Дорогая Эмми Блю - Лиа Луис
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Фокс выпрямляет спину.
– Ладно, давай тебе помогу, – он достаёт ложку из ящика под стойкой и начинает зачёрпывать идеальные овалы маргарина. Фокс знает всё. Начиная с того, сколько масла класть в какое блюдо, заканчивая тем, в какое время Сол, главный шеф-повар, добавляет мяту в домашнее мороженое и как управляться с древней системой приёма посетителей, в которой чёрт ногу сломит. Мне хотелось бы где-то чувствовать себя как дома. Так, как Фокс чувствует себя в «Кларис». Понимать, что это – моё место.
– Спасибо, Фокс, – говорю я. Он кивает и улыбается.
– Так что, тебе сегодня по-прежнему нужно уйти в пять?
– Да, – говорю я, – если ты не против.
– Конечно нет. Пойдёшь куда-нибудь расслабиться?
– В гости к подруге. Она много путешествует, редко здесь бывает.
– А. Хорошо.
Проще соврать, это я давно поняла. Если бы я сказала, что собираюсь к маме, о которой почти не упоминала за всё то время, что здесь работаю, ни в один из перерывов на кофе или обед, посыпались бы вопросы, а я никогда не знала, как на них отвечать. К тому же мне слишком страшно её видеть, и страх, который шевелится в животе, как огромная бабочка, будет заметен. Я не знаю, чего именно боюсь, но всякий раз, как отправляюсь к матери, у меня крутит живот, а плечи так напрягаются, будто я прохожу кастинг. «Что случилось, солнышко? Мир так ужасен?» – спросил меня какой-то тип, когда я в прошлый раз, собираясь ехать к ней, стояла на автобусной остановке, и загоготал. Когда я написала об этом Лукасу, он сказал: «Надо было ответить: “Благодаря таким, как ты!”»
– Ты хоть успокоилась? Больше не переживаешь из-за свадьбы? – спрашивает Фокс.
– Переживаю, – говорю я. – Хотелось бы не переживать, но я не могу.
Фокс молча кивает, зачёрпывая и раскладывая маргарин.
– Это тяжело для кого угодно, Эмми. Даже если отбросить в сторону остальное: твой лучший друг женится. Это тяжело, даже если не испытываешь к нему чувств, уж поверь.
– Правда?
Фокс распахивает глаза, яростно кивает.
– Господи, конечно. Никто этого, само собой, не скажет, все говорят: «Круто, я так рад за тебя!» Но в глубине души каждый настоящий друг думает: «Вот блин. Теперь всё поменяется. Я потеряю ещё одного классного парня. Крутого сукина сына. И я должен улыбаться, отпуская его в объятия потенциального чудовища. Вместо того, чтобы говорить ему речь, я предпочёл бы в одиночестве переживать экзистенциальный кризис».
Я смотрю на него и смеюсь. Мне впервые хочется улыбаться, по-настоящему искренне улыбаться.
– Спасибо, Фокс. Ты меня очень поддержал.
– Я рад, – отвечает он.
– И прав, – мой голос становится громче. Теперь он услышит меня сквозь громкий стук тарелок, доставаемых из посудомоечной машины в другом конце кухни. – Просто мне кажется, это… неправильно. Не так, как должно быть. Как будто кто-то отвлёкся и упустил нас из виду. Забыл о нас.
– Ты имеешь в виду судьбу? Вселенную?
От этих слов меня бросает в жар, но я все равно чуть заметно киваю. Я чувствую себя совершенно неадекватной. Глупой. Как я вообще могла позволить ему видеть меня такой? Комок, как косточка персика, застревает у меня в горле. Я не могу выдавить из себя ни слова. Я не могу плакать на работе. В последний раз, когда кто-то плакал, это вызвало столько сплетен, что этот эпизод мог быть добавлен в информационный бюллетень для персонала, вместе с правилами использования мусорных баков и рекламой заварного крема от шеф-повара Сэма.
– Смотри, – говорит Фокс, оперевшись на стойку. – Ваша встреча была такой уникальной, такой удивительной. Ты потеряла воздушный шарик, а он нашёл его на другом берегу океана. Это исключительный случай. И я готов бросить вызов любому, кто скажет, что это не знак судьбы.
Я киваю, не отрывая глаз от стойки.
– Так что никакая ты не глупая, – Фокс накрывает крышкой огромную кастрюлю с маргарином. – Эмми? Всё хорошо?
Я наконец смотрю в его добрые орехового цвета глаза.
– Пока нет, – отвечаю я. – Но обязательно будет. К тому же Рози меня жалеет, так что будет приглашать на мамин пирог по меньшей мере раз в неделю. Во всем есть плюсы.
Фокс хохочет.
– Когда-нибудь она и меня угостит пирогом.
Я улыбаюсь.
– Ты же знаешь, она тебя любит.
– Ага, – Фокс скрещивает тонкие руки на груди. – Как ворчливого деда, втайне мечтая, чтоб он попросил тебя об эвтаназии.
– Ну что за чушь, Фокс! Скорее как дядю. Ворчливого дядюшку.
Глава шестая
В последний раз я была в мамином фургоне больше четырнадцати лет назад. В сентябре после Летнего бала, когда выяснилось, что именно я – та девушка, из-за которой уволили мистера Моргана. Мама собиралась в Эдинбург на фестиваль, потом на остров Скай встретиться с другом. Придя из школы, я наткнулась на её упакованные вещи посреди нашей крошечной, захламлённой гостиной и рухнула на пол в дверном проёме, истерически визжа и хныча, но не в силах выдавить ни слезинки. Она не шевельнулась, ледяным тоном велела мне собрать вещи, и на следующий день я поехала в Эдинбург с ней, всё время чувствуя себя лишним грузом – как пожилой родственник, которого не на кого спихнуть. Спустя три недели я получила первое письмо от Лукаса, и оно стало моим маяком в бурю. «Я вчера нашёл твой воздушный шарик на пляже возле Бюлонь-сюр-Мер! Он пролетел океан и больше ста миль!»
Сегодня вечером фургон припаркован в дальнем конце фолк-фестиваля, рядом с небольшой белой беседкой, окутанной густым запахом хот-догов и ладана. Колесные арки покрыты пятнами ржавчины, а уплотнитель вокруг окна болтается, отклеившись от старости, но, как свадебные подарки родом из семидесятых, как пожилые соседи, фургон – одна из тех вещей, которые ещё на что-то да годятся. Я не уверена, что
