Роман Брянский - Сычев К. В.

– Послушай-ка меня, Влада! – промолвила вдруг купчиха. – Ты же была невестой здешнего пасечника! Неужели ты не ходила к нему в гости?… Ну, как бы тебе сказать, на…любовные свидания?

– Ну, ты скажешь! Разве такое дозволено? – возразила девушка. – Ну, если только…, – вдруг она вздрогнула и схватила за руку Василису. – Ох, Василисушка, хаживала и помню!..

Тут она вскочила и, уже одетая, побежала к другой стене избы, где в углу все еще лежали в полуобморочном состоянии изнасилованные женщины.

– Подымайтесь! – крикнула им Влада. – И живо одевайтесь! Я знаю, как спастись! Здесь есть выход!

Уже одевшиеся бабы кинулись приводить в чувство лежавших.

Влада просунула руку в большую щель бревенчатой стены в углу у самого пола и стала что-то быстро тянуть. Сначала ей удалось выдвинуть и высунуть большое короткое бревно, а вслед за тем уже длинные сухие сосновые жерди, и перед обезумевшими от радости бабами открылся довольно большой, как раз по ширине человеческого тела, лаз. Наконец, находчивая девушка пролезла внутрь и стала с шумом возиться в глубине простенка. Вскоре в избе похолодало и потянуло свежим морозным воздухом. Однако дыма не только не убавилось, но стало еще более душно и даже темно. Гудение и треск снаружи усилились: видимо пламя неумолимо приближалось.

– Давайте, женушки! – крикнула с каким-то визгом вернувшаяся в дымную комнату Влада. – Лезьте туда каждая! Но без ссор, не давитесь!

Бабы начали спорить, кто первый полезет в спасительное отверстие, но Василиса немедленно прекратила раздор. – А ну-ка! – толкнула она стоявшую впереди женщину, супругу княжеского дворецкого Забаву. – Лезь! И поживей!

Та не стала себя упрашивать, и вскоре в избе остались лишь едва пришедшие в чувства жертвы насилия. Они копались в куче тряпок, не находя своих вещей.

– Какие же вы дурищи! – крикнула купчиха. – Что возитесь там как тараканы в кадке! Ну-ка, бегом к лазу!

– Да мы же нагие! Стыдно такими вылезать на Божий свет! – пробормотала одна из несчастных.

– Вот уж бестолковые! – рассердилась Василиса. – Хватайте же свои жалкие тряпицы и – вон наружу! Там оденетесь! О жизни надо думать, а не о суетном сраме!

Она схватила в охапку первую попавшуюся под руки женщину и потащила ее к отверстию в стене. Та стала сопротивляться.

– Лезь, сука! – заорала купчиха, потеряв терпение. – Что мне, помирать теперь из-за тебя глумной!?

Баба беспрекословно полезла в темный провал. Вслед за ней устремились и остальные. Василиса выбралась последней и едва успела вытащить ноги, как в избе что-то загудело, зашипело, и дом весь вспыхнул, как сухой тростник. Мгновение, и вся постройка зашаталась, крыша поползла как-то неуклюже вглубь, и, наконец, рухнула внутрь здания с грохотом и треском.

– Отойди, матушка! – закричала стоявшая в десяти шагах от Василисы Влада. – Вон балка, балка падает!

Купчиха подпрыгнула и вовремя: огромный огненный столб рухнул прямо у ее ног, осыпав женщину целым снопом горячих искр.

– Ух, ты, Господи! – перевела дух Василиса. – Еле от напасти избавилась!

– Родная ты наша, спасительница! – заголосили стоявшие рядом бабы. – Как бы мы без тебя тут справились!?

– Хвалите не меня, но девицу эту! – показала рукой купчиха на Владу. – Это она нас освободила! Если бы не ее пасечник…

Тут она осеклась и замолчала.

Тем временем женщины стали приходить в себя. Одни из них внешне спокойно и безучастно сидели на разбросанных вокруг бревнах и смотрели на догоравший дом, другие плакали, вспоминая недавние события.

Вдруг Елица, дочь известного городского скорняка Синко, вспомнила о доме.

– Батюшки! – завопила она. – Там же мамочку мою злодеи до смерти убили! Я сама видела, как зарубил ее косоглазый ирод! Ох, горе, горе-то какое!!!

Бабы громко заплакали, запричитали.

– А ну-ка, замолчите, дуры! – крикнула решительно Василиса. – Или вы хотите, чтобы на ваши крики вернулись супостаты?! И себя и нас загубите! – Плачь тут же прекратился. – Давайте-ка думать, женушки, что нам делать дальше. Ведь уж сумерки, близка ночь, а нам некуда головушки преклонить!

Но думать пришлось только одной купчихе, остальные все никак не могли очнуться от пережитого.

– Так вот что, подруженьки, надо нам сделать, – размышляла Василиса. – Сначала нужно найти какой-нибудь приют. Может где изба уцелела…И надо нас всех посчитать!

Когда посчитали, удивились. Оказывается, ни одна захваченная в плен врагами женщина не погибла.

– Восемнадцать! – крикнула Влада. – Слава Господу: все живы!

– Ну, так пойдем тогда в Город за пристанищем! – подвела итог купчиха. – А там уж надумаем, что дальше делать.

И толпа измученных, едва сохранивших силы вщижанок, медленно двинулась по истоптанной, забрызганной кровью дороге.

Шли молча, каждый думал о своем, радость недавнего спасения прошла едва ли не с первыми мыслями о доме. А по мере приближения к городу путницы все больше начинали впадать в отчаяние от безысходности: по дороге встречались лишь изуродованные трупы и догоравшие нижние части жилищ.

– Что же перед нами?! – вскрикнула неожиданно горшечница Рута, как только процессия вышла из леса. – Неужели это наш жалкий Город!?

Перед ними предстала зловещая темно-серая пустыня. Города не было. Несколько холмов, окутанных дымом, четко вырисовывались на сумеречном фоне ближайших лесов. Куда-то исчезли стены некогда грозной крепости. В прах превратились прекрасные терема знати и зажиточных горожан. Со стороны церкви серела какая-то бесформенная, напоминавшая небольшую горку, кирпично-каменная куча.

Как завороженные, молча, глядели бабы на это страшное зрелище и все никак не могли оторвать глаз.

Понимая, что сейчас нельзя дать им вновь придти в отчаяние, Василиса решила их отвлечь. В этом ей помогли недавняя спасительница Влада и скорнячиха Елица, пришедшая, наконец, в себя.

– Давайте-ка, женушки, к Десне спускайтесь! – громко сказала купчиха. – Тут нам уж делать нечего! Отойдем от города и тогда подумаем!

Но все оказалось не так просто! Почти целый час ушел на уговаривание нежелавших уходить вщижанок. Лишь с превеликим трудом, когда, казалось, терпение уже лопалось, три мужественных женщины сумели отвести несчастных от руин своего родного города.

Когда они вышли на лед, уже было довольно темно. Мороз усилился, и одетые в домотканые сарафаны женщины стали замерзать. Полушубки были у немногих.

– Вот что, женушки, – сказала вдруг до этого времени молчавшая княжеская птичница Добрава, – давайте-ка надевайте на себя тряпицы, какие есть, без промедления! – она протянула большой узел. – Я их прихватила, когда услышала крики. Валил же дым! Думала, приключился пожар…Да хоть бы тряпье вынести…Как видите, не напрасно!