Хроники ветров. Книга суда - Екатерина Лесина

— Увы, — плотная повязка помешала развести руками.

— Я и в самом деле люблю хорошие бои… и бойцов хороших. Талантливый боец — редкость в нынешние времена. Люди, ослепленные обманчивой легкостью убийства на расстоянии, постепенно забывают красоту поединков. И с каждым годом фехтовальщиков все меньше и меньше, а Игры скучнее и скучнее. Поверьте, нынешний сезон порадовал многих ценителей…

Глаза у человека-хищника светло-карие, почти желтые, кожа отливает тяжелой краснотой, свойственной светловолосым людям, а на левой руке не хватает одного пальца.

— Признаюсь, подобное сочетание качеств… умение и способность убивать, быстро, безжалостно, красиво встречается довольно редко, я просто не мог не заинтересоваться… опять же манера боя…

Запах разделялся на отдельные нити, темные, похожие на те, что висели по-над Главной Площадью Иллара. Запах крался, оплетал, ощупывал, примерялся… а Унд, вежливый и спокойный, продолжал говорить:

— Когда же у камрада Суфы возникла необходимость отъехать на родину… в Деннар, кажется, то я просто не мог упустить подобный момент. Признаюсь, твой контракт обошелся мне недешево, но полагаю, новое вложение стоит таких денег? Я надеюсь, ты меня не подведешь?

— Нет, господин.

— Вот и хорошо… не люблю разочаровываться в людях. Что ж, камрад Фельче, надеюсь, мы с вами тоже друг друга поняли… необходимые препараты будут доставлены сегодня же. Сколько, говорите, дней понадобится?

— Неделя минимум.

— У вас будут две, но если потом я случайно столкнусь с… осложнениями. Помните, что талантливых врачей столь же мало, сколь талантливых фехтовальщиков. Народ нуждается в вас, мастер Фельче.

Человек-хищник ушел, оставив после себя тяжелый, уродливый запах притаившейся опасности. Вальрик пытался не обращать на запах внимания, но тот был слишком назойлив… предупреждал.

Мастер Фельче, проводив гостя, вернулся.

— Ну? Видел?

— Ну и как тебе камрад Унд? Производит впечатление, верно? Департамент Внутренних Дел, отдел Ликвидации… — Фельче достал из кармана мятый платок и вытер лицо, руки его дрожали. — Признаться, давно я так не нервничал… глава такого специфического отдела на пороге твоего дома… поневоле вспоминаешь все свои грехи. А он за тобой… поинтересоваться.

Мастер Фельче хохотнул и, скомкав платок, засунул его обратно в карман.

— Вот что, Валко… раз уж так вышло, то… как ты смотришь насчет небольшого ужина в дружеской обстановке? Стол небогатый, зато собеседники интересные…

Рубеус

Коннован вернулась. И выжила. Это стальные спицы приколотили душу к телу, а тонкие пластиковые сосуды оплели и удержали. По сосудам в такт искусственному сердцу пульсировала жидкость, цвет которой постоянно менялся, а спицы раскрывались стальными цветами, разрывая тело.

Она не жаловалась, лежала и, глядя в потолок, улыбалась, забывая, что его-то улыбкой не обмануть. Рубеус чувствовал ее боль и собственную беспомощность, и собственную вину, и совершенно необъяснимый страх — он никогда прежде не испытывал эмоций настолько острых и настолько болезненных. Это было неправильно и в то же время это было.

Поэтому, когда немного оправившись, Коннован отгородилась экраном, поначалу Рубеус обрадовался. Правда, только поначалу.

Трубки-сосуды исчезали, и спицы тоже, и вместе с ними отпадала необходимость и дальше оставаться в лазарете. И в замке.

А Саммуш-ун сильно изменился. Пропала былая вызывающая роскошь, пространство стало более организованным, строгим, соответствующим характеру вице-диктатора. Но Хельмсдорф все равно лучше, интересно, Коннован понравится Северный замок?

Замок понравится, а вот Мика…

Время еще есть, дня два-три, потом придется что-то решать. Оставить Коннован в Саммуш-ун, с Карлом? Наверное, так будет честнее, но… есть в этом нечто сродни бегству с поля боя. Вот если бы Карл приказал, то…

Нельзя же постоянно прятаться за приказами, да и Карл не обязан решать чужие проблемы, он и не будет.

Лабораторию и лазарет Карл совместил, наверное, так удобнее, но Рубеусу было неуютно среди этой подавляющей белизны. Белые стены, белая плитка на полу, белый пол и белые волосы на белой наволочке. Пока она спит, можно думать, но словно почувствовав взгляд, Коннован открывает глаза и спрашивает.

— Ты здесь? — шепот почти не тревожит сумрачную тишину лаборатории.

— Здесь.

— Хорошо. Мне вдруг показалось, что ты исчез. Насовсем исчез, понимаешь?

— Нет.

— И я не понимаю. Ты ведь не уйдешь? Не уходи, пожалуйста, я боюсь.

— Чего?

— Просто… я потом… когда-нибудь, — Коннован снова уходит от ответа, она так и не рассказала, что с ней произошло. Она отгородилась, а вопросы игнорировала. Обидно. Чем он заслужил подобное недоверие?

Хотя нет, заслужил. Странно, что она не чувствует, должна ведь. Или чувствует, но боится спросить прямо? Она вообще стала очень нерешительной. Снова заснула, во сне она похожа на ребенка. Темнота скрадывает шрамы и придает ее чертам фантастическую хрупкость.

Девушка-призрак, лицо которой он забыл, а теперь вот изучал, пользуясь тем, что она спит. Хотелось прикоснуться, обнять, убедиться, что она реальна.

Глупые мысли, совершенно несвоевременные и бесполезные. Непрактичные и нелогичные. Рубеус поднялся и, стараясь двигаться как можно тише, обошел лабораторию. Зеркало Карл оставил, в темноте отражение было нечетким, расплывчатым. А фонтана нет, пространство бывшего Малого зала изуродовано тонкими перегородками из полупрозрачного пластика, загромождено приборами непонятного назначения, шкафами с лабораторной посудой, шкафами с реактивами… слишком много всего. Отвлекает. Мешает думать. И Рубеус, прикрыв за собой дверь, вышел из лаборатории.

Карл сидел в кресле перед камином. В руке обычный бокал, судя по цвету на этот раз в бокале отнюдь не вино. Редкие рыжие космы огня лениво облизывали остатки полена, свечи в бронзовом канделябре тихо умирали, лохматая медвежья шкура вальяжно раскинулась на полу.

— Свет не включай, — попросил Карл, не оборачиваясь. — Атмосферу испортит. Иногда знаешь ли, хочется почувствовать что-то этакое… дикое. Садись.

Места перед камином хватило еще на одно кресло.

— Будешь? Коньяк, благородный напиток и к обстановке подходит. Что решил?

— Ничего.

— И когда собираешься?

— Не знаю.

Часть углей в камине серые, подернутые пеплом, часть черные, а красных совсем мало. Скоро огонь погаснет. А приятно просто сидеть, смотреть на огонь и ни о чем не думать. Почти как раньше. Прошлая жизнь постепенно уходила, выцветала, как старинные гобелены, распадаясь на отдельные нити воспоминаний.

— Хочешь совет? — Спросил Карл, отставляя полупустой бокал на широкий подлокотник кресла. — Всего-то нужно выбрать. И чем быстрее ты сделаешь выбор, тем легче будет всем.

— Я не могу.

— Так привязался к Мике?

— Нет, но… это нечестно по отношению к ней.

— Тогда откажись от Коннован. Пусть остается здесь. Для начала.

— А потом?

— Будет видно. В любом случае у тебя ровно два дня, больше ждать я не могу, и так из графика выбился. Ты, кстати, тоже. Никогда нельзя покидать Замок надолго — чревато неприятными сюрпризами по возвращении. — Карл, поднявшись, подкинул в камин несколько деревянных чурок. — Есть еще кое-что… Коннован, как бы тебе объяснить. У нее очень специфические представления об окружающем мире. С одной стороны пятьсот, вернее, уже шестьсот лет — это много. С другой… — ограниченное пространство, ограниченное общение, полное отсутствие личного опыта и излишне идеализированные представления как о да-ори, так и о людях. Это нужно было для проекта, минимум информации о реальном положении дел и искренняя вера в то, что да-ори лучше, честнее, справедливее. Если бы она сама в это не верила, то и другие не поверили бы. Но все пошло не совсем так, как планировалось. И теперь одно из двух: либо она приспособится к тому, что есть, либо не приспособится. И ты понимаешь, что ее ждет в этом случае. Поэтому мне бы хотелось, что бы ты в полной мере осознавал возможные последствия тех или иных действий.

— Я осознаю.

— Неужели? Ну да тебе виднее. Вообще, предоставь право выбирать ей, заслужила. Только пусть выбор будет честным, понимаешь?

Рубеус понимал, но одно дело понимать и совершенно другое решиться… впрочем, сколько там у него времени? Два дня? Не так и много… достаточно, чтобы подумать.

Коннован

Белый мятый халат, застегнутый на одну пуговицу, черная рубашка и красный галстук — интересное сочетание цветов, Карлу идет. Вот только желтоватые пятна на халате несколько выбиваются из общей картины, но они так же привычны, как обстановка вокруг. Эта лаборатория почти не отличалась от другой, той, что осталась в Орлином гнезде. Та же раздражающая белизна, чересчур яркое освещение, обилие стекла и хрома, запах стерильности и медикаментов.