Александр Македонский и Таис. Верность прекрасной гетеры - Ольга Эрлер

— Вот это новости! А я считал, что мой незримый образ всегда в твоем сердце, — пошутил Александр вопреки ее патетике, но потом прибавил другим тоном: — Ну, иди ко мне. Давай мы вместе возьмем тебя в руки.

— Я отвратительна, я мучаю тебя, ты ненавидишь меня…

— Нет, нет и нет, — лукаво ответил Александр.

— Хоть бы ты плохим со мной был, что ли! Чтобы я на тебя за что-то злилась! — воскликнула Таис.

— Давай я тебя зло укушу за нос.

Таис рассмеялась сквозь слезы, тяжко вздохнула и крепко обняла его.

— Я мучаю тебя…

— Да, мучай! — позволил Александр, и Таис опять рассмеялась. — Ну, видишь, какая ты умница, ты сама успокоилась.

— Как я ненавижу себя за эти вечные слезы!

— А я — нет! — беспечно отозвался Александр. — Я люблю тебя всю и каждую слезинку в том числе. — Он улыбнулся. — А что касается «не могу», я тоже часто «не могу», но приходится через «не могу» и получается «еще как могу!» Потому что мы действительно можем гораздо больше, чем предполагаем. И потом, надо уметь себя настроить — например, заменить неприятное «я должен» на приятное «я хочу». А где есть воля, там всегда найдется путь. Посмотри на жизнь моими глазами и скажи, что ты видишь?

— Армия, война, снабжение, сражения, неизвестность, — упавшим голосом сказала Таис.

— Все так, кроме неизвестности. Мне известно, что все будет по-моему. Но факт остается фактом — впереди наиболее дикие народы и земли, а значит, новые задачи и новые решения.

— Новая игра, как ты говоришь…

— Новая игра звучит лучше, чем новые трудности, — быстро вставил он, — и мне надо иметь ясную голову и хладную кровь, а для этого я не должен о тебе беспокоиться. И ты, пожалуйста, помоги мне в этом — слушайся меня и не сопротивляйся.

— … будь умницей.

— Да. Ты помнишь наш разговор в Эфесе? — неожиданно спросил царь.

— Про твои любимые запахи?

Тут Александр расхохотался от души и надолго.

— Про цели моей жизни! — Он сокрушенно покачал головой. — Ай-яй-яй, девочка моя сладкая. Девочка, она и есть девочка! Что мне с тобой делать?

Так она осталась в обозе, а он — ее любимый, неистовый, неукротимый, как буря, герой ушел, ушел, ушел. Где он? Как он? Знать бы, что все хорошо. Поберегите его, боги!

Геро, ходившая к начальнику сопровождения узнать, есть ли почта и новости, вернулась к ужину ни с чем и на вопрос Таис, как она думает, почему Афродита мучила Психею, прагматично заметила: «Бабкой не хотела становиться».

Сегодня почты и новостей опять не было. А последние новости десятидневной давности были плохи. Сатрап Арии Сатирбазан, после того как бросился в ноги Александра, был оставлен на своем посту. Но едва македонцы отошли, он устроил резню среди приданых ему фессалийцев и провозгласил всеобщее восстание. Такие черные овцы очень вредили усилиям Александра примирить эллинов с персами. Поступок подлого арийца стал для македонцев лишним подтверждением того, что варварам нельзя доверять.

Таис понимала Александра. Огромную империю не удержать в повиновении лишь с помощью силы и страха. Число греков и македонцев было ничтожным по сравнению с миллионами персов, индийцев, парфян, арийцев и других народов империи! Но она также понимала, что людей, привыкших относиться к варварам как к врагам, невозможно переубедить в этом так просто и скоро. Она сама спокойно относилась к тому, что персов можно было встретить повсюду. Они бросались в глаза своими роскошными яркими одеяниями: их священные огни повсюду горели на алтарях, их имена уже не резали слух. Но для многих македонцев, особенно пожилых, служивших еще Филиппу, неприятно было видеть, что вход в шатер Александра охранялся персами, что сам царь все чаще одевался на персидский манер, благо хоть не в эти ужасные штаны, что персы сидят с Александром за одним столом, по-рабски падают перед ним ниц — невыносимое зрелище! Недовольство не выказывалось пока открыто, но оно имело место. Таис была в этом уверена. Македонцы осуждали царя за «забвение» своего происхождения и незаслуженные милости к покоренным народам. А покоренные народы, несмотря на милости, все равно видели в нем захватчика, чужака. Как угодить всем? Как найти приемлемое для обеих сторон равновесие?

Геро на правах «хозяина» дома ходила за покупками: купила свежую кровяную колбасу и белый хлеб. У них еще были запасы нового, но пришедшегося по вкусу кушанья с Гирканского моря — черной рыбьей икры, которую они ели с маслом и белым хлебом, запивая кикеоном — вином, приправленным медом. Вернее, запивала Таис, а Геро, как истинная спартанка, не пила вина совсем.

— Завтра поем черной похлебки, — сказала Геро, — надоела мне эта сухомятка… Все рис да хлеб.

— Неплохой хлеб. Конечно, это тебе не финикийский (считался лучшим) и даже не беотийский, но вполне… — миролюбиво отметила сытая Таис.

— Это из пекарни Главка. Рыночные инспекторы проверяли качество помола и выпечки и признали его пекарню лучшей. Он теперь всем хвастается и показывает грамоту.

— Ах, мне надо завтра выбраться в люди: разбила свой кратер, хочу понести осколки в мастерскую Стратона, чтобы сделал такую же.

— Нехорошо держать разбитое в хозяйстве, — недовольно заметила Геро и поплевала себе за пазуху.

— Я уж сделала все отвращающие действия, — Таис обернулась к статуэтке Афины Паллады, которая хранила ее «дом». Это была копия знаменитой фидиевской «Афины Ламнии» с Парфенона, которую Таис особенно любила. — Так хочется помолиться не у домашнего алтаря, а в настоящем храме.

— Александр же приказал строить Александрию Арийскую. Пока мы туда доползем, наверняка ее уже и построят со всеми храмами, гимнасием, театром, агорой и акрополем.

— Да уж с акрополя[32] начнут, что ты его в последнюю очередь назвала, — заметила Таис.

— Да, конечно, прежде всего защита. На дружелюбие местных жителей уповать не приходится. — Геро опять подумала о предательстве перса. — Сатирбазан, сатир-базар, сортир-базан, как там его звали?

Несмотря на грустный повод, подруги долго смеялись над таким именем.

— Да, ты права, пока мы доползем, там будет все готово, — новый эллинский город, кусочек прекрасной цветущей родины, — вернулась Таис к теме.

— Насчет цветущей, я сомневаюсь… Песок да камень кругом.

— Да, тут хоть степи, а там, Птолемей писал, вообще одни солончаки, голо, ветрено, в Дрангиане, где они сейчас.

— Хотя, милая подруга, ты не станешь спорить с тем, как бы охотно мы очутились там сейчас, в этих солончаках.

— О, да! — улыбнулась Таис мечтательно.

Они вздохнули и подумали каждая о своем… и об одном и том же: