Леопард - Виктор Рид

— Кофе? Напомните им о судьбе фермы Ломана. — Высокий и широкоплечий, он был суров, как неприступная крепость.

Дождь когтил и пинал землю, визжал и ревел над крышей леса. Он сек вершины деревьев и сердито падал вдоль стволов, и его одеяния отливали ядом. Ветви ломались под его тяжестью, он вырывал канавы между корней. Гроза поглотила свет дня, и в полутьме мокрые деревья лоснились, как голые тела.

Небу шел по грязи, большой и блестящий в резиновом одеяле. Мальчишка хромал сзади. Он тащился, опустив голову, потому что костыли его накрепко увязали в грязи и он терял все силы, вытаскивая их оттуда. Больная нога мешала, волочась по земле. Но глаза его, залитые дождем, были ясны, когда он вскидывал их на идущего впереди негра. Мальчишка не хотел потерять Небу.

Небу разговаривал с жуком, беспокоившим раненый бок. Жук сидел под кожей и царапался, как леопард на железной крыше. Бок невыносимо зудел. Пуля бваны оказалась могучей. Даже если она не могла остаться в тебе, ибо слишком велика сила твоих заклинаний, она все же оставила под кожей жука, чтобы напоминать о своем посещении. Идти с винтовкой на боку было неудобно, и он взял ее на руку якобы из предосторожности. Он не хотел, чтобы полубвана догадался, что он боится ее. Она мертвая, холодная, и неизвестно, какие беды она в себе таит. В ней какая-то своя могущественная магия.

Мысль, как раскаленная проволока, пронзила мозг мальчишки. Там, на стоянке, ниггер склонился, чтобы взглянуть ему в глаза, он все время не доверял его глазам. А по пути сюда Гибсон однажды был настолько потрясен выражением глаз мальчишки, что больше никогда не оставлял его наедине с винтовкой. И что же? Обрати внимание на то, что этим утром, отправившись по нужде, он тоже захватил винтовку. Она ему так помогла, что дальше ехать некуда. Эта мысль вонзилась в его голову в ту минуту, когда черный попытался прочесть написанное в его глазах. Он сам очень хотел бы прочесть мысли Небу, скажем, по пяткам.

«Посмотри на эти здоровенные пятки, топающие по грязи. Они похожи на вывалянное в земле сало. Интересно, что знает этот ниггер. Пятки уходят глубоко в землю и высоко поднимаются, покрытые темными тайнами, которые он носит в своей черной голове. Но дождь смывает с них все прежде, чем я успеваю прочитать хотя бы слово. Его пятки имеют глаза. Посмотри, как они избегают ступать на островки из листьев и камня. Они знают, что в листьях таятся змеи».

Он знал, что есть такие колючки, которые отравляют человека, наступившего на них. Яд идет по крови вверх, пока не доходит до сердца. Но рассчитывать на это он не мог. Черный знал свою землю так, как щенок знает сосцы матери. У его… отца были высокие сапоги, и он изодрал их до колен. Он вправе и сейчас думать о Гибсоне как об отце. Он действительно был его отцом. Старый безмозглый идиот соврал, что этот… этот…

Он глубоко вздохнул своей узкой грудью и почувствовал себя большим. Иногда он даже подумывал, а не плохо ли быть таким большим. Другие довольствовались тем, что были маленькими и глупыми. Может быть, и лучше быть маленьким и глупым. Не всегда приятно сознавать, что одним ударом мысли ты можешь убить одного из маленьких дураков. Он много раз отгонял мысль, что может убить Гиб… своего отца, и каждый раз эта мысль успешно возвращалась на свое место где-то в затылке. Бывали и минуты слабости, когда его одолевал страх, что в один прекрасный день он не сможет загнать ее в затылок. Тогда он останется один в лесу. И тогда маленькие пастухи на луне будут, держась за бока, хохотать над ним, намекая на то, что и для него найдется место там, наверху. Он не будет один в этом проклятом лесу. Но для этого придется отгонять к затылку лучшие мысли каждый раз, когда он взглянет на черного.

Дождь восторженно барабанил по полянам, радуясь тому, что встретил землю без борьбы с ветвями. Потоки воды беспрестанно обрушивались на голову, облегали маску лица и, сбегая вниз по горлу, собирались у пояса и затопляли чресла. Он выпятил нижнюю губу и глотал наполнявшую рот сладкую воду. Эта вода была исполнена благодати высокого неба, она текла из ладоней Великого. Она приносила жизнь, давала жизнь прекрасному дереву подо и заставляла лилии петь. Выгоревшая красноватая почва становится темной, местами черной. Пройдет время, и она принесет плоды, покроется травой. Трава вскормит газелей, которых в свою очередь пожрут львы.

Потребовалось меньше двух дней для того, чтобы нагнать бвану. Правда, он бежал от зари до зари, он был полон силы, колени и лодыжки легко пружинили, дыхание было четким, и в боку не было раны, о которой надо заботиться. Тогда он чувствовал себя большим, потому что преследовал врага, вторгшегося в его страну. Теперь же в мозгу копошилось сомнение. Ведь бвана не был настоящим врагом. Бвана Гибсон, по сути дела, был жертвой. Небу шел, постаревший и измученный, и искал пещеру.

Ночь, настоящая ночь, а не ночь дождя под деревьями, вылизав все уголки, дотемна облизала и вход в пещеру, которую Небу избрал для ночлега. Пещера была совершенно сухой и глубокой. Отойдя на десяток шагов от входа, Небу выпустил три стрелы в ее черную глубину и услышал, как все они отскочили от задней стены. Никакое животное с ревом не выскочило наружу. Он зажег бензиновой зажигалкой бваны палки, лежавшие за порогом пещеры. Змей не было. Он вошел в пещеру и поднял свои стрелы. У одной из них сломался наконечник. Он развел костер и стянул с плеч одеяло. Мальчишка уже сидел на земле; костыли стояли у стены. Небу указал на рюкзак, и мальчишка, подумав, начал развязывать его. Он старался не смотреть на африканца.

Пламя горело огромным зрачком в глазнице пещеры. Негр вышел во тьму и вернулся с охапкой валежника. Костер должен гореть всю ночь. Он наполнил дождевой водой котелок и поставил его на три камня у края костра. Кофе был в большой коричневой банке. В целлофановом пакете был большой пласт бекона. Перед Небу стояли жестянки с сахаром и мукой, солониной и сардинами. Он никогда не был таким богатым. Когда кофе закипел, Небу взял кружку бваны Гибсона, и мальчишка, сняв с камней котелок, наполнил ее.

Мальчишка прислушивался к пронзительной музыке, звучавшей в нем. Она была громче, чем свист воды, рвавшейся вдоль деревьев. Эта музыка была тайной и прекрасной. Она не струилась вверх и вниз, как та музыка, которую слушают по радио, она просто входила в него и уходила прочь. Она доносилась с высот. Она была звездной. От нее приходили в голову самые удивительные мысли. Однажды эта музыка зазвучала, когда отец по пути сюда нес его на плечах. После этого случая отец всегда связывал ему кисти рук, когда нес его на плечах.

— Я люблю спать не дома, — проговорил он, наливая кофе безмолвному Небу. — Ребята в Найроби говорят, что я похож на ящерицу гекко. Ты знаешь ящерицу гекко? Такая серая, урчит по ночам. Ребята в Найроби говорят, что я похож на эту ящерицу, а я урчу и таращу на них глаза. Хочешь, я вытаращу глаза? Поурчу для тебя?

Он отставил кофейник, лицо его пошло глубокими отвратительными складками, как морда гекко, а из его рта понеслось: «Урк, урк, уркер, урк». Он следил за Небу.

— А хочешь, я засмеюсь, как гиена? Или залаю, как самец-крокодил?

Небу смотрел в огонь, больной, загнанный в тупик. Он недостаточно заплатил за свое преступление. Ибо хотя в законе сказано, что ты должен платить плотью, но там также подразумевается, что это должна быть такая плоть, отдав которую ты сделаешься беднее, несчастнее. Скажем, это может быть коза, корова или любимая искусная жена. Даже ранение было недостаточной карой за то, что он причинил бване, ведь в боку не пуля, а всего-навсего жук. В некоторых ранах сидит ревущий лев, некоторые раздирает когтями леопард. В смертельных ранах неистовствуют стада слонов, вырывающих с корнем деревья. Полубвана — мелкая разменная монета. Принести в жертву этого мальчишку — все равно что вообще отказаться от расплаты. Сын, рожденный от женщины-масаи, был бы необходимой для уплаты плотью. Женщина-масаи похожа на маленькую гордую реку; она прекрасна и царственна, и ты знаешь, что сын от нее — новенькая полноценная монета.

Небу вдохнул струю омытого воздуха, лившегося в пещеру. Он взглянул на нахального серого зверька, следившего за ним из-за костра. Небу знал, что мальчишка издевается над ним. Он переменил позу, подсунув ногу под рюкзак, лежавший на земле, и, стараясь говорить как можно мягче, спросил:

— Ты читал божественную книгу бваны?

Карие двери распахнулись:

— Ты хочешь сказать, Библию?

Небу вспомнил старого вождя в школе для взрослых. Грозный противник на спорах старейшин племени, он настолько успешно корпел над английскими книгами, что стал непобедимым в спорах с бванами, побивая врага его собственным оружием. И он произнес слова, которые старый вождь сказал однажды англичанину-полисмену: