Серебряный век русской поэзии - Сборник
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Я не знаю мудрости
Я не знаю мудрости, годной для других,Только мимолетности я влагаю в стих.В каждой мимолетности вижу я миры,Полные изменчивой радужной игры.
Не кляните, мудрые. Что вам до меня?Я ведь только облачко, полное огня.Я ведь только облачко. Видите: плыву.И зову мечтателей… Вас я не зову!
«Я ненавижу человечество…»
Я ненавижу человечество,Я от него бегу спеша.Мое единое отечество —Моя пустынная душа.
С людьми скучаю до чрезмерности,Одно и то же вижу в них.Желаю случая, неверности,Влюблен в движение и в стих.
О, как люблю, люблю случайности,Внезапно взятый поцелуй,И весь восторг – до сладкой крайности,И стих, в котором пенье струй.
Далеким близким
Мне чужды ваши рассуждения:«Христос», «Антихрист», «Дьявол», «Бог».Я нежный иней охлаждения,Я ветерка чуть слышный вздох.
Мне чужды ваши восклицания:«Полюбим тьму», «Возлюбим грех».Я причиняю всем терзания,Но светел мой свободный смех.
Вы так жестоки – помышлением,Вы так свирепы – на словах,Я должен быть стихийным гением,Я весь в себе – восторг и страх.
Вы разливаете, сливаете,Не доходя до бытия.Но никогда вы не узнаете,Как безраздельно целен я.
Безрадостность
Сонет
Мне хочется безгласной тишины,Безмолвия, безветрия, бесстрастья.Я знаю, быстрым сном проходит счастье,Но пусть живут безрадостные сны.
С безрадостной бездонной вышиныГлядит Луна, горят ее запястья.И странно мне холодное участьеВладычицы безжизненной страны.
Там не звенят и не мелькают пчелы.Там снежные безветренные долы,Без аромата льдистые цветы.
Без ропота безводные пространства,Без шороха застывшие убранства,Без возгласов безмерность красоты.
Безглагольность
Есть в Русской природе усталая нежность,Безмолвная боль затаенной печали,Безвыходность горя, безгласность, безбрежность,Холодная высь, уходящие дали.
Приди на рассвете на склон косогора, —Над зябкой рекою дымится прохлада,Чернеет громада застывшего бора,И сердцу так больно, и сердце не радо.
Недвижный камыш. Не трепещет осока.Глубокая тишь. Безглагольность покоя.Луга убегают далеко-далеко.Во всем утоленье, глухое, немое.
Войди на закате, как в свежие волны,В прохладную глушь деревенского сада, —Деревья так сумрачно-странно-безмолвны,И сердцу так грустно, и сердце не радо.
Как будто душа о желанном просилаИ сделала ей незаслуженно-больно.И сердце простило, но сердце застыло,И плачет, и плачет, и плачет невольно.
Бог и дьявол
Я люблю тебя, Дьявол, я люблю Тебя, Бог,Одному – мои стоны, и другому – мой вздох.Одному – мои крики, а другому – мечты,Но вы оба велики, вы восторг Красоты.
Я как туча блуждаю, много красок вокруг,То на Север иду я, то откинусь на Юг,То далеко, с Востока, поплыву на Закат,И пылают рубины, и чернеет агат.
О, как радостно жить мне, я лелею поля,Под дождем моим свежим зеленеет Земля,И змеиностью молний и раскатом громовМного снов я разрушил, много сжег я домов.
В доме тесно и душно, и минутны все сны,Но свободно-воздушна эта ширь вышины,После долгих мучений как пленителен вздох,О, таинственный Дьявол, о, единственный Бог!
Андрей Белый
(1880–1934)
Солнце
Автору «Будем как Солнце»
Солнцем сердце зажжено.Солнце – к вечному стремительность.Солнце – вечное окнов золотую ослепительность.
Роза в золоте кудрей.Роза нежно колыхается.В розах золото лучейкрасным жаром разливается.
В сердце бедном многозла сожжено и перемолото.Наши души – зеркала,отражающие золото.
1903
Три стихотворения
1
Все тот же раскинулся своднад нами лазурно-безмирный,и тот же на сердце растетвосторг одиночества лирный.Опять золотое винона склоне небес потухает.И грудь мою слово однознакомою грустью сжимает.
Опять заражаюсь мечтой,печалью восторженно-пьяной…Вдали горизонт золотойподернулся дымкой багряной.
Смеюсь – и мой смех серебрист,и плачу сквозь смех поневоле.Зачем этот воздух лучист?Зачем светозарен… до боли?
Апрель 1902, Москва
2
Поет облетающий леснам голосом старого барда.У склона воздушных небеспротянута шкура гепарда.Не веришь, что ясен так день,что прежнее счастье возможно.С востока приблизилась теньтревожно.
Венок возложил я, любя,из роз – и он вспыхнул огнями.И вот я смотрю на тебя,смотрю, зачарованный снами.
И мнится – я этой мечтойвсю бездну восторга измерю.Ты скажешь – восторг тот святой?Не верю!
Поет облегающий леснам голосом старого барда.На склоне воздушных небессожженная шкура гепарда.
Апрель 1902, Москва
3
Звон вечерней гудит, уносясьв вышину. Я молчу, я доволен.Светозарные волны, искрясь,зажигают кресты колоколен.В тучу прячется солнечный диск.Ярко блещет чуть видный остаток.Над сверкнувшим крестом дружный визгбелогрудых счастливых касаток.
Пусть туманна огнистая даль —посмотри, как все чисто над нами.Пронизал голубую эмальогневеющий пурпур снопами.
О, что значат печали мои!В чистом небе так ясно, так ясно…Белоснежный кусок кисеизагорелся мечтой виннокрасной.
Там касатки кричат, уносясь.Ах, полет их свободен и волен…Светозарные волны, искрясь,озаряют кресты колоколен.
1902
Во храме
Толпа, войдя во храм, задумчивей и строже…Лампад пунцовых блеск и тихий возглас:«Боже…»
И снова я молюсь, сомненьями томим.Угодники со стен грозят перстом сухим,
лицо суровое чернеет из киотада потемневшая с веками позолота.
Забил поток лучей расплавленных в окно…Все просветилось вдруг, все солнцем зажжено:
И «Свете тихий» с клироса воззвали,и лики золотом пунцовым заблистали.
Восторгом солнечным зажженный иерей,повитый ладаном, выходит из дверей.
Июнь 1903