Твоя любовь сильнее смерти (сборник) - Мария Садловская

Безмолвная, оцепеневшая Ксения так и сидела в своем убежище, ждала, чтобы Андрей ушел, не хотела при нем вылезать. А Матюшин не спеша достал из кармана клочок газеты, насыпал в него табаку и, сделав самокрутку, закурил. Между затяжками, избегая глядеть Ксении в лицо, с натугой произнес:

– Ты того… Забудь, что я наболтал прошлый раз! Больше не буду… Понимаешь, злость меня разбирает! Все время перед глазами твое лицо! Думал женюсь – все пройдет. Ни хрена, еще хуже!.. А Зинка, что?.. Она не виновата, знает все… С самого начала знала. А в тот день, как тебя обидел – не мог уснуть. Вообще – кранты! Так я полстакана самогона на ночь хватил… Уснул, да-а. Но всю ночь Зинку называл Ксюшей и прощения просил… Представляешь? Утром Зинаида ушла к своей матери, до сих пор у нее живет. А я не могу глядеть, как тебя обижают. Аж руки чешутся – в минуту бы их разбросал! Это же надо, подлюки! Дите полицайкой обзывать!

Матюшин замолчал, самокрутка за время его объяснения додымилась до конца. Андрей по привычке поплевал в ладонь и, потыкав окурком в слюну, бросил на землю, притоптав сапогом. Вытерев руки о полы пиджака, продолжил:

– Я не дам в обиду ни тебя, ни твою малявку! Кто попробует вас тронуть – со мной будет иметь дело!

Ксюша слушала, затаив дыхание: сколько времени ее никто не жалел – сто лет, двести? Хотелось, чтобы парень говорил и говорил, не умолкал. Она забыла, что это Матюшин, который недавно издевался над ней. Женщина машинально взяла Андрея за руку, пытаясь не пропустить ни одного слова. Тот перехватил ее руку и уже не отпустил. Втиснулся к ней в ее убежище и обнял. Не сильно, а нежно, как обнимал ее муж Алеша. Ксюшины глаза закрылись. Она ткнулась лицом в грудь Андрея, вдохнув мужской запах, еще успела подумать: "Рубаху надо выстирать Алешеньке" – и потеряла сознание. Вернее, сознание было, но в другой реальности…

Она была с Алешей! Растворилась вся в нем, себя не чувствовала… Как же долго она не слышала его голоса, не ощущала его рук… И вот сейчас, наконец-то, они вместе. От счастья поднялись ввысь, облако их подхватило и качает, как в мягкой колыбели… А почему он молчит, ее муж? Пусть говорит дальше! Он, будто услышав ее призыв, глухим голосом произнес: «Так ждал этого дня!» Затем чуть слышно прошептал: «Краса моя…»

Услышав слово "краса", женщина встрепенулась. Давно не слышала это от Алеши. Больше ее никто так не называл…

– А почему ты так долго не приходил?..

И вдруг стало тихо. Ксения не помнила, сколько длилась пауза, и наконец открыла глаза. Над нею, глаза в глаза, нависало лицо Андрея Матюшина. Затем послышалась возня, парень поднял Ксюшу за плечи и посадил рядом, уже крепко прижав к себе.

– Зато сейчас, Ксенька, пришел! Ты выходи за меня, а? Вот прямо сейчас и выходи! Жалею я тебя сильно, понимаешь? Вот в чем все дело!

Застегивая на ней пуговицы от блузки, добавил:

– Хотя и так теперь ты моя жена! – и по-хозяйски отряхнул с плеч женщины солому.

Ксения молча опустила глаза и увидела зацепившуюся за пуговицу красную бусинку… И вдруг протяжно, с переливами завыла: "Не-ет!" Лихорадочно выбралась из убежища и побежала в сторону своего огорода. Бежала неровно, от спешки одну ногу подволакивая. Матюшин, сделав несколько шагов вслед за ней, остановился. Увидев Ксюшин мешок с соломой, хмыкнул, закинул его себе на спину и понес.

Александра вышла вечером закрыть сарай и увидела рядом с калиткой намокший мешок с соломой. Ругая безалаберность Ксении, она затащила его в сарай, расстелив солому на земляном полу для просушки.

Матюшин приходил. Много раз. Просил Лидку, чтобы позвала Ксюшу. И даже разговаривал со старой Александрой, склонив ее полностью на свою сторону. Не помогло ничего. Ксения не вступала в разговоры, не отвечала на вопросы – она замолчала.

Однажды Лидка вечером возбужденным голосом сообщила:

– Ну вот, Ксенька, дождалась! Уезжает Андрей со своей кикиморой куда-то далеко. Завербовались на стройку. А могла бы ты с ним уехать! И всем бы стало хорошо, а тебе с Натахой в первую очередь!

Ксюша мысленно ответила вопросом: "А муж мой вернется, на какой стройке будет меня искать?"

Зинаида с Матюшиным уехали. Со временем к ним переселилась вся родня Андрея. Больше Ксения с ним не виделась. Еще через полтора месяца она узнала, что беременна.

В положенный срок Ксения родила свою вторую дочку Леночку. Александра взывала к Богу:

– Да что же это творится, Господи? Одни байструки в доме! Второй ребенок и без отца!

Затем взяла Ксению, что называется "за грудки", и потребовала:

– Немедленно сообщи Андрею, что родился ребенок! Возьми адрес в сельсовете. Он сразу же примчится, я знаю. Сохнет он по тебе, дуре такой!

Лидка в свою очередь наподдала:

– Ксюш, ну мы-то с мамой знаем, что отец Леночки – Андрей. Чего ты противишься, не понимаю?

Ксения с посеревшим лицом, близко подошла к матери с сестрой и монотонно, будто читала по слогам, произнесла:

– Это Алешин ребенок!

И дальше глухо добавила:

– Скажете кому про Матюшина – повешусь!

Повернулась на угол к образу и перекрестилась. Три раза, как учила мама.

Лида испуганно глядела на сестру, а Александра, замахав руками, будто отгоняя нечисть, приговаривала:

– Свят, свят! Никак девка умом тронулась! Окстись, Ксюня! Убили же его, мужа! Забыла?

Озабоченно повернулась к Лидке и распорядилась:

– Вечером ступай к бабе Фанихе! Пусть придет да почитает над ней! Скажи, мама просили. Лечить Сеньку надо. Прилестила она этого афериста! Вот мертвый к ней и ходит!

Оробевшая Лида спросила срывающимся голосом:

– А что такое "прилестила", мама?

Александра сердито ответила:

– Ни к чему тебе это знать!

Затем, после паузы, видя, что младшая дочка напугалась, добавила:

– Это, когда думать о мертвом, как о живом. Тосковать. Вот мертвяк это почувствует и зачастит.

Баба Фаниха приходила несколько раз. Катала яйцом по голове Ксении, крестилась на образ в углу и начинала скороговоркой нашептывать заклинания. Иногда Ксюша улавливала отдельные фразы: "Ходи по долинам, ходи по байракам, ходи по лесам дремучим, а к рабе Божьей Ксении повернись спиной!" Затем плевала через плечо три раза, крестила Ксюшу и садилась за стол угоститься, чем Бог послал.

Что же касается рождения Леночки – так только Ксюша может правильно рассказать все Алеше… Она сумеет. Поэтому ни минуты не сомневалась, что Алеша поймет и будет девочку считать своей дочкой. К счастью Ксении, девочка личиком пошла в сестру Лидку. Отчество записали ей "Алексеевна". А как иначе? У Ксении в помыслах никого не было, кроме ее мужа!.. Ослабела она в тот момент. От одиночества ослабела. Алеша обязательно поймет все и простит. Хотя сама Ксюша считала, что и прощать-то нечего!

Странно, но после рождения второго ребенка у Ксении отношение жителей Зорянска к ней переиначилось. Особенно у мужской части населения, которое признало, что Ксюнька самая казистая девка в селе. Ее перестали называть "полицайкой", резонно рассудив, что мужик бабе нужен, а кто он – полицай или красноармеец, ей, то бишь бабе, все равно. Числится Ксения Яворская одиночкой, но двоих детей родила, значит – сговорчивая. И попытать удачи стоит, авось не откажет. Все сельские бабы ополчились против Ксении и обзывали "шлюхой". "Уж лучше бы полицайкой, как раньше," – горько ухмылялась Ксения и, как могла, отбивалась от ухажеров.

В один из таких тяжелых моментов женщина вдруг припомнила, что давно не получала вестей от мужа. Она пытливо вглядывалась в лицо каждого нового человека, появляющегося в селе, втайне надеясь, что это посланец от ее Алеши. Все было тщетно, и Ксюша запаниковала: "Дошло до Алеши, что родился второй ребенок! Мой муж уверен, что я изменила ему… Дура я, а как иначе можно это понять?! И что думала я до сих пор?"

Ксения уставилась взглядом в одну точку, затем, делая паузы между словами, вслух произнесла: "Он – ко – мне – не – вернется!"

Однажды Александра позвала деда Павла починить в сарае загородку для свиней. Павло приходился Яворским сватом, так что за работу платить не придется – обойдется магарычем. Деду помогала Ксения – подавала гвозди, молоток. Когда подносила кусок горбыля, споткнулась и упала, больно ободрав ногу. Дед кинулся ее подымать, одергивая на женщине задравшуюся юбку. Именно в этот момент в сарай зашла жена деда, баба Павлиха с криком:

– Так вот какую работу тут работают! Ну что, старый кобель, попался? А ты, подлая, хоть юбку одерни да срам прикрой!

От свалившихся неожиданностей дед скороговоркой частил:

– Фроська, не дури! Не дури, Фроська!

Затем, придя в себя, разгневанный Павло крикнул:

– Ну-ка замолчи! Не позорь наши седые головы, карга старая! Тьфу! Выдумать такое!

Продумала Ксюша все тщательно и кое-что подготовила. Вместо лестницы она использовала куриный насест. Но в последнюю минуту шест от насеста не выдержал и оторвался, а Ксения с шумом и грохотом полетела вниз, крепко зажав в кулаке веревку. Она хотела перебросить конец веревки через балку и закрепить. Не получилось. Но хуже всего было то, что поднялся шум (чего так боялась Ксения). В темноте всполошились куры, попадали с насеста на землю, хрипло орал петух. Скрипнула входная дверь хаты, и вот уже идет с зажженным керосиновым фонарем Александра. Ксения, не дожидаясь вопросов, шагнула матери навстречу с объяснением: