Сальто-мортале - Луиджи Малерба

Вот увидишь, они тайком, втихомолку готовят ужасную бойню. Теперь не времена войны в Ливии против бедуинов, когда войны велись с шумом и грохотом. Оставь в покое бедуинов, сказала Роза, оставь их там, где они живут, то есть в Ливии. И потом вдруг добавила: — Ты говоришь о Ливии, а ведь война против бедуинов была много лет назад. Верно, стоп, ты права, но тогда сколько же мне лет? Помолчи, тебе очень много лет.

Невероятно, сколько всяких вещей творится вокруг! Все эти воздухоплаватели и кинооператоры; не знаю, зачем я только трачу на них время? Ну, что вы там делаете наверху, сказал я, с вашими шарами? Да теперь над воздушными шарами даже куры смеются! Это такая древность, что куры — и те смеются. Десятикилометровая высота — сущие пустяки, ничто, ведь на такой высоте летит обычный рейсовый самолет, каждый день стартующий с аэродрома Фьюмичино, а те самолеты, что взмывают ввысь с военного аэродрома Пратика-ди-Маре, поднимаются куда выше. В тысяча девятьсот тридцать шестом году Стивенс и Андерсон достигли на воздушном шаре высоты в двадцать две тысячи шестьдесят шесть метров. Выше и вам не подняться. Время шаров прошло, малейшая неосторожность — и вы наткнетесь на радиотелевизионные антенны в Санта-Паломба.

Часовой смотрел на меня и молчал, ему не положено разговаривать на посту, но я видел, что он нервничает; он старался смотреть в другую сторону, чтобы не встретиться со мною взглядом. О Стивенсе и Андерсоне он и слыхом не слыхал.

Почему бы тебе не присесть? Выкурим по сигарете, сказал я, поболтаем вволю. Поговорим о чем душе угодно, часовой, ты мне будешь задавать вопросы, а я буду отвечать. Я дымил ему прямо в лицо, чтобы и ему захотелось курить. Потом показал ему пачку сигарет и сказал: садись, поговорим минуту-другую. Что они делают там, в небе, на высоте десяти тысяч метров? Что они надеются отыскать? Или, может, надеются что-то увидеть сверху? Ничего они не увидят. И когда они на небе, то

СМОТРЯТ ВВЕРХ

ИЛИ ВНИЗ?

Часовой не отвечал. Может, это новый метод наблюдений за земной корой? Ты что-нибудь об этом слышал, часовой, или ничего не знаешь? Были же такие разговоры. Ты и двух слов не сказал, часовой, но ведь уши-то у тебя есть! А может, тебе зашили рот? Кто они такие, эти воздухоплаватели? Часовой таращил на меня глаза, топал ногами и молчал. Ты сам откуда? — спросил я. Из Катании? Сицилии? А ты невелик ростом, часовой, самое большее — метр шестьдесят пять, у тебя черные волосы, ты либо сицилиец, либо сардинец. Ну может, и калабриец, обычно низкорослые часовые с черными волосами — южане, так-то вот.

Я выкурил сигарету и даже не заметил этого. Вынул из кармана пачку и снова закурил. Я много курю, сказал я, одну сигарету за другой. Но я это сказал так, просто к слову пришлось. Эти белые швейцарские сигареты с американским табаком очень приятны на вкус. Часовой, ты любишь белые швейцарские сигареты с американским табаком? А может, предпочитаешь алжирские с черным табаком? Послушай, мне ничего не стоит, если хочешь, слетать за пачкой «Житан». Сяду на велосипед и за пять минут обернусь.

Я дымил ему прямо в лицо, чтобы он почувствовал аромат табака. Так и не хочешь присесть и поболтать? — спросил я. Часовой топал ногами, ему, видно, приказано было молчать, он не разжимал губ. Раз ты молчишь, значит, ты кое-что знаешь, часовой.

Почему они все это проделывают тайком? Почему вы все делаете тайком? Я стал его оскорблять. Дурак набитый, сказал я. Он молчал. Ты полный невежда, смотри, сейчас я дам тебе пинка, и сделал вид, будто хочу дать ему пинка. Видно было, что часовой рассвирепел, но он не двинулся с места и продолжал молчать.

Воздухоплаватели и кинооператоры поднимались все выше. Сверкающие шары становились все меньше, потом и вовсе исчезли. А я вот крепко стою на земле, и голова моя на плечах держится крепко. Что ж, летайте, сказал я, все равно толку не будет. Теперь в стратосферу летают ракеты, вокруг Луны вращаются искусственные спутники, а вокруг Земли — космонавты. Что ж, поднимайтесь в небо на ваших шарах, сказал я, а сам помчался в Альбано на велосипеде.

ШУТЫ ГОРОХОВЫЕ.

Хочу задать тебе вопрос, сказала Роза. Посмотрим, как ты на него ответишь. Что ты делал в момент преступления? Никто даже не знает толком, в котором часу оно вчера вечером произошло. Ну, что я делал вчера вечером, что я, по-твоему, мог делать? Да ничего. Послушай, ничего — это мало, сказала она. Ну, хорошо, действительно мало, но, Розальма, тогда я мог бы и тебе задать тот же самый вопрос. Что ж, задавай, ты прекрасно знаешь, что я не выхожу из дому. Этому полиция не поверит, немало полных женщин все время куда-нибудь едут, они даже пускаются в дальние путешествия и шутя перелетают на самолете или же переплывают на корабле с одного континента на другой. В этом мире полных путешественников и путешественниц видимо-невидимо. Помнишь Черчилля? Он только и делал, что путешествовал. Есть еще и женщины-циркачки, например, Женщина-пушка, она беспрестанно переезжает из одного городка в другой. Может, это и правда, сказала она, но я не циркачка и не Женщина-пушка.

Все-то ты говоришь, говоришь, сказала она. Верно, я много говорю, но когда нужно молчать, рта не раскрываю. Лучше было бы, продолжал я, допросить бродяг, их тут много шатается. И среди них ты, сказала Розалинда. Хорошо, но есть еще и батраки, которые работают поденно, есть и рабочие с заводов Латины и из пригородов и потом — римляне, которые едут купаться в Торвайянику. Садовники, владельцы вилл, слуги, птицеводы, ремесленники и, наконец, безработные. Но еще, с твоего позволения, есть и мы с тобой, сказала она. Будем откровенны:

КТО-ТО ЕГО ВСЕ-ТАКИ УБИЛ.

Ну хорошо, кто-то, но я здесь ни при чем, я его не убивал. А если полиция тебя прижмет, сказала она, алиби у тебя есть? Если не ошибаюсь, я не виновен, ты, кажется, забыла об этой маленькой подробности. Это еще надо доказать, сказала она. Ну хорошо. Сейчас я тебе продемонстрирую, что могу доказать все что угодно. Я снова закуриваю, спокойно так курю себе и говорю: дай мне подумать — и продолжаю курить. Кури, кури, Джузеппе, тебе есть что перекурить.

Так вот, задавайте вопросы, а я буду отвечать. Начнем с того, что я пришел к тебе вечером, примерно в половине восьмого, а ты в это время смотрела телевизор. Нет, дорогой, полиция любит точность — что именно я смотрела? Ну хорошо, ты смотрела «Музыкальную карусель», ты ее каждый вечер смотришь. Нет, не «Карусель», вчера вечером показывали комедию. Ну, тогда скажем, что показывали комедию, а название я позабыл. Учти, полиция крайне дотошна, потом она захочет узнать сюжет комедии. Сюжет можно придумать, сказал я, они все схожи.

Это ты так думаешь, сказала Розина, да только они вовсе не схожи. Полиция-то телевизор смотрит и не даст себя так легко провести. Ничего не поделаешь, ты же не помнишь сюжета комедии. Зачем ты только, спрашивается, купила телевизор?

Я его никогда не выключаю, сказала Розальма, но передачи смотрю вполглаза. На экране поют себе и танцуют, а я хожу по дому, занимаюсь своими делами, изредка сажусь в кресло и потом от скуки засыпаю. А когда просыпаюсь, говорю себе:

НАДО ПЕРЕКЛЮЧИТЬ НА ДРУГУЮ ПРОГРАММУ.

Ну, в общем, смотрю кусок по первой, потом кусок по второй — словом, не могу я вспомнить сюжет!

Ну хорошо, тогда мы можем рассказать что-нибудь, не связанное с телевидением, любую ерунду. К примеру, что вчера к тебе забежала собака. Поняла, собака, сказала она, но собака какой породы? А я ответил: сойдет любой породы, ведь это только, чтобы рассказать полиции.

Тогда скажем, что это была рыжая дворняга с черной мордой, она случайно забрела ко мне. Рыжая с черной мордой мне не по душе, сказал я, лучше черная с рыжей мордой. Давай поразмыслим немного, видишь ли, по-моему, она была рыжая с черной мордой, как я тебе прежде сказала. Нет, уж прости, она была черная с рыжей мордой. Ты о какой собаке говоришь? О той бродячей дворняге, которая вчера вечером забрела в дом. Я хорошо помню, она была черная с рыжей мордой. Да нет же, ты ошибаешься, сказала она. Она была рыжая с черной мордой. Она у меня стоит перед глазами, точно это и в самом деле произошло вчера, сказала она. А я могу поклясться, что она, наоборот, была черная с рыжей мордой. Может, ты спутала ее с другой собакой или же плохо помнишь, но эта бродячая дворняга была черная с рыжей мордой. Я еще дала ей кусок хлеба — она была голодная, сказала Розальма, я хорошо помню, у нее была черная морда. Нет, рыжая морда, возразил я, а сама она была черная.

Если мы не договоримся с тобой, сказала она, с полицией нам и вовсе не поладить. Ну, хорошо, почему бы тогда нам ее не прогнать пинком, эту черную бродячую дворнягу с рыжей мордой? Как хочешь, сказала она, но только мы прогоним рыжую собаку с черной мордой. Я способен выбросить ее из окна, сказал я; разве ты не знаешь, что бродячие собаки иной раз болеют проказой? А Роза возразила: — Скорее бешенством, а не проказой, это уж ты преувеличиваешь. Собаки вполне могут заболеть и проказой, они разносят любые болезни не хуже людей, вот так-то. Кто, по-твоему, виновник страшных эпидемий? Собаки. Скорее мыши, а не собаки, возразила Росанда. А я сказал: и те и другие — разносчики болезней, об этом написано и в энциклопедии Треккани.