Гарри Поттер и Орден Феникса - Джоан Роулинг

– Мы наконец нашли тебе замену.

– Мне замену? – с недоумением повторил он.

– И тебе, и Джорджу, и Фреду, – сердито уточнила она. – Взяли нового ловца.

– Кого?

– Джинни Уизли.

Гарри смотрел на неё ошалело.

– Сама знаю. – Анджелина вынула волшебную палочку, согнула и разогнула руку. – Но она ничего, оказывается. Не ты, конечно, – Анджелина одарила его очень недобрым взглядом, – но коль скоро ты недоступен…

Его так и подмывало сказать: «Неужели ты думаешь, что я не жалею в сто раз больше тебя о своём исключении?» Но он удержался и по возможности ровным голосом спросил:

– А кто загонщики?

– Эндрю Керк, – без восторга сообщила Анджелина, – и Джек Слоупер. Звёзд с неба не хватают, но по сравнению с идиотами, которые вызывались…

С приходом Рона, Гермионы и Невилла этот гнетущий разговор оборвался, а ещё через пять минут в комнате стало так людно, что Гарри стал недосягаем для горящего, укоризненного взгляда Анджелины.

– Хорошо, – сказал он, и собрание утихло. – Я думаю, сегодня мы повторим то, чем занимались в прошлые разы. Это последняя встреча перед каникулами, и не имеет смысла начинать что-то новое, если впереди перерыв в три недели…

– Ничего нового не будет? – шёпотом, слышным всей комнате, недовольно спросил Захария Смит. – Знал бы, не пришёл.

– Эх, жалко, Гарри тебя не предупредил, – сказал Фред.

Несколько человек засмеялись, среди них Чжоу, и у Гарри опять что-то оборвалось внутри, словно под ногой не оказалось очередной ступеньки.

– Будем работать парами, – сказал он. – Для начала десять минут – Чары помех. Потом разложим подушки и – Оглушающее заклятие.

Разделились. Гарри, как всегда, стал против Невилла. Комнату огласили резкие выкрики «Импедимента». Один застынет на минуту, другой в это время вертит головой, смотрит, как идут дела у остальных пар. Потом первый приходит в себя, и теперь его очередь наводить чары.

Невилл усовершенствовался до неузнаваемости. После того как он трижды заморозил Гарри, тот, по обыкновению, передал его Рону и Гермионе, а сам пошёл смотреть, что получается у других. Когда он поравнялся с Чжоу, она радостно улыбнулась ему; он поборол искушение пройти мимо неё ещё несколько раз.

Поупражнявшись десять минут в Чарах помех, они разложили по полу подушки и занялись Оглушением. Пространства было слишком мало, чтобы всем заниматься одновременно; половина группы наблюдала за другой, а потом они менялись. Гарри смотрел на их работу, и его буквально распирало от гордости. Правда, Невилл оглушил вместо Дина, в которого целился, его соседку Падму Патил, но промах был гораздо меньше обычного, и все остальные тоже действовали успешнее, чем прежде.

Через час Гарри скомандовал: «Стоп».

– У вас уже очень хорошо получается, – сказал он, обводя их довольным взглядом. – Когда вернёмся с каникул, попробуем что-нибудь покрепче, может, даже Патронуса.

В ответ – взволнованный гомон. Стали расходиться, как всегда, по двое, по трое. Прощаясь, желали Гарри счастливого Рождества. Весёлый, он собирал вместе с Роном и Гермионой подушки и аккуратно складывал. Рон с Гермионой ушли, а он остался, потому что задержалась Чжоу и он надеялся услышать от неё: «Счастливого Рождества».

– Нет, ты иди, – сказала она своей подруге Мариэтте, и сердце у него радостно подпрыгнуло чуть не до самого кадыка.

Гарри сделал вид, что поправляет стопку подушек. Теперь они остались вдвоём, и он ожидал, что Чжоу заговорит. Вместо этого услышал громкое шмыганье.

Он обернулся и увидел, что Чжоу стоит посреди комнаты и по щекам её текут слёзы.

– Что такое?

Он не знал, как поступить. Чжоу стояла и беззвучно плакала.

– Что случилось? – беспомощно спросил он.

Она покачала головой, утёрла слёзы рукавом и хрипло сказала:

– Извини… наверное… мы тут учим эти заклинания… и я подумала… если бы он их знал… то остался бы жив.

Сердце у Гарри ухнуло вниз и остановилось где-то на уровне пупка. Какой же недогадливый. Она хотела поговорить о Седрике.

– Он всё это знал. И очень даже хорошо, иначе не дошёл бы до центра лабиринта. Но если Волан-де-Морт решил тебя убить, у тебя нет никаких шансов.

При имени Волан-де-Морта Чжоу икнула, но глаз от Гарри не отвела.

– А ты не умер, хотя был ещё младенцем, – тихо сказала она.

– Ну… да, – устало отозвался он и пошёл к двери. – Не знаю почему, и никто не знает. Так что гордиться тут нечем.

– Нет, не уходи! – сказала она со слезами в голосе. – Извини, что я тут распустилась… Я не собиралась…

Она опять икнула. Даже с красными опухшими глазами Чжоу была красива. Гарри чувствовал себя несчастным. Насколько было бы приятнее, если бы она просто пожелала счастливого Рождества.

– Я понимаю, как тебе сейчас тяжело, – сказала она и опять вытерла рукавом слёзы. – Я заговорила о Седрике, а он умирал у тебя на глазах. Ты, наверное, хочешь всё это забыть?

Гарри не ответил. Она правильно его поняла, но было бы чёрствостью с его стороны признаться в этом.

– Ты правда хороший учитель. – Чжоу улыбнулась сквозь слёзы. – До сих пор я никого не могла оглушить.

– Спасибо, – смущённо сказал он.

Они смотрели друг другу в глаза. Гарри сгорал от желания выскочить из комнаты, но ноги его приросли к полу. Чжоу показала на потолок над его головой.

– Омела.

– Да. – Во рту у него пересохло. – Но, наверное, кишит нарглами.

– Кто такие нарглы?

– Понятия не имею. – Чжоу подошла ближе. Он сам как будто был оглушён. – Лучше спроси Полоумну Лавгуд. В смысле – Полумну.

Чжоу издала странный звук – не то хихикнула, не то всхлипнула. Теперь она стояла совсем близко. Он мог пересчитать веснушки у неё на носу.

– Ты мне очень нравишься, Гарри.

Он не мог думать. Во всём теле странно покалывало, руки и ноги отнялись, мозг тоже бездействовал.

Она была слишком близко. Он видел каждую слезинку на её ресницах…

Получасом позже вернувшись в гостиную, он застал там Рона и Гермиону на лучших местах перед камином; почти все уже разошлись по спальням. Гермиона писала длиннющее письмо; исписана была половина свитка, конец которого свешивался со стола. Рон валялся на коврике и домучивал сочинение по трансфигурации.

– Ты чего там застрял? – спросил он, когда Гарри уселся в кресло рядом с Гермионой.

Гарри не ответил. Он был в шоке. Половина его жаждала поведать друзьям о том, что с ним произошло, другая половина желала унести эту тайну в могилу.

– Ты нездоров? – спросила Гермиона, глядя на него поверх своего пера.

Гарри неопределённо пожал плечами. По правде, он сам не понимал, здоров он или нет.

– В чём дело? – сказал Рон и приподнялся на локте, чтобы лучше его видеть. – Что случилось?

Гарри не знал, как к этому подступиться, да и не был уверен, что хочет рассказать. И как раз когда решил ничего не говорить, Гермиона сама взялась за дело.

– Это Чжоу? – деловито спросила она. – Она зацепила тебя после урока?

Ошеломлённый Гарри кивнул. Рон засмеялся было и сразу осёкся под взглядом Гермионы.

– Так… э-э… что ей надо? – спросил он с напускным равнодушием.

– Она… – вдруг осипнув, начал Гарри, потом откашлялся и начал снова. – Она…

– Целовались? – всё так же деловито спросила Гермиона.

Рон сел так порывисто, что чернильница покатилась по коврику. Не обратив на неё внимания, он алчно вперился в Гарри.

– Ну?

Гарри перевёл взгляд с его насмешливо-любопытного лица на сосредоточенную Гермиону и кивнул.

– ХА!

Рон ликующе вскинул кулак и разразился громовым хохотом, заставившим вздрогнуть двух робких второкурсников у окна. Глядя, как Рон катается по ковру, Гарри невольно расплылся в улыбке.

– Ну? – выговорил наконец Рон. – Как это было?

Гарри немного задумался и честно ответил:

– Сыро.

Рон отреагировал непонятным звуком, который мог означать и торжество, и отвращение.

– Потому что она плакала, – серьёзно объяснил Гарри.

– Ну? – Улыбка Рона притухла. – Так плохо целуешься?

– Не знаю. – Гарри эта мысль не приходила в голову, и он несколько встревожился. – Может быть.

– Да нет, конечно, – рассеянно сказала Гермиона, не отрываясь от письма.

– А ты-то почём знаешь? – с некоторой настороженностью спросил Рон.

– Потому что Чжоу теперь всё время плачет, – рассеянно сказала Гермиона, – и за едой, и в туалете, повсюду.

– Надо думать, поцелуи её немного развеселят, – ухмыльнулся Рон.

– Рон, – назидательно сказала Гермиона, погрузив перо в чернильницу. – Ты самое бесчувственное животное, с каким я имела несчастье познакомиться.

– Это что же такое? – вознегодовал Рон. – Кем надо быть, чтобы плакать, когда тебя целуют?