Возвращение с края ночи - Алексей Свиридов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Будто телевизор переключили с канала на канал при отключенном изображении — звуки долины сменились другими звуками.
И пошел быстрее.
В тумане было тревожно.
Но звуки, гулко отдававшиеся в нем, казались удивительно знакомыми. Будто шум машин на шоссе, ветер в кронах, шарканье ног. Но не то. И все же…
Симфония звуков родного мира?
И запах не прогоревшего в моторах бензина, сырости, рано пожухлой травы.
Что это там темнеет?
Неужели остановка троллейбуса?
Возможно, это и была остановка троллейбуса. А может, лошадь в тумане.
Воронков вдруг обнаружил, что посеял чудесные очки. И даже не представляет где и как.
Жалко.
Вот бы они сейчас пригодились.
Он сел на корточки и чуть не упал, оперся пальцами левой руки о мокрый асфальт.
Асфальт!
Прямо перед ним, поперек дороги змеилась трещина. Она выходила из тумана и уходила в туман. И было в ней, этой трещине на старом асфальте, тоже что-то родное.
Из тумана вышел Джой.
Голова Джоя.
Вся остальная собака угадывалась в свинцовом мороке только потому, что метрономом мотался хвост, создавая в тумане турбулентные потоки.
«Турбулентные потоки от собачьего хвоста в тумане, — подумал Сашка, — вот тема для диссертации по аэродинамике. С последующей Шнобелевской премией».
— Что скажешь, — все еще сидя на корточках, спросил у собачьей морды, торчащей из тумана, Сашка, — чеширский пес?
«Мы идем домой? Я чую дорогу домой!»
— Веди, псина. Я совсем нюх потерял. Ничего не чую.
И Джой повел. Да только далеко идти не пришлось. Не в количестве шагов было дело. В другом…
И вот уже перекресток, Развилка Миров, узелок на координатной сетке пространств, Корешок Книги Вселенных…
Странно? Да нисколько. Он уже чувствовал себя искушенным читателем, которого не удивишь оформлением переплета. И не такое видали.
Перед Сашкой — протяни руку и одновременно бесконечно далеко — родной город. Такой же вечер, как тот… Или тот же самый? Кто их разберет, вечера родного мира.
Сзади осталась хмарь тропы и все, дальнее и близкое, что она скрыла и показала…
Справа какие-то буйные джунгли. Оттуда доносятся подозрительные звуки — то ли воет на луну саблезубый тигр, то ли вымирающий динозавр задирает эволюционно прогрессивного примата.
Вот, правда, энтузиасты-исследователи доказали, что никаких саблезубых тигров не было. Да, да. Никакого, извольте видеть, «смилодон-фаталис». Это были обыкновенные коты-вампиры, уничтоженные начисто первобытными охотниками на вампиров первобытного братства Ван Хельсинга.
Сашка беззвучно хихикнул.
Слева не то саванна, не то тундра.
Нет не тундра. Холмы. Будто тундру кто-то взял за два угла, как одеяло, и встряхнул, пустив волной.
— Нет, брат, это еще не у нас дома, — вынужден был признать Сашка.
«Дом впереди, хозяин. Я чую!» — стоял на своем Джой.
Сашка понимал, что вроде бы сумел сорваться с крючка и, так уж получается, что сам, своей волей вернулся обратно. Но холмы и джунгли по сторонам знакомой дороги — это что?
Как отринуть окончательно эту чужбину, как пройти по лезвию, не свалившись ни вправо, ни влево?
Некоторое время он колебался.
Помогло сделать выбор событие, прежде, до всех приключений, показавшееся бы ему самым что ни на есть безумным. Но теперь воспринятое как нечто в порядке вещей.
Из джунглей выбежал и как-то сразу приблизился, словно попал в поле трансфокатора пропавший сменщик — Олег. Он был небрит, оборван и перепоясан патронташем. На шее у него болтался неизвестной системы автомат или даже скорее пистолет-пулемет. Похожий абрисом на знаменитый МП-38. Только помассивнее. И более сглаженных, зализанных очертаний, будто «машинен пистоль» сделал стойку, как борзая, подавшись вперед и вытянув дуло-морду.
И магазин коробчатый был у него скошен назад параллельно пистолетной рукоятке, и все обводы, в стиле автомобилей 50–60-х годов говорили об умозрительной, но захватывающей воображение, аэродинамике.
Большего рассмотреть не удалось, кроме того, что детали автомата сочетали черное воронение и серебристый хромистый металл. Этакий «шмайсер» (который не «шмайсер» вовсе, а «Фольмер-Эр-ма») в стиле «кадиллак».
Запало только то, что в поясе-патронташе у бедолаги были какие-то нестандартные патроны для дробовика: длинные и крупные — неопознанного калибра. Никакого отношения к Mashinen-modernpistol эти патроны не имели. А было бы интересно, из какой пушки такими пуляют. В сумеречных пучинах уставшего от всего необычайного воображения возник некий пистолет типа «Хаудах» — слоновый седельный. И почему-то непременно с серебряными чернеными орнаментами, с медальонами, изображающими сцены охоты на крупного зверя вроде зверозубого ящера.
Значительно позже Воронков осознал, что, вероятнее всего, образ пистолета был передан ему Олегом, которому этого оружия в тот момент острейше недоставало. Но тогда только удивился четкости возникшей картинки.
— По глазам! — выкрикнул Олег и дал короткую очередь по джунглям.
— Чего? — не понял Сашка.
Олег, продолжая отстреливаться от кого-то в джунглях, только безнадежно махнул рукой и пронесся мимо, после чего быстро скрылся в холмах.
Глаза у него совершенно безумные, лицо заострившееся, закопченное. Был он небрит и оборван.
Джой посмотрел на хозяина, будто хотел что-то сказать.
«Псих!» — как бы говорил его взгляд.
— У каждого свой путь, — философски заметил Сашка, решился и пошел вперед.
Откуда-то из дебрей эрудиции всплыло, что французы называют сумерки «временем между собакой и волком». И это тревожное определение как-то очень удачно отзывалось в сознании. Но с другой стороны, французы и любовь называют «маленькой смертью», и уснуть по-ихнему «немного умереть».
Воронков чувствовал себя возвращающимся с самого края ночи. Он побывал по чужую сторону ночи, дошел до самого ее края и теперь возвращался. Домой.
— Я вернулся, — сказал он, когда город обступил его со всех сторон.
Сказал и не испытал положенной радости.
Город был тот и не тот. Он был пропитан метастазами бреда. Заражен чужими реальностями.
Сашка брел по обычной своей дороге домой. Но тут и там видел проявления ЧУЖОГО влияния.
Все встреченные мужчины, между прочим, были в зеленых шляпах. И враждебно косились. На него, вообще не имевшего шляпы. Ни зеленой, никакой другой. Вместо голубей копошились какие-то твари, похожие на летучих мышей. Они были противны, нечистоплотны и беспардонны.
Облака в небе выстроились в паучью сеть. Солнце-паук засело в засаде и едва выглядывало из-за горизонта, надеясь дождаться и поймать Луну.
На улицах вместе с машинами, плывущими будто в воде, рикши, которые вялой трусцой катили, тоже как в воде, упираясь ногами в асфальт, какие-то большеколесые повозки, задрапированные черной кожей. Этакие мини-кэбы на человеческой тяге. Дома понизу поросли синим мхом.
Все виделось как сквозь толстое грязное стекло.
Однако Сашка все больше понимал, что это именно его — НАШ — мир и его город. Просто на него (Сашку или город, или и Сашку и город) наведен какой-то морок. Рассуждать такими категориями было уже просто и не требовало усилия. Не понимая механизмов необъяснимого, которое было постоянно рядом, Сашка приноровился чувствовать в нем, необъяснимом, внутреннюю логику.
«Роман — это зеркало, которое человек несет всю свою жизнь, — говорил Стендаль. — И винить надо не зеркало, а смотрителя дорог». Эдакий гибрид поговорки о зеркале и кривой роже и присловья о стрелочнике, который, само собой, всегда виноват.
— Смотритель дорог, — пробормотал Сашка, — что-то такое ему говорили, не то Альба, не то ганфайтер, не то нарвал-философ, а может, никто не говорил и не намекал, но подразумевал, а Сашка почувствовал.
Да, но все это vanitas vanitatum, суета сует, по Экклезиасту. Вся жизнь — игра, а игра имеет двойственный характер: у англичан это, так называемая play и game. Первая предполагает игру детей, а вторая — игру по правилам.
И смотритель дорог — в данной конкретной игре — кто-то вроде рефери, который над схваткой по определению, но может влиять. Может подсуживать. А может, если это не совсем честный рефери, и поменять по ходу игры правила.
Но и для того чтобы менять правила, нужно придерживаться неких правил над правилами. Так, чтобы комитет по организации игры не надумал сменить рефери, который уж слишком нагло ведет себя. Сашка понимал, что это его город, значит, гипотетический «смотритель дорог» мог только замаскировать его. Только туману напустить. Но не изменить по настоящему. И видимые изменения обратимы. А что изменилось по-настоящему? Что можно было изменить так, чтобы Сашка видел свой мир и не узнавал его?
Условия перехода из одного мира в другой. Гадский стрелочник испортил стрелку! Вот что. В таком случае Сашка должен переключить стрелку вручную. Дожать, докончить переход.