Леопард - Виктор Рид
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Посему, — Небу неуклюже выговаривал непривычные слова, — посему, кто думает, что он стоит, берегись, чтобы не упасть. Первое послание к коринфянам, глава десятая, стих двенадцатый.
Мальчишка громко хлопнул в ладоши, и эхо в пещере повторило этот звук.
— Браво! — закричал он, музыка в нем звучала все громче и пронзительнее.
Небу кашлянул и легко обвел пальцем вокруг раны в боку, зуд которой становился невыносимым.
XIIIДождь бился о камни у входа в пещеру, и капли его разлетались мельчайшими брызгами. Мотыльки храбро гибли в нем, пробиваясь к костру, ярко полыхавшему в пещере. Небу, иссиня-черный бог, безмолвный и непостижимый, следил за розовокрылыми хлопотливыми рогатыми мотыльками, преданно летевшими на огонь. Один из них опустился на ствол винтовки и сложил крылышки. Он был толстый, покрытый густой пыльцой, которую по временам вздымали струи свежего воздуха. «Слабый, — пронеслось в сознании Небу. — Не хватает духу. Боится умереть». Он смотрел на мотыльков, бесстрашно влетавших в пламя.
Он согнал трусливого, взяв винтовку в руки. Голова мальчишки тотчас же взметнулась, и глаза уставились на него. Небу прижал ствол к щеке и стал следить в прицел за неверным полетом мотылька. Он уселся на лоб мальчишки, и Небу нажал на спусковой крючок.
— Трах! — сказал он серьезно.
Разъяренный мальчишка хлопнул ладонью по лбу и раздавил мотылька.
— Я убил его, — сказал Небу. — Слабый мотылек умер.
Мальчишка заглянул в ствол винтовки, его серое лицо побелело, а ноздри сжались.
— Ты влип в скверную историю, — сказал он дрожащим голосом. — Ты, кикуйю, влип в скверную историю. Белые солдаты очень скоро убьют тебя.
— Мотылек умер, — повторил Небу. — Ты видел, как я убил его?
Карие двери глаз широко распахнулись, и, подавшись вперед, негр заглянул в них.
— Ты никогда никого не убьешь из этой винтовки! — пронзительно закричал мальчишка. — Мой отец был и то лучше тебя. Лучше! Он кормил себя и меня, он возвращался с полными руками добычи! Вот! Он был белый! Ты понимаешь это, ниггер? Он был белый — эта винтовка заколдована для тебя, кикуйю!
Небу был прекрасно подготовлен к этим словам. Нежен был его голос, ласкавший мальчишку.
— Черви не знают цвета. А во время длинных дождей они все заползают под землю. Для них найдется занятие. К утру бвана лишится кожи. Великий не сможет отличить его от меня. — Он проговорил это на языке кикуйю и теперь молча размышлял, сгорбясь под бременем древних истин. — Таков обычай Великого. Мы предстаем перед ним без кожи. Нет ни черных, ни белых. Это великая тайна.
— Ты падаль! — закричал мальчишка тоже на языке кикуйю.
Небу вздрогнул с головы до ног. Он быстро взял себя в руки и смотрел в сторону столько мгновений, за сколько можно сосчитать от одного до двадцати. И он поднял глаза на мальчишку.
— Ты говоришь на моем языке, — сказал он также на кикуйю, он был спокоен, как хлеб. — Я счастлив узнать, что ты умеешь говорить на моем языке.
Они обменялись полупоклонами, с какими за чаепитием передают друг другу чашки. Но внутри Небу был весь боль и напряжение. Он расстегнул куртку и опять почесал пальцем зудевший бок. И мальчишка увидел рану.
— Я бы на твоем месте вскрыл ее, — сказал он; в голосе его слышалось сочувствие. — Я бы вскрыл рану и выпустил гной.
Негр непонимающе посмотрел на него:
— Какой… гной?
Мальчишка изо всех сил старался придать своему насупленному лицу ангельское выражение.
— Гной — это дурная вода, — ласково произнес он. — Это вода, которая убивает.
— Это пустячная рана, — помолчав, ответил Небу. — Просто жук. — Его пальцы с усиленной энергией чесали больное место.
Мальчишка довольно хихикнул себе под нос — он что-то значил. Не стоило только мечтать о том, что черный позволит вскрыть себе рану. С чего это он взял, что черный доверяет ему? Если бы он был постарше, он пустил бы в ход нож. Должно быть, это великолепное чувство — медленно и уверенно погружать нож в тело и все время следить за лицом жертвы. Он однажды сделал это с сеттером, который принадлежал рыжему быку, его отцу. Отец чуть не убил его за это. Морда сеттера была как деревянная, на ней ничего не обозначилось. Сеттер только оскалился и провыл что-то собачье. Физиономия черного не будет такой непроницаемой. Проклятая черная кожа съежится, как тряпка в кулаке.
— Ты ходишь в школу для белых? — внезапно спросил Небу.
Мальчишка показал зубы. Уж не захочет ли он снова цитировать Священное писание?
— Да, я хожу в школу для белых, — подтвердил он.
— И в их церковь?
— И в их церковь.
— И ешь за одним столом с ними?
Мальчишку распирало злорадство:
— И ем за одним столом с ними, генерал Небу. А ты?
— И играешь с детьми белых? — возбужденно спросил негр. — С белыми детьми?
Высокая музыка звучала в мальчишке, пронзая мозг, как игла. Он напряженно прислушивался к ней и маршировал ей в такт на своих здоровых, сильных ногах. Он шел за ее остроконечными флажками в грохочущем, полном эха пространстве между звезд. На высотах он чувствовал себя как дома. Он знал световые дороги, как таблицу умножения. Одиннадцать плюс тридцать один — сорок два, сорок два на тринадцать — пятьсот сорок шесть, пятьсот сорок шесть разделить на семнадцать — тридцать два и примерно сто восемнадцать тысячных. Он был во втором классе, но решал задачки, которые задают ребятам в четвертом. О чем задумался этот безмозглый ниггер? Он обхватил впалую грудь руками.
— Я сам не хочу играть с ними! Ты слышишь это, черный дурак? — прокричал он Небу.
Небу подбросил веток в костер, и в пещере стало немного теплее. Мальчишка говорил на кикуйю, но был одним из бван. Небу помогала гордость. Когда ты что-нибудь украл у человека, ты обязан возвратить столько же, сколько взял, или больше. Нечестно возвращать что-либо менее ценное. Больной маленький полубвана приобрел в глазах Небу бо́льшую ценность благодаря тому, что говорил на языке кикуйю. Он еще многое переймет у Небу, прежде чем вернется к белым. Быть может, во время их путешествия в мальчишке проявится еще что-нибудь столь же ценное. Небу взволнованно рассказывал Великому о луче солнца, упавшем на него. Он снова взял в руки винтовку. Но Великий разжал его пальцы, и винтовка выскользнула из рук. Он засыпал. Он сознавал это.
Не надо торопить события. Он сразу поймет, когда Великий будет доволен.
Он пододвинул винтовку к себе, завернулся в одеяло и улегся ногами к огню. Жук в боку продолжал царапаться. Эта боль также была возмездием. Таков закон.
XIVЗа ночь огонь поглотил весь валежник, в костер заглох, а мальчишка, даже не пытаясь заснуть, лежал и слушал дождь. Тени в пещере взяли верх над светом и, наступая, превратили его в узенькую полоску над угольями. Снаружи дикие голодные воды разрывали и проглатывали куски земли такой величины, какой может поглотить только землетрясение. Огромные валуны грохотали, как осадная артиллерия.
Это так же недопустимо, как ложь в исповедальне. Да, да, именно так. Это так же скверно, как ложь в исповедальне. До сих пор не предпринять ничего для того, чтобы с черным дураком что-нибудь случилось. Можно еще как-то объяснить его неудачу, когда дело касалось его собственного отца. Отец не шутил, связывая ему руки на ночь. Он же в свою очередь устраивал целое представление: перед сном кротко становился на колени, сплетая пальцы над перетянутыми запястьями и придавая лицу самое ангельское выражение — точь-в-точь как у ангелов на стенах церкви в Найроби.
И, заложив массивный краеугольный камень в виде «Отче наш», он умиленно рассыпал вокруг него «Богородица, дева, радуйся», «…Блаженна ты средь жен, и благословен плод чрева твоего…». Как ерзал тогда рыжий бык! «Молись за нас, грешных…» При этом он смотрел на отца в упор. Но ему никогда не удавалось одурачить рыжего быка до конца. Руки оставались связанными. Теперь же он был свободен.
Он поднял голову и окинул черного взглядом. Сон обернул Небу одеялом, он лежал в нем, упакованный, как сосиска.
Небу спал, как его земля, как не разграбленные еще леса и реки. Его глаза были плотно сомкнуты, и только легко вздымавшееся одеяло показывало, что в нем скрывается жизнь. Он спал в едином ритме со страной, и, если бы дождь прекратился или ветер внезапно затих, он тотчас проснулся бы. Что он, впрочем, и сделал, лишь только земля склонилась в сторону солнца.
Он выплыл из сна точно так же, как несколько часов назад вплыл в него. Шорох его пробуждения был легок, как шорох птичьего пера, но интенсивно излучавшиеся мысли мальчишки столкнулись с этим шорохом. Это было предупреждением. Серое лицо исказилось, и мальчишка откинулся на расстеленное одеяло. Черные глаза быстро обвели пещеру и побежали ко входу, за которым черная вода продолжала низвергаться. Там было темно, но Небу слышал, как приближается рассвет. Об этом пропищала ящерица, мокрая и продрогшая, забившаяся под лист. Об этом прокашляла большая кошка, которую давно уже раздражала вода. Он сел и подбросил в угли несколько палок, и тени прыгнули прочь.