Восток – дело близкое. Иерусалим – святое - Леонид Медведко

С его преемником Н.С. Хрущевым повезло в этом отношении больше. Первый раз я увидел его, когда он, будучи главным партийным вождем Москвы, выступал перед комсомольским активом и лекторами Московской области. Во второй – в Египте, на открытии Асуанской плотины. Тогда на торжественной церемонии Хрущев пожимал руки многим встречавшим его. Но под руку «дорогого Никиты Сергеевича» советские журналисты, к счастью, не попали. Зато многие из нас были удостоены рукопожатия вождя египетской революции Гамаля Абдель Насера и иракского «халифа на час», генерала Арефа, которому Хрущев пригрозил то ли Кувейтом, то ли кюветом, если Ирак не пойдет по пути социализма.

Но тогда, в марте 1953 года, Исмет Иненю был не просто зарубежным лидером, а исторической личностью, который, по его словам, лично виделся и беседовал со Сталиным. Иненю мог бы, наверное, войти в историю как «турецкий Сталин». Он тоже был преемником вождя революции и так же, как Сталин, считался одним из героев гражданской войны в Турции. Разница между ними была лишь в том, что именем Сталина вслед за Царицыным назван был и ряд других городов страны, а Исмету-паше самому была дана фамилия в честь освобождения города Иненю и одержанной победы над интервентами в Первую мировую войну. Потом молодое поколение воспринимало Иненю как город, названный именем преемника президента Ататюрка.

Имя Исмет-паши вместе с городом Иненю, как и имя Сталина вместе с городом на Волге, носившем его имя, почти одинаково вошли в историю некогда великих и одновременно развалившихся евразийских империй. После этого судьба их сложилась по-разному. В Турции гарантом сравнительно мирной передачи власти выступала армия, вернее, ее генералитет. В России это сопровождалось закулисными переворотами, передрягами и перетасовками во все более старевшем Политбюро. Генсеки, а одновременно главнокомандующие Вооруженными силами, даже переименовав себя потом в президенты, оказались не способны выполнять роль гарантов сталинской Конституции. Менявшиеся после каждого военного переворота власти Турции, перейдя вскоре после окончания войны к двухпартийной, а потом и многопартийной системе, сумели сохранить два главных постулата из наследия кемалистской революции. Религия оставалась отделенной от государства, но она не противопоставляла себя ни власти, ни народу. Армия объявлялась вне политики. Командование, вернее, его верхушка объявила себя гарантом кемалистского курса. Поэтому армия всегда зорко следила за политиками. В переходные периоды после военных переворотов она, как правило, периодически выдвигала наверх своих выдвиженцев. Может, поэтому, проиграв Первую мировую войну и лишившись обременительного наследия Османской империи, кемалистская Турция сумела сохранить плоды одержанных ею побед в национально-освободительной борьбе. В значительной степени благодаря искусному маневрированию Иненю она оставалась нейтральной в течение всей Второй мировой войны. Ни в ее начале, ни в ее разгар это не сулило ей ничего хорошего.

– То, что Турция сохранила свою целостность и суверенитет, было большой заслугой нашего Исмета-паши – наследника Кемаля Ататюрка, – сказал мне в одной из бесед преемник Иненю, новый лидер Народно-республиканской партии Касым Гюлек.

Кстати, последнее наставление полковника Пономарева перед нашим расставанием пригодилось мне не только в Турции, но и во всех последующих, в том числе и журналистских, странствиях. Его шутливый совет – «главное в разведке на Востоке не все петь, что видишь и слышишь», пригодился на всю жизнь, пока в него не внесла свои корректировки «эпоха гласности». Тогда же, в 1950-х, содержание своей беседы с Иненю и его преемником Гюлеком я во всех подробностях доложил своему прямому начальнику полковнику Кондрашову. Выслушав меня, он рассудил вполне здраво: «В донесении политические моменты отрази, а историю оставь на потом – потомкам», – скаламбурил военный атташе.

ХX век ушел уже в историю. Правда, кое-какие ее страницы замараны или плотно заклеены – и все еще не раскрыты до конца тайны политики. Может, настала пора, не откладывая больше на потом, вместе с потомками начать разбираться в нашем наследии? Смысл не в быстро умирающих сенсациях, а в знании живой истории.

Тяжелое наследие незавершенных мировых войн долго, однако, омрачало союзнические и дружеские отношения между Турцией и Россией, которые призывал не забывать Кемаль Ататюрк. Фактически его смерть совпала с постепенным втягиванием Ближнего Востока во Вторую мировую войну. Все эти годы Россия и Турция находились, по сути, по разные стороны военного и дипломатического фронтов.

Прибывший в Анкару вскоре после смерти Ататюрка посол третьего рейха Р. фон Папен выполнял и роль координатора всех разведывательных служб Германии на Ближнем Востоке. Они работали не только против СССР, но и против его союзников по антигитлеровской коалиции.

Главную ставку в Турции нацистская Германия делала на реакционные круги пантюркистов, руководителей эмигрантских организаций и националистов. Они находили там приют, бежав из Азербайджана, Башкирии, Крыма и Татарстана. Связь с ними осуществляли брат младотурецкого диктатора Энвера-паши, один из бывших лидеров татарских и башкирских автономистов Ахмет-Заки Валидов и некоторые депутаты меджлиса. Двойную игру на Ближнем Востоке, особенно в Палестине, вели тогда и некоторые сионистские лидеры. В Турции они устанавливали взаимовыгодное сотрудничество и с нацистами, и с пантюркистами.

Заключив в октябре 1939 года договор о военной взаимопомощи с Великобританией и Францией, турецкие власти при Иненю тем не менее всячески уклонялись от его выполнения. Наоборот, Турция в широких масштабах стала поставлять стратегическое сырье, продовольствие и материалы военного назначения в Германию. С момента нападения вермахта на СССР Турция, объявив о своем нейтралитете, делала ставку на победу держав Оси. В ожидании этой победы она именно тогда и заключила с Германией пакт о ненападении и дружбе.

В критический для Советского Союза период (с осени 1941 до начала 1943 года) основная часть турецкой армии была сосредоточена на его границах. Турецкие власти негласно забрасывали во временно оккупированный немцами Крым пропагандистов для ведения пантюркистской агитации. Некоторые из них проходили даже службу в созданных немцами крымско-татарских формированиях.

С января 1943 года США и Англия стали оказывать все больший нажим на Турцию в надежде побудить ее вступить в войну на стороне антигитлеровской коалиции. В декабре того же года президент Исмет Иненю на встрече с У. Черчиллем в Адене и Ф. Рузвельтом в Каире (они возвращались с Тегеранской конференции трех великих держав) обещал ускорить вступление своей страны в войну против Германии. Но и после этого Турция продолжала поставки стратегического сырья в рейх. Она никак не реагировала на неоднократные нарушения германским военно-морским флотом конвенции о Проливах.

На протяжении всей войны Турция выступала в двоякой роли: с одной стороны – возможного союзника нацистской Германии, а с другой – ее заложника. В ретроспективе альтернативной истории она могла оказаться и тем и другим. В значительной степени судьба «привратника на Босфоре» решилась тогда в битве на берегах Волги. Только после Сталинграда Анкара стала притормаживать свое сближение с Берлином.

Неслучайно Исмет Иненю в день траура по Сталину при выражении своего соболезнования в советском посольстве, повторив несколько раз, что «ушла целая эпоха», уже в беседе с нашим послом признал, что город, носящий имя Сталина, навсегда войдет в историю вместе со Сталинградской битвой.

Эта битва и в самом деле не только обозначила перелом в ходе Второй мировой войны, но и определила место Турции в ней. В труде, вышедшем в канун шестидесятилетия окончания Второй мировой войны под заголовком «Что, если бы?», западные историки отмечают, что в стратегических планах Гитлера Турция, если бы отказалась быть добровольным союзником, все равно стала бы плацдармом для прорыва к вожделенной нефти в Ираке, Иране и Азербайджане. Все зависело от того, какое Гитлер изберет направление главного удара. Если бы до нападения на Советский Союз африканской армии Э. Роммеля удалось через Каир и Иерусалим дойти до Дамаска и Багдада, то Турция, как предполагали в Берлине, сама навязалась бы в союзницы либо согласилась ею стать. А значит, участвовала бы в осуществлении последующего плана под кодовым наименованием «Манулла», – он предусматривал дальнейшее продвижение на Восток, но уже через Иран и Афганистан к Индии и в Среднюю Азию. В случае колебания или отказа Турции стать добровольной союзницей Германии подписанная фюрером 11 июня 1941 года директива (за десять дней до нападения на СССР) предписывала сосредоточить немецкие войска в Болгарии «для обеспечения политической лояльности Турции или для подавления возможного сопротивления».