Под кожей – только я - Ульяна Бисерова

и тревог, люди собирались под одной крышей, чтобы поделиться теплом и заботой с родными и друзьями. Зажигали огонь, заваривали чай, вели долгие задушевные беседы, строили планы на будущее. И только он болтался в металлической капсуле где-то между небом и землей, потерявший все, чем дорожил, без надежды на завтрашний день.

— Заключим соглашение? — сказал Лука. Его язык странно заплетался, точно он опьянел.

— Соглашение? — усмехнулась, изогнув тонкую бровь, Ли Чи. — Ты в заведомо проигрышной позиции. Что ты можешь предложить мне, Лукас Вагнер?

— Ганзу. В полное распоряжение.

— Вот как? — Ли Чи, скрестив руки на груди, смерила его долгим взглядом, в котором сквозила насмешка. — И что же ты просишь взамен?

— Тео. А еще Флика и Мию. Вся Ганза — в обмен на три жизни. Парализованный, глухая азиатка и неграмотный мигрант. Это хорошая сделка. По рукам?

— Так и быть, — поразмыслив, сказала Ли Чи.

— Только, чур, уговор… я выпровожу их из страны… до того, как подпишу бумаги… — с трудом произнес Лука, точно подыскивая наиболее точный перевод каждого слова с другого языка.

Его мысли путались, в голове шумело. Он чувствовал, как жар волнами прокатывается под кожей, как мелкие иголки статических разрядов покалывают кончики пальцев.

«Брат. Ну где же ты, брат? Когда ты так нужен мне? Мне просто не выстоять в одиночку».

«Я здесь, — раздался в его голове удивительно ясный и спокойный голос Тео. — Я всегда рядом».

«Ах ты ж, зараза! Что же ты раньше молчал?»

«А ты готов был услышать?..»

— Брат… должен… я… он… — Лука говорил все более тихо и неразборчиво. Наконец, его глаза закрылись, а голова упала на грудь.

— Глупыш. Ты забыл выторговать еще одну никчемную жизнь — свою.

Ли Чи откинулась в мягкое кресло и жестом приказала стюарду освежить лимонную воду в своем бокале.

***

Маленькая белая яхта покачивалась посреди бескрайнего океана, легкая, как бумажный кораблик. Шкипер перекинул обмусоленный обрубок сигары из правого угла рта в левый и сверился по картам: до острова — около трех дней пути, если идти, не сбавляя хода, со скоростью пять-шесть узлов. Топлива, пресной воды и запасов хватит с лихвой. Пускаться в плаванье в сезон тропических тайфунов — чистое безумие, но не большее, чем киснуть на берегу, в прокуренном баре третьесортной гостиницы, кишащей змеями и кусачими насекомыми, в ожидании подходящей погоды.

Компания, которая арендовала яхту, конечно, выглядит странновато — белобрысый парнишка в инвалидном кресле, бледный и тощий, как ходячий скелет, а при нем мелкий смуглый пацаненок и девчонка-азиатка. За десять дней пути он не слышал, чтобы они перебросились хотя бы словом, и уверился бы, что пассажиры глухонемые, если бы Флик — так звали постреленка — не обращался бы изредка к кому-то из матросов.

Вот и сейчас шкипер, подняв глаза над картами, заметил, что пацаненок смотрит на него во все глаза, переминаясь в нерешительности.

— Ну, что?

— Шторм надвигается, господин.

По радио никаких предупреждений не поступало. Шкипер взглянул на ясную линию горизонта и нахмурился.

— Тео говорит, надо немного отклониться от курса вправо, чтобы обойти тайфун, — настаивал мальчишка.

— Так теперь сухопутные крысы будут учить меня морской науке, — побагровел шкипер.

— Вовсе нет. Но Тео просил передать, что старый Йохан в «Тигровой креветке» ждет случая отыграть карточный долг, а Ванда сшила красное платье с оборками.

— Что за белиберду ты несешь? — вскипел шкипер, и на задубелом просмоленном лице проступили багровые пятна. — Катись прямо в пасть к морскому дьяволу!

Пацаненка как ветром сдуло. Шкипер яростно пыхнул сигарным дымом и пристально, до рези в глазах, всмотрелся в горизонт. На небе не было ни облачка.

— Катитесь вы оба к дьяволу! — пробормотал шкипер и, плюнув через левое плечо, крутанул штурвал, и яхта послушно дала едва заметный крен на правый борт.

Спустя три дня яхта причалила в порту. Городок, и прежде неказистый, превратился в грязную груду развалин: накануне здесь разгулялся тропический шторм, ураган играючи вырывал с корнем пальмы, топил корабли и сносил постройки. Грядя на причиненные разбушевавшейся стихией разрушения, шкипер мысленно перекрестился. Как только яхта пришвартовалась, на корму, легко перемахнув через борт, спрыгнул парнишка. Шкипер протер глаза и поклялся больше не закладывать за воротник во время рейса. Парнишка, который с хозяйским видом осматривал такелаж, был точной копией доходяги на инвалидном кресле, который, кажется, ни разу так и не высунул носа из каюты — такой же долговязый и белобрысый, разве что загорелый и шире в плечах.

— Хей, кэп! — широко улыбнулся он, заметив шкипера. — Я покупаю вашу посудину, вместе с командой и пассажирами. Найдется банка черной краски и кисть? Думаю дать ей новое имя — Птичий профессор, — и прежде, чем шкипер взорвался от неслыханной дерзости, назвал такую сумму, что тот едва не поперхнулся.

И пока шкипер дрожащими руками рылся в рундуке, запихивая нехитрые пожитки в потрепанный чемодан, молясь, чтобы богатенький недоумок случаем не передумал, тот заметил на носу тонкую девичью фигурку в ситцевом платье, подол которого трепал ветер, и расплылся в счастливой улыбке.