Звериный подарок - Юлия Шолох

Через секунду между ними стояла Рахель. Загородив Улема, она смотрела на руку брата, сжимающую кинжал, который он чудом удержал, на лице проступили испуг, боль и неверие, потом ее затрясло, она закрыла лицо ладонями и… разрыдалась. Так горько разрыдалась, что я и сама чуть не стала рыдать вслед за ней. Хайли так растерялся…

А Улем неподвижно сидел, смотря в сторону. Даже не шелохнулся.

Так они все и замерли, как скульптуры, только плечи Рахель вздрагивали да Улем за землю цеплялся, сдерживаясь, чтобы не встать. Боялся, Рахель от него отскакивала каждый раз, когда он близко оказывался. Может, сопротивлялась, не знаю. Может, у дивов какие-то свои табу, которые нельзя нарушать. А может, зова еще не слышала. Как я когда-то…

Но когда Хайли опустил наконец нож и хотел ее обнять, она вдруг вывернулась, пошла к Улему и опустилась рядом. Тот сразу в нее вцепился и даже облегченного вздоха не смог сдержать. Обхватил, прижал к себе и укачивал, как ребенка. Рахель так и заснула в его руках, слабая еще была, не отошла от раны, но в рубашку ему так вцепилась, что и у спящей с трудом отобрали.

Тогда только Хайли и понял, насколько все серьезно. Может, некрасиво с моей стороны было, но я смеха не могла сдержать, представляя, каково ему сейчас: хотел спасти сестру из лап любвеобильного зверя (а из моих рассказов он, похоже, сделал только такой вывод), а взамен, наоборот, только подтолкнул в его жадные объятия.

С тех пор Хайли не связывали, он шел сам и дергался, только если Улем к Рахель прикасался. Впрочем, это происходило нечасто, Улем умел быть терпеливым. Рахель с той ночи тоже его больше не трогала, и вообще о чем думала, не знаю. На смешанном языке она почти не говорила, а я дивий так и забросила когда-то, толком не выучив. Обидно было, хотелось поболтать, но необходимость пользоваться Хайли как переводчиком все время меня останавливала. Какие могут быть секреты, когда в них посвящен ее брат?

В общем, вскоре после нашего появления Астелия, как обычно, проявила мудрость и с ним смирилась. А услышав подробности путешествия, так и вовсе хохотала самым неприличным для старушки образом, и Хайли сильно краснел под ее насмешливым взглядом.

Вечером того же дня брата с сестрой устроили в единственной гостевой комнате, и они спокойно заснули в удобной кровати, впервые с тех пор, как дивы устроили за ними погоню.

Мы с Астелией сидели во дворе под яркими звездами и болтали о невозможности предугадать странности, которые подкидывает жизнь. Она горячо уверяла, что ни разу не встречала настоящую гадалку, а только одних шарлатанок. Наверняка потому, что гадалок попросту не существует и будущее никак невозможно предсказать. Подумав, я с ней согласилась. Нет ни гадалок, ни предсказателей, непонятно, правда, как тут объяснить дар Ждана, но мы, поразмыслив, решили, что ему просто везет.

Потом к нам присоединился Улем. При нем болтать стало не так интересно, точнее, мне ничего не мешало, но незнакомые люди в его обществе чувствуют себя скованно. Вот и Астелия быстро вспомнила о делах и улизнула в дом. Бедный Хайли, как же ему сложно будет уживаться с Улемом.

Я разглядывала своего охранника, с трудом сдерживая вопросы, которые так наружу и лезли. Мне было интересно, что он думает о своей Рахель и о том, что произошло, но спрашивать я не рискнула. Помнила прежнего Улема, поэтому сильно удивилась, когда он заговорил сам:

— У нее не белые глаза.

Не сразу даже поняла, что он сказал. Что значит не белые?

— Фиолетовые. В них искры… фиолетовые. На месте зрачка множество сверкающих фиолетовых искр.

Вот как… Ни разу не видела в глазах дивов ничего подобного.

— Красиво, должно быть?

— Очень…

Какое необычное у него сейчас лицо, такое… знакомое и вместе с тем совсем чужое.

— Последнее время я часто думал про прошлое, — начал Улем неуверенно. — Смотрю на вас с Радимом, вы же как-то… пошли дальше. Переступили и пошли. Даже Дынко, хотя он сам себя ел, но крепко ел, до костей грыз и то… дальше пошел. А я — нет, так и топчусь на месте. Почему?

— Не могу точно сказать, но, думаю, оттого, что нас с Радимом… двое.

Он подумал.

— Хорошо. А Дынко?

— Он тоже был… не один.

Улем удивленно приподнял брови. Тут же отвернулся.

— Ты тоже теперь… не один.

Хмыкнул:

— Думаешь, от этого легче? Так просто? Вот за раз все возьмет и исправится?

— А с чего ты взял, что это просто? Но тебе придется. Ты же хочешь, чтобы она… счастлива была?

— А то сама не знаешь! — говорит с горечью.

— Вот и живи теперь… для нее.

— Как ты себе это представляешь? Что мне теперь делать?

— С ними дальше идти! Не можешь же ты ее в замок тащить, да и не пойдут они, слышал же.

— Куда идти? Не могу, я слово альфы давал! Клялся тебя защищать!

— Ничего, я тебя отпущу. Надо будет, Радим пришлет взамен кого-нибудь. А скорее всего, просто при вызове бесу прикажу перенести в Сантанию, так что тут охрана мне и не нужна.

— Отпустит она… Неважно, я же альфа! Уйти сейчас, когда земля и народ в опасности, для альфы это, знаешь ли, невозможно!

— Ну а ты можешь перестать быть альфой?

— Сейчас?

— Ну да, а чего тянуть?

— Когда впереди война? Это почти предательство!

— Улем, завтра утром вы пойдете дальше. Это приказ и не обсуждается, ясно?

Горькие складки вокруг губ разглаживаются, и вот уже передо мной прежний Улем.

— Ты не можешь отдавать мне приказы, — заявляет.

Упрямый какой! Вот что первым делом придется менять, если он собирается жить с женщиной. Тут же ему об этом сообщаю. Да, удар ниже пояса, Улему нечего ответить, опыт общения с девчонками ограничен такими, как кудрявая, от такой захочешь — не скроешься. А Рахель другая. И выбора нет, придется как-то приспосабливаться. Бедный, бедный Улем. Гениальный стратег. Сильный воин. И в чем-то такой ребенок…

Он уходит в лес погулять, и наконец можно спокойно поговорить с Радимом. Вижу нашу спальню, похожую на убежище в высокой траве на опушке густого леса. Только одна зелень вокруг и небо над головой.

«Дарька», — шепчет Радим, и у моего лица теплая ладонь. И я уже ни о чем не помню. Время течет, не задерживаясь, а реакция на его ласку остается неизменной — нежный голос стирает все и держит мое внимание, как привязанное, возле него одного. Так всегда. Словно покачиваешься на волнах чего-то очень приятного, настолько приятного, что почти на грани с болью и чего-то слишком неуловимого, чтобы понять.

О делах тоже рассказывает. На северных пляжах собираются воины дивов. И у лесных, в лагерях сразу за Старым лесом. Они быстро готовятся, гораздо быстрее, чем хотелось бы.