылке встают дыбом, мои нервы реагируют, хотя для этого нет причин.

— Уверен, что он знает лучше.

Она снова фыркает, скрещивая руки на груди, платье ржавого цвета, в котором она одета, смывает румянец с ее лица. Волосы собраны в гладкий пучок, губы подведены ярко-красным блеском, я не могу не заметить различий в сестрах.

Мне совершенно ясно, что элегантность Арианы — не то, над чем ей приходится работать; это происходит естественно, как дыхание или сон, и я не могу не задаться вопросом, от кого она унаследовала это самообладание.

И уж точно не от ее матери.

По крайней мере, не от той Кармен, которую я знал раньше.

Утонченность Елены, с другой стороны, кажется, требует сознательных усилий, ее интерес к искусству и более утонченным вещам — то, что ей приходилось создавать, пока это не стало частью ее личности, как своего рода павловский ответ на жизнь, к которой она прикована.

Под ее тщательно продуманной внешностью скрывается тонко скрытая тьма, которая часто приводит к ушибленным костяшкам пальцев и окровавленным губам.

Она подавляет ее, прячет глубоко, чтобы сделать свою семью счастливой и выполнить свои обязанности, но онао есть, просто просится наружу.

Отчасти мне любопытно узнать, что для этого потребуется.

— У моей сестры какие-то неприятности? — спрашивает Ариана, все

еще явно намереваясь докопаться до сути этого союза. И здесь я определил того, кто помоложе, как инквизитора.

Стелла подходит к концу перил, колеблется на верхней ступеньке.

— Ари, — кричит она шепотом, жестом приглашая сестру присоединиться к ней. — Оставь его в покое.

Ее темные глаза опускаются на меня, на миллисекунду встречаясь с моим взглядом, прежде чем быстро отвести его. Она яростно краснеет, и я подавляю смешок, не зная, почему нахожу ее дискомфорт таким забавным.

Может быть, это мне кого-то напоминает.

Вздыхая, я ерзаю на скамейке, поправляя бортик пиджака. Тиканье моих часов снова отстает от дедушкиных, как сердечная аритмия, и я сжимаю челюсти от звука, стараясь не зацикливаться на нем.

— Я просто думаю, что происходит что-то странное, — говорит Ариана.-

Видеть, как Елена выходит замуж…за него?

— Не знаю, — ворчит Стелла. — Я тоже не могла себе представить, чтобы она хотела выйти замуж за Матео.

— Да, но это, по крайней мере, имело смысл. Они были вместе целую

вечность.

— Были ли они? Я имею в виду, что она ему определенно нравилась,

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

но всегда казалось, что она просто выполняла свои обязанности. — Стелла делает паузу, словно о чем-то размышляя. — Я думаю, что в этом больше смысла, чем в Матео.

Ариана издает странный звук в глубине горла.

— Но он любил ее…

— Достаточно, дамы.

Мой голос низкий, напряжение от их препирательств и едва слышного тиканья натягивает мои нервы до тех пор, пока они почти не готовы порваться. Вцепившись пальцами в край деревянной скамьи, я чувствую, как старый материал раскалывается под моей хваткой, гнев раскаленной приливной волной прокатывается по моим внутренностям.

— Я ценю вашу заботу, потому что знаю, что она исходит из хорошего

места, — говорю я, сосредотачиваясь на ровном дыхании. — Но никогда не говорите о моей жене и ее бывшем женихе, если только это не для того, чтобы сказать, какой хорошей парой мы являемся. Я не хочу, чтобы его имя когда-либо снова ассоциировалось с ее именем.

Рот Арианы приоткрывается, ее язык скользит по губам, и я вижу, что она хочет мне досадить. В ее глазах горит огонь, в ее стройной фигуре сквозит вызов, и я могу сказать, что не потребуется много времени, чтобы разжечь его.

Может быть, она больше похожа на свою сестру, чем я думал.

Мой телефон жужжит в кармане, привлекая мое внимание; я достаю его и просматриваю экран, медленно выдыхая, когда читаю всплывающее имя. Поднимаясь на ноги, я киваю сестрам, понимая, что оставлю угрозу без ответа, если уйду, не сказав больше ни слова.

Это не тот удар, который может нанести моей репутация прямо сейчас.

Поэтому, вместо того, чтобы пытаться убедить их в этом еще больше, я беру Rolex, бросаю его на пол и позволяю своему раздражению вспыхнуть от тиканья; как и любой другой триггер, звук нарастает, пока он не становится похожим на водопад, проносящийся между моими ушами, заглушая все остальные шумы вокруг меня.

Эпизоды, подобные этому, удушливы, всепоглощающи в той ярости, которую они провоцируют. Она вибрирует вдоль моего позвоночника, завязываясь узлом в груди, пока не достигает пика, взрываясь, как извержение вулкана. Обычно я избегаю вспышек насилия, которые вызывают мои мысли, но сейчас я вытаскиваю пистолет из-за пояса и целюсь прямо в циферблат часов.

Пуля вылетает из патронника, вонзая осколки стекла, шрапнели и кожи в пол, где он покрывается рябью от удара.

Каким-то образом, подобно фантомной конечности, тиканье остается.

Грудь вздымается, по венам пробегает электричество, я смотрю на дыру и снова и снова прокручиваю в голове выстрел, мои плечи напряжены и тяжелы.

Я не могу — не могу — двигаться, пока тиканье не прекратится.

Наконец, тишина, витающая в воздухе вокруг нас, проникает в мой затуманенный мозг, и я чувствую, что снова могу дышать. Краем глаза вижу, как девушки вздрагивают, и прочищаю горло, возвращая пистолет на место на бедре.

Когда я выхожу из комнаты, нажимая «Принять входящий вызов», меня охватывает временное облегчение, поскольку мое тело изо всех сил пытается вернуться в нормальное состояние.

***

Полное недоумение моего помощника о возможности моей женитьбы начинает вводить меня в комплекс неполноценности, чем дольше он бубнит о том, что «черт возьми не могу в это поверить.»

Стоя в зале возле детской спальни Елены, я расхаживаю взад и вперед с телефоном прижатым к уху, жалея, что дал Джонасу Вольфу свой номер телефона.

— Это довольно экстремальные меры, на которые ты идешь, Андерсон, — говорит он, его британский акцент усиливается по мере того, как он говорит. — Ты уверен, что она того стоит?

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

— Есть только один способ это выяснить.

Он напевает, и я отчетливо слышу, как закрывается молния мешка для трупов, разочарование поселяется у меня в животе. Обычно я бы сам позаботился об уборке, но так как мне приходилось сопровождать свою новую жену, времени не было.