Возвращение с края ночи - Алексей Свиридов

Извольте видеть, господа гусары, — отмокает в горячей воде, напустив в нее аккурат и морской соли, и пены одновременно, покоритель иных миров и измерений, отважный первопроходец и где-то даже проходимец, натянувший нос времени и пространству. Даже чуть задремал.

И в полудреме подумалось Сашке, что со временем и пространством у него получилось не очень хорошо. Ведь он ломанулся на тропу эту, Альбой показанную, для того, чтобы путь срезать и время выиграть, уходя от погони. И время, судя по несходству показаний часов, действительно срезал. Да еще как! Трое с гаком суток уложил в отрицательную величину. А вот путь сократить — не вышло. Отмахал изрядно.

Старик Эйнштейн подкрался незаметно… Применяется ли к путешествию по иным мирам принцип рычага? Наверное, только для неопытных путешественников. Потому что Альба играючи сокращала и время и пространство, действительно экономя, но не теряя и то и другое.

«В другой раз буду проворнее, — подумал Сашка и даже чуть не подпрыгнул, — нет уж! Не нужно мне другого раза!»

Но напряжение понемногу отпускало.

Начались какие-то «маниловские мечтания» о путешествиях по иным мирам, но только непременно уютным, как та зачарованная изумрудная долина. Вот куда бы на пикничок…

Или поохотиться в том лесу, реликтовом, на панцирноголовую тварь — крокодила-летягу, как бишь его? Тахорг? Нет… Грунарг — засадный, блин, хищник. Рыжего еще позвать, то-то порадуется. И череп потом повесить в коридоре. И бросить так небрежно Ленке, когда она появится: «А, это-то? Это скальный грунарг. Засадный, понимаешь, хищник. Вымирающий вид! Вон видишь, сапоги стоят? Думаешь, крокодил? Фиг вам. Из кожи этого самого»…

И от этих героических мыслей начала сниться какая-то эротическая фантазия.

Ленка пришла и ходила по разоренной квартире голая.

И говорила с укоризной, перешагивая через содранный линолеум и обломки мебели:

— Ну не стыдно тебе даму в таком разоре принимать? За кого ты меня принимаешь? Я, конечно, принимаю тебя таким, как есть. Но это же не повод… Это неприемлемо.

И была почему-то в галошах на босую ногу и в косынке на шее. И все время вплетала в каждую фразу «принимать» в самых неожиданных сочетаниях.

И радио пело голосом солиста ансамбля краснознаменной свистопляски под управлением Александрова:

Он дошел до края ночиИ вернулся между прочим!

Пелось это героически, протяжно и бесчувственно одновременно.

А Сашка ходил за Ленкой, весь в пене из ванной, и пытался вставить про череп панцирноголового трофея в коридоре и про то, что вот, слышишь, песня-то про меня, между прочим.

А Ленка вдруг разревелась, закрыв лицо руками и вздрагивая загорелыми лопатками, чего за ней, веселой и разбитной, никогда не водилось.

И говорила сквозь всхлипывания:

— Проснись! Ну куда это годится! Пригласил девушку, а сам… А сам… Проснись!

И Сашка проснулся.

Перед глазами стояли эти вздрагивающие загорелые лопатки. И подумалось, что у Альбы лопатки небось белые-белые… Да! И еще с крылышками. Не спина, а прямо «Олвейз — суперплюс»…

И сон не отпускал. Чувствуя, что уже не спит, Сашка никак не мог разомкнуть веки.

Но боролся и одолел. И первое, что увидел — здоровенный пузырь шампуня. Точнее, пены для ванн. И на нем этикетка с девицей приторно чистой, как полагается, и улыбающейся.

И вдруг улыбка с ожившего лица сползла и брови, сделавшиеся белесыми, а там и белыми, начали сходиться.

— Проснись! — строго сказала она — Альба на этикетке.

И Сашка проснулся вновь и окончательно.

— С возвращением, — сказала Альба и вздохнула.

— Приветик, — сказал Сашка и потянулся за «Мангустом».

— Оставь, — поморщилась белая демонесса. — Сам знаешь, что если бы опасность тебе грозила, то пистолет был бы уже у тебя в руке.

— Слабенький аргумент, — неуверенно ответил Вороненок, но брать оружие не стал. — Чего тебе от меня надо?

— Да все того же. Мне, кстати, можно войти? Могу прямо в ванну к тебе, — и она оскалила свои мелкие острые зубки в улыбке.

— Нет уж, сиди там, — усмехнулся Вороненок, — я на это не повелся, еще когда тебя человеком считал. А уж теперь-то и подавно.

«Наверное, эти демоны невоздержанны сексуально, потому что»… — начал думать он, но демонесса не дала закончить.

— Но о деле при этом не забываем, — сказала он так, будто идея с невоздержанностью ее задела.

— Тогда и давай о деле.

— О деле… — вздохнула она вновь, — наверное, ты сам понял, насколько все серьезно. И то, что тебя в покое не оставят, если только не загонят в какую-нибудь дыру, откуда у тебя не будет хода.

— Мир, поставленный «в игнор»?

— Или гибнущий мир, или мир, где ты сам захотел бы остаться, но откуда не сможешь ни на что повлиять, — продолжила она. — Может быть, бросишь это дело? Полно тебе кобениться. Мы-то знаем, как использовать твою пушку. И что из этого получится. А ты применяешь предмет силы беспорядочно и бестолково. Видеть больно.

— Предмет чего?

— Предмет силы. Нестрогий, расхожий термин. По терминологии ЧеКа.

— ЧеКа? Чрезвычайной комиссии?

— Да нет, — раздраженно поморщилась Альба, — читательского клуба.

— Какого клуба?

— Неважно это! — взвизгнула альбиноска. — Ты уже наворотил дел! И можешь создать еще столько ненужных никому проблем, что последствия невозможно предвидеть. Да пойми же, мы СВЕТЛЫЕ. Мы способны использовать предмет силы для дела СВЕТА. А ты… А ты… — и вдруг прервала себя, — можно я все же войду? Трудно быть этикеткой.

— А меня ты в таком виде устраиваешь.

— Ты по-прежнему мне не доверяешь.

— А с чего бы мне тебе доверять?

— Ну хорошо. — Она, похоже, теряла терпение. — Чего ты сам добиваешься?

— Оставьте меня в покое, и все.

— Неправда, — она мотнула головой, от чего белоснежные волосы выпрыгнули из этикетки и метнулись перед пузырьком в воздухе, — этого ты, может, и хотел в самом начале. Но не теперь.

— Я хочу потрясти это дерево и увидеть, что свалится вниз! — выпалил Сашка, криво усмехнувшись.

— Я так и знала, — поморщилась Альба, — ты почувствовал свой интерес в этом деле. И хочешь остаться при предмете силы. Но это не так просто. Ты даже не представляешь, как это не просто.

— Почему вам обязательно нужно вмешиваться?! — Сашка шлепнул по пенной воде ладонью, и Альба вынуждена была провалиться внутрь пузырька шампуня, увертываясь от пенного шлепка, — на кой хрен вам непременно нужно все переделывать по вашему собственному разумению? Вы, что ли, самые умные?

Но Альба язвительности не оценила.

— Надеешься разобраться и воспользоваться предметом силы сам? — продолжала она гнуть свое.

— Допустим, хотя это и не так, — сказал Воронков.

— Это не менее трудно, наивное ты существо, чем создать теорию относительности, построить машину времени, — она мучительно подбирала сравнение, но ей все примеры явно казались слишком простыми, — доказать теорему сопряжения топологии узлов в сети миров.

— Опаньки… — не удержался Вороненок.

— Для того чтобы разобраться во всем самому, тебе нужно наверстать целые эпохи опыта и культуры, миновать стадии развития цивилизаций…

— В наших школах, — нашелся Воронков, — за десять лет изучают математический аппарат, созданный за три тысячелетия. Не в курсе? И это на фоне других дисциплин, не менее сложных и древних.

Альба явно опешила от такого заявления. То ли была и вправду не в курсе и поразилась, то ли ее сразила наглость собеседника. Во всяком случае, продукт продвинутой культуры СВЕТА выпучил глаза и тряхнул белоснежными волосами, как бы сгоняя наваждение.

Эффект был настолько неожиданным, что сам Сашка почувствовал себя не в своей тарелке. Может, он несусветицу какую сморозил, а может, и вправду тайну могущества людей приоткрыл для представителя иного мира.

Хотя какое, к чертям собачьим, могущество?

Альба между тем оклемалась и оседлала своего конька вновь.

— Ну послушай же ты меня. Хотя бы теперь, может быть, в последний раз. Попытайся понять и поверить. Время для игр прошло. Время для лжи прошло! Слишком мало его осталось до точки невозврата. Ты ведь и сам уже многое понял. Только не хочешь себе в этом признаться.

— Сатана всегда приходит, как ангел света, — заметил Воронков между прочим.

— Ну, зачем тебе это все? Твой выбор, как вы говорите, ни в какие ворота не лезет! Как вообще тут можно еще выбирать? На одной стороне, только руку протяни, исполнение любых желаний. Счастливая, интересная и долгая, очень долгая жизнь. На другой, и это абсолютно неизбежно, в покое тебя никто не оставит, жизнь если и содержательная, то очень короткая. Очень! Счет пошел на часы! И до самого конца страх и боль будут твоими спутниками.